В языках пламени

Огненные блики танцевали в ее волосах, и платье в подпалинах развевалось в стремящихся в небо потоках горячего воздуха. Она улыбалась, и в ее глазах он видел те же безумные искры, что со смехом рвались из его груди. Они сделали это. Они уничтожили этот мир. * Он открывает глаза. Отключает будильник, первым делом сгребает с прикроватной тумбочки палетки таблеток, по одной выдавливает их на ладонь и запивает оставшимся в банке выдохшимся энергетиком. На телефоне три пропущенных, все от Купера. В смс-сообщениях стандартное: «Где тебя носит?!», на которое отвечать смысла уже нет. Отчитается позже. Одеваясь, чувствует на спине ее пронзительный взгляд. Спрятавшись под одеялом, она наблюдает за ним, ничем не показывая того, что тоже проснулась. Прислушавшись, он улавливает лишь ее тихое размеренное дыхание и понимает, что не помнит, когда она пришла к нему ночью. Возможно, он к тому времени уже спал. – Знаешь, ты ужасный парень, – наконец говорит она, когда он заканчивает сборы и останавливается перед зеркалом, раздумывая, стоит ли сбрить трехдневную щетину, или же поторопиться в Управление, чтобы выслушать Купера. – Приходишь, уходишь, молчишь, – продолжает она, не высовываясь из-под одеяла. Он видит лишь блеск ее глаз и кончики пальцев, которыми она держится за край небольшого отверстия. – Хочешь расстаться, Хэйз? – спрашивает он, остановившись в проходе. – Оставлю тебе ключи. Как соберешься, кинь их в почтовый ящик. Хэйзел молча накрывается одеялом. Закрывая дверь, он слышит ее плач, но не может сказать, что чувствует. Кажется, ничего. Девушка из видения совсем на нее не похожа. * Его горячая ладонь нежно сжала ее хрупкие пальцы, и она заливисто засмеялась в ответ. Жар пробрал до костей, разрывая легкие, сжигал изнутри. Подол ее платья вздымался и опадал, и легкий батист тлел, касаясь танцующих вокруг языков пламени. За их спинами огненными потоками лавы разливался вулкан, превращая все вокруг в горящие угли. Здесь они были одни. Больше никого не осталось. * Он открывает глаза, тяжело потягивается, потирает затекшую спину и оглядывается на сидящего рядом агента. На пол падает мокрое полотенце. Купер строчит что-то в бумагах, совершенно не обращая на него внимания. Наклонившись, он подбирает тряпку с пола, в глазах все плывет, а уши закладывает. Собственно, как и всегда. Купер поднимает на него взгляд, поставив в документе точку. Молча провожает взглядом, когда он поднимается с неудобного стула и подходит к раковине, спрятавшейся в дальнем углу кабинета. Ополаскивает лицо, долго моргает, пытаясь побороть жжение, но оставляет попытки и возвращается на выделенное ему место. – Ты хреновый агент, Варга, – тут же выдает ему Купер, откинувшись на спинку своего кресла и сложив руки на груди. Он трет глаза и покорно кивает, соглашаясь с претензиями. – Не отчитываешься, выполняешь какие-то левые миссии, пропадаешь, потом появляешься вот в таком вот состоянии, – перечисляет Купер, раздраженно постукивая носком ботинка по ножке стола. – Таблетки принял сегодня? – Принял, – голос хрипит, и горло почему-то дерет. С каждым разом он погружается все глубже, подчас забывая, где реальность, а где простые видения. То, что он видит, затягивает, как омут, и выбираться каждый раз все тяжелее. – Приступы становятся чаще, – Купер вздыхает и, порывшись в бумагах, достает исписанный разными почерками лист. – Тебе лучше отправиться в Франкфуртский Институт. Будет лучше, если ты пройдешь там обследование и… – Я не могу отказаться от регулярных миссий, – отвечает он, но агент останавливает его жестом. Получив бумагу, он перечитывает ее дважды, едва ли понимая смысл написанного. Разные почерки, вписывающие анализы магического фона по разным показателям, обобщают одно – его способности начинают выходить из-под контроля. * Грохот с затянутых черным облаков предвещает начало конца. Они кружились в танце, последнем танце бренного мира, что поклялись уничтожить, и сами запачкали руки. Она создавала машины, что разрушали все на своем пути, а он, верный солдат на ее службе, защищал ее, предупреждал угрозы и делал то, что должен был, чтобы мир из видений обрел реальность. И он весь в крови, чужой, засохшей, коркой покрывшей кожу и въевшейся в одежду. Это что-то внутри него – темное, глубокое, затянувшее его в свой омут. Перелившись через край, разлившееся мутными потоками, затопившее все вокруг. Еще немного, и он не сможет дышать, задохнется, захлебнувшись собственной чернотой. Канет в безумие, что отражается в ее светлых глазах. Ее тонкие губы, покрытые кровью вместо помады, сложились в последнюю фразу, позвали, поманили за собой. «Идем». И он поддался, послушно перенял ее наслаждение, кружась в танце, в котором ведут оба. Никто больше не вспомнит, кто из них открыл ящик Пандоры, создав новое солнце, пролившееся на землю огненным дождем. Разбудившее вулканы и испарившее моря. Кто первым поддался безумию – он или все же она? За спинами разливался горящий вулкан, один из сотен, проснувшихся по всему земному шару. Волосы шевелил раскаленный циклон, и крохотную каменную платформу, за которую цепляется корнями погибшее белое дерево, посыпал пепел. Шаг, еще один, поворот, и лавовый поток, опалив обувь и ступни, вновь остался позади. Они танцевали в языках пламени, ожидая, когда огненная волна поглотит их так же, как и все вокруг. Утопая в лаве, он не чувствовал боли. Лишь удовольствие – искажаемое безумием восприятие подкидывало чудесные картины. И он отдался огню, как уже отдался безумию, как доверился ей и пообещал быть с ней до самого конца. И она улыбнулась в ответ, пока ее платье и кожу пожирал огонь. Миг или вечность? Уже не важно, и белое высохшее дерево осталось одно на утесе. * Он открывает глаза. Кожа на руках саднит, он тянется ко внутреннему карману, чтобы достать таблетки и поскорее их принять, но не находит их. Кажется, сборы проходили в спешке, он забыл про то, что препараты имеют свойство кончаться, и не купил еще перед долгим перелетом. А теперь придется справляться с мигренью своими силами. В горле першит, он все еще чувствует горящий воздух, что наполняет легкие, и жар, что пробирает до самых костей. В голове набатом бьет пронизывающая боль, раз за разом всплывает из небытия и исчезает так же внезапно, как и появилась, размывая мысли и смешивая их воедино. Соединяя видения и реальность в коктейль из нечитаемого восприятия существующего. Невозможно разделить, как невозможно и понять, что было на самом деле. Чтение картин будущего – это дар свыше, но это и проклятие, что медленно сводит с ума. – Простите, Питер? Я принесла воды, – девушка со светлыми глазами появляется перед ним. Сжигаемая пламенем здесь и сейчас, и в то же время реальная и живая, в белом лабораторном халате. Она опускается на корточки перед его стулом, положив папку себе на колени, протягивает ему стакан воды. – Вы внезапно потеряли сознание, – тихо говорит она, когда он большими глотками осушает стакан, все еще чувствуя жжение в груди. В ее глазах он видит огонь молодого исследователя, интерес, который не удовлетворить так просто. Она улыбается, зная, что он внимательно наблюдает за ней из-под полуприкрытых век. – Знаете, вы удивительны! Скажите, сколько вариантов будущего вы видите одновременно. – Только один, – отвечает он и наклоняется к ней. На ее левой щеке еще нет того кривого шрама, и в волосах не играют огненные блики, но это и правда она. – Я будто знаю тебя всю жизнь, Пе́тра… Раньше, чем его внутреннее «я» успевает разделить реальность и видения, он порывисто целует ее. Не давая отстраниться, не давая выбора вовсе, стараясь передать ей как можно больше отрывков ложной памяти через эту связь. Это она. Этим все сказано. – Питер… – ее удивление и испуг сменяются мягкой улыбкой. Будто эта их встреча далеко не первая. Будто они действительно провели вместе ту вечность, что он видел, и встретили общий конец. – Ты дал мне обещание, помнишь? – тихо спрашивает она, пересаживаясь к нему на колени. Чаша собственных чувств в его груди заполняется, еще немного, и она перельется через край. У них еще есть время, и он прижимает ее к себе, словно боясь потерять. Зная, что до конца будет с ней вместе. * Он закрывает глаза. Даже если закрыть их руками, ничего не изменится: он уже не понимает, что происходит. Ему нужно решить, выбрать путь, повернуть историю так, как должно. На стороне реальности Купер. Лучший друг, начальник управления и тот, кто никогда не ошибается. Всегда ищет справедливость и желает, чтобы везде царил мир и покой, не важно, какими жертвами. В его руке револьвер с единственной пулей, который Купер отдает ему, Варге, предлагая радикальные методы. Отринуть чувства, эмоции; забыть о том, что внутри горит всепожирающий огонь безумия. Хоть раз довериться здравому смыслу, а не видениям, пойти по пути собственного выбора, задвинув мысль о том, что «так должно быть» в дальний уголок разума. На стороне уничтожения мира – лучшей версии сценария, из тех, что он видел в разрозненных картинках, она. Петра Корса, девушка, которую он искал так долго, что утонул в своей силе, как в омуте, дал ей завладеть своим разумом и погрузить в пучину безумия. Та, кому он поклялся в верности, и теперь не может взять слова назад. Чаша уже переполнена и готова разлиться. Револьвер в руке холодит кожу, возвращая рассудок, и он стоит между двумя огнями, в той точке, где кончится мир. Где безумие первым захватит его, и он сам уничтожит то, что нужно было спасти. То, для чего он получил эту силу. Туман в голове бередит поверхность чаши. Исходит из нее, стелется по мыслям, не давая прийти в себя, очнуться от всего этого хаоса. Дуло упирается в его висок. Это решит абсолютно всё – мир, которого желает Купер, будет спасен, и Петра никогда не утонет в безумии вместе с ним. Вот только… уже поздно. Он больше не может умереть. Оно все же перелилось через край. – Ты же говорил, что мы будем вместе! – в ее глазах слезы, а голос дрожит из-за страха. Из-за надежд, которые были разорваны в клочья. Из-за безграничного доверия, которое было вдавлено в грязь. И из-за дула пистолета, которое упирается в ее лоб. – Ты говорил, что мы вместе уничтожим мир! – Так было в видении, – его голос становится тише, мягче, но даже в глазах Купера он видит ту же боль. Жмет на курок с улыбкой, которую всегда дарил ей, когда они были вместе. – Но, знаешь, Петра, я сделаю это один. – Ты говорил, что спасешь человечество, – тихо говорит Купер, отворачиваясь. – Говорил, что сила дана тебе, чтобы направить мир на верный путь. – Ты сам прекрасно знаешь это, Уильям, – он подходит и поднимает руки, зная, что у Купера всегда есть запасной пистолет. – Ты знаешь, что случается с такими, как я. Ты мог убить меня сотни раз, но всегда находил способ вернуть. – Теперь уже поздно… – Да, теперь поздно.