Тяжёлый свет глинтвейна

Нёхиси радуется. В первый раз на моей памяти он даже не пытается притворяться, что выиграл у меня партию в длинные нарды каким-то нечестным способом. Нёхиси довольно быстро учится всяким жизненным приёмам, как я подметил: раз всемогущество ограничено, то наблюдай за людьми и учись жить, как они. Вот мой друг и научился жульничать в наших играх на погоду. Но сегодня я сам виноват в своём позорном проигрыше: упустил хорошую комбинацию. Длинные нарды — не покер, тут не сблефуешь, если у тебя невыгодная комбинация. Работаем с тем, что есть, только и всего. Потому Вильнюс накрывает влажная и мокрая зима, хлопья снега заметают вечерние улицы, а кафе Тони в очередной раз оказывается во дворе на улице Бокшто. Будь моя воля, оно бы и дальше там стояло, но после того, как Тони заключил свой шаманский (по утверждению Стефана) контракт со Старшей Бездной Эной, любимое всеми наваждение класса эль-восемнадцать пошло в пляс по Вильнюсу. Буквально — обнаруживается где придётся. И то место, где оно окажется в следующий раз, предсказать невозможно. Даже нам. Но тут внезапно за стойку Тони проходят двое интересных молодых людей — я таких за версту чую. На постоянных клиентов они явно не тянули. — Вы можете вполне здесь существовать... Или предпочтёте сохранить инкогнито? — спрашивает у своего товарища высокий юноша с каштановыми волосами до плеч, одетый по погоде. Внешность у него такая, что не удивишься: типичный литовец, таких в столице встретить — раз плюнуть. И только по ярко-зелёным глазам можно подумать, что с ними что-то не так — но чётко оформить свою мысль не представляется возможным: язык отнимается при любой попытке описать взгляд, который они излучали. Его спутник, как я успел заметить, ростом пониже. Тёмно-каштановые волосы, почти чёрные, слегка слиплись от мокрого снега, а очки в прямоугольной оправе запотели от тепла. Аккуратно достав изящную салфетку, молодой человек тщательно протирает инструменты видения. Хотя я подметил, что они ему ни к чему, зрение у этого парня отличное — всем нам фору даст. Просто нравится носить их, и всё. Взгляд тёмно-фиолетовых глаз такой же неописуемый, как и у его друга. Наконец, водрузив очки на место, он отвечает: — Не стоит, Торис. Мне нечего скрывать. Господа, я слышал от своего друга, что ваше кафе — лучшее в Вильнюсе. — Ну, слухи не просто так ходят, — не теряется Тони. — Вам просто нужно попробовать для начала Немилосердный суп и глинтвейн. А там уж как пойдёт... Эй, Иоганн-Георг! Я же вижу, что ты не спишь. С тебя — кофе, на всех. А я и рад внезапному дежурству у плиты. Но случая съехидничать не упускаю: — Так бы и сказал, что устал, а до прихода Эны ещё несколько часов. Нёхиси в облике рыжего кота неодобрительно чихает. Дескать, что это на тебя нашло? Но я продолжаю крутить свою шарманку: — Коты, как известно, кофе не пьют. Так что прими какой-нибудь другой, более подходящий для распития моей ужасной кофейной бездны вид. Я знаю, ты можешь. — И все у вас тут так превращаются? — говорит гость в очках после порции Немилосердного супа и белого глинтвейна, отметив при этом, что качество еды и напитка на должном уровне. — Так принято или же это какая-то местная традиция? — О, не беспокойтесь, пан Эдельштайн, — берёт слово его зеленоглазый спутник. — Можно считать, что тут действительно так принято, но превращаются далеко не все и не всегда. Только те, кому это по силам. Тони, кстати, Маяк сегодня почему-то особенно сильно горит. Неужели из-за метели? — Конечно. Мы в этот раз расстарались. Только вот холода какие-то непривычные, словно находишься высоко в горах, и дышать почему-то трудновато. — А, значит, не у одного меня так, — говорит Торис. — Почему-то я это тоже ощущаю. — И обращается к своему спутнику: — А вы, Родерих? Тот пожимает плечами, ставит на стол кружку с остатками глинтвейна и говорит: — Мне, как ни странно, в привычку такая погода. Как будто я никуда из дома не уезжал, честное австрийское слово. — Так вы — австриец? — не удерживаюсь я, разливая кофе по чашкам. Кофе, впрочем, и не подумал проливаться куда-то мимо. Это он большой молодец, нам всем повезло. — Конечно. Я настолько же австриец, насколько мой приятель — литовец, — поясняет Родерих. — Мы — воплощения стран. Кафе затихает. Все настолько ошарашены этой новостью, что аж прекращают жевать и заниматься своими делами. Первым, правда, приходит в себя Тони, подхватив тему разговора: — Вы оказываете нам большую честь, пан Родерих. Сколько лет уже работаем, но воплощения стран к нам ещё не заходили. Но теперь можно и это записать в достижения. — Вполне можно, — на губах австрийца проступает лёгкая улыбка. — Если хотите, могу вам диплом от руки написать. А то ещё не поверите. Правда, Торис? — Ну, если вы не сильно торопитесь, — слегка смешивается литовец. — Я знаю, конечно, что у вас в стране люди помешаны на титулах и традициях. — И это повод завести новую, — мурлычет Нёхиси. — Иоганн-Георг, не смотри на меня так, мне просто пока теплее в этой шкуре! — А вот мне — не очень, — раздаётся с порога хорошо знакомый голос Стефана. — Что за фигню вы устроили в городе? Маяк светит — чуть ли не в космос, холодрыга как в Австрийских Альпах... Тони, если ты нам не выдашь порцию глинтвейна, то я не знаю, что и придумать? Штраф, что ли? Ай, неважно. Сами себя в такую погоду штрафуйте. Ого! Старые знакомые. Ну, кажется, теперь я понимаю, у кого Нёхиси такой адский холод прикарманил. Хэрр Родерих, я, конечно, понимаю вашу тоску по горам, но нельзя ли как-то обороты сбавить? У нас всё-таки население понежнее будет, наши люди к таким суровым условиям не очень приучены. Австриец вручает золотой диплом Тони, успевшему выставить глинтвейн для начальника Граничной полиции, устроившегося удобно в своём любимом кресле, и заявляет: — О, прошу прощения, что невольно доставил вам столько хлопот. Ваш друг, который сейчас рыжий кот, настолько истосковался по холоду, что я не мог ему не помочь. Вот и одолжил. Я искренне сожалею, что не подумал о последствиях такой просьбы. — Даже не представляю, под какие страшные проценты ты его там взял в долг, Нёхиси! — возмущённо ору я с потолка, заставляя вздрогнуть чуть ли не всех посетителей кафе. — Знал бы, что так будет, ни за что бы тебе не уступал. — Азартные игры на погоду в Вильнюсе? — ласково осведомляется Торис. — Интересные тут дела творятся. Похоже, нужно чаще сюда приезжать. Но для начала предлагаю всем выпить кофе. Мой кофе расходится по чашкам. Судя по виду австрийца — даже он доволен. А Тони, тем временем, уже начинает снова варить глинтвейн, причём двух видов — и на белом, и на красном вине. Но при этом у Смотрителя такой вид, что становится ясно — Тони явно что-то придумал. Как только обе кастрюли доходят до нужной кондиции, он объявляет: — Господа, я предлагаю всем взять по глинтвейну, одеться потеплее и выйти на крышу здания. Перед тем, как сделать глоток, показать свои напитки свету Маяка. А уже потом выпить за здоровье Вильнюса. Надо ли говорить, что все мы так и поступили? А Нёхиси до того понравился глинтвейн, что он делает его разноцветным, а кружки — бездонными. Правда, меня он всё-таки пощадил, поскольку слишком хорошо знает, что мне бездонные сосуды с напитками противопоказаны. Мы пьём разноцветный переливающийся глинтвейн, болтаем и глядим на свет Маяка. И постепенно жестокий холод Австрийских Альп начал уходить, сменившись обычной мокрой виленской зимой. Но тёплой. А это только и важно. Ах да, теперь ещё у нашего заведения есть персональная рекомендация от Австрии — Тони уже предвкушает появление австрийских туристов, поэтому спешно экспериментирует с тамошней кухней, но я-то знаю: выйдет страшно вкусно и подарит ощущение бессмертия. Такое уж это место, наше кафе. Но, чёрт подери, как же хорошо, что у нас в Вильнюсе снова тепло! Впредь мне наука будет.