Семя, давшее всходы.

      Было ошибкой всецело полагаться на дарованную вне небесного закона силу, позабыв о реакции по-прежнему человеческого и отнюдь не божественного тела. Привыкший к одному и тому же, раздражающе неизменному сценарию ведения боя, Палач искренне теряется, когда подобравшийся слишком близко противник вместо того, чтобы оставить очередной шрам от кривых когтей на загорелых, лишенных брони предплечьях, стремительно и влажно ведет по тем языком, тотчас отскакивая в сторону дабы избежать ожидаемой контратаки. Секунды, потраченные на осмысление произошедшего, оказываются роковыми – замешкавшись, человек не успевает среагировать, как получает жестокий удар со спины, и защищенная потрепанным шлемом голова взрывается ослепительной болью, за которой следует обманчиво милосердная тьма. Способный сражаться с легионами безжалостных тварей, закаленный и огрубевший в боях, морпех сохранял в себе единственную, свойственную едва не утраченной человечности слабость – растерянность и неопытность перед любым, даже извращенным проявлением близости. ------------------------------------------------------------       Спасительная темнота стремительно исчезает, оставляя после себя нестерпимую головную боль, и морпех недовольно жмурится, пытаясь понять свое нынешнее положение. Обнаженной спине непривычно холодно – следовательно, он лежит на полу, а вот почему толстые теплоизоляционные пластины больше не согревали его, еще предстояло узнать. Следующим ощущением, словно в насмешку, идет прикосновение чего-то теплого, нет, горячего и многочисленного, будто по телу быстро водили десятком наполненных кипятком грелок. Но, ведь это бред, и Палач собирается с силами, чтобы упорно сконцентрироваться на происходящем и открыть глаза. Увиденная картина не радует – источником столь озадачивающего контраста являются руки проклятых Стражей, чье количество вполне могло быть сопоставимо с полноценным отрядом мертвых предателей. И сейчас эти невыносимые чудовища весьма резво отрывали грудные пластины, по-видимому, желая добраться до его уязвимого сердца.       Выбитый клык подобно ножовке вспарывает костяшки пальцев, зато раненный демон злобно рычит, на долю секунды потеряв ориентацию. Выработанные за долгие годы инстинкты ведут быстрее разума: Не обращая ни малейшего внимания на боль в руке, Палач слепо бьет кулаком по груди еще одного падшего, отталкивая от себя, и даже успевает повернуть к выходу из пещеры, как вдруг замечает отсутствие большей части брони. Ледяной воздух неприятно холодит кожу, открытая грудь кажется едва ли не белой в окружающем сумраке, а надежные пластины ныне прикрывали лишь область паха и ног, больше не защищая ничего, что находилось выше пояса. Секундная озадаченность оказывается решающей в этой неравной схватке – быстро придя в себя после яростной атаки, Мародёры набрасываются скопом, пусть и не сразу, но сумев зафиксировать чужие руки с помощью ржавых цепей. Разорвать те остается возможным, но нарастающая паника перед чужими действиями не позволяет сосредоточиться, заставляя лишь растерянно смотреть за тем, как быстро и уверенно срывали последние оплоты некогда верной брони – твари работали слаженно, с непонятным для него механическим упорством стремясь добраться до самых сокровенных мест.       Паховые пластины со звоном отлетают в сторону и человек замирает, шокированный наготой перед чужим взглядом. В прочем, и демоны кажутся сбитыми с толку, а это затянувшееся молчание удивляет настолько, что Палач поднимает озадаченный взгляд, на мгновение прекращая отчаянные попытки вырваться. Не то, чтобы он вообще хотя бы примерно представлял себе смысл всего происходящего, а потому искренне и наивно не понимал, почему Мародёры, добравшись до его обнаженного тела, пристально рассматривают поджатые яйца и вялый пенис, возбужденно переговариваясь друг с другом хриплым, отрывистым рычанием. Со стороны казалось, будто следуемые Бог знает какой программе падшие вдруг наткнулись на неожиданную ошибку, которая напрочь поломала привычный цикл, вот только стоило лишь попытаться воспользоваться этой заминкой и рвануть к выходу, как рогатые Стражи недовольно шипят подобно встревоженному змеиному гнезду и с легкостью возвращают обратно, фиксируя в крепкой и чрезмерно сильной хватке. Даже сейчас, лишившись последней защиты из родной брони, разум работал быстро и четко, пускай мысли оставались совершенно безрадостными. Десятеро на одного. Абсолютный перевес за счет количества. Он мог бы справиться с тремя, но будучи безоружным против всего отряда преобразованных Ночных воинов – заведомо тщетная идея.       Когда обнаженные ноги раздвигают, а к девственному отверстию прижимается что-то горячее и влажное, Палач пугается по-настоящему.       Несмотря на абсолютное отсутствие опыта в данной сфере, он все еще был мужчиной, к тому же, более чем взрослым мужчиной, чтобы догадаться о намерениях прислонившегося со спины демона. Последний же с явным удовольствием заметил промелькнувший ужас на привычно бесстрастном лице, потираясь о сжатую дырку в вполне очевидном стремлении увлажнить ту естественной смазкой. Ступор проходит так же быстро, как и появился: Вновь поддавшись нарастающей панике перед совершенно неожидаемым развитием событий, Солдат Рока предпринимает отчаянный рывок в сторону, но тотчас падает обратно на колени, будучи не в силах справиться с железной хваткой десятерых падших, что и с наличием преторианской брони едва ли не равнялись ему по физическому преимуществу. Такой напор вызывает азартное рычание, и удерживающие за ржавые цепи Стражи одобрительно смотрят на своего собрата, что одним резким движением руки вздернул к себе крепкие бедра для большего удобства. Мгновение – и злость, растерянность, откровенный страх – все это исчезает под обжигающей болью, когда лишь слегка смазанное отверстие медленно и неумолимо растягивает демонический член, заполняя неподготовленную кишку до краёв. Приходится закусить собственные губы до крови, чтобы хоть как-то сдержать рвущийся наружу крик, однако слезы предательски вытекают из глаз, в полной мере демонстрируя всю ту боль и унижение, что сейчас испытывал некогда девственный морпех. Низ живота выпирает под давлением непомерно огромной плоти – превышающие стандартный человеческий рост в добрые полтора раза, падшие воины обладали весьма крупным телосложением, что, разумеется, относилось и к органам, а потому чувствовать в себе горячий как сам Ад и воистину здоровый член казалось невыносимым. Демон же не собирался останавливаться, сразу начиная яростно насиловать растянутый проход под жадным наблюдением горящих глаз, то и дело срываясь на довольное рычание, будто бы окончательно потеряв те жалкие крупицы былой человечности под сладостной негой животного существования. Покрытый паутиной темных вен ствол ритмично вторгался в покрасневшую от трения дырку, с каждым таким движением провоцируя смущающие хлюпавшие звуки, прерываемые лишь звучными шлепками тяжелых, поджатых яиц об открытую промежность, когда Мародёр ускорялся и фактически нависал над насилуемым им самим телом. Загорелая кожа пестрела свежими следами от когтей, не успевшие затянуться кровоподтеки перемешивались с лиловыми синяками, а те в свою очередь ярко выделялись на фоне белых капель, брызгавших на раздвинутые ягодицы из стимулируемой членом дырки.       Палач же твердо решил терпеть до конца.       Вы можете взять мое тело, но у вас никогда не получится отобрать мою душу. В прочем, вы этого и не желаете, верно? Все что вам надо, это терзать и мучать, наслаждаясь своим превосходством над заведомо побежденным. Был ли я сам когда-то лучше.       Крепкая хватка на волосах заставляет поднять голову во избежание потери большей части и без того короткой прически, а вместе с ней и, пожалуй, значительной площади кожного покрова. Однако, как только морпех нехотя делает это, как тотчас распахивает глаза в отчаянном неверии, когда замечает перед собой толстый и длинный член, что со свойственным демонам нетерпением прижимался к сухим губам, намереваясь проникнуть внутрь. Его хозяин буравил своим мертвым взглядом, по-видимому, ожидая инициативы, но явное презрение на человеческом лице решает дальнейший исход. Что ж, раз не хочет по-хорошему...       Тугой узел отвращения к себе сжимался в груди, вызывая острый приступ тошноты. Желчь поднималась до растраханной глотки, обжигая своим омерзительным ядом, и Палач с трудом держался перед позорным стремлением всхлипнуть. Чего бы ни пытался добиться демон, жестоко насилующий неприспособленное ни к чему подобному горло, одно ему удавалось с легкостью – вызвать унизительную ассоциацию с использованной портовой шлюхой. Снова и снова двигаясь в так приятно обхватывающем его со всех сторон проходе, Мародёр продолжал крепко удерживать за волосы, тем самым, не позволяя ни отвернуть голову, ни отстраниться для того, чтобы элементарно вдохнуть, и от этой извращенной жадности по лицу текли слезы удушья, а наружу вырывались булькающие звуки при каждой попытке сглотнуть. Насильно поставленный на колени, морпех дрожал от невыносимого унижения, чувствуя, как из, хотя бы сейчас освобожденной, дырки горячим потоком вытекала чужая сперма, а натертый сфинктер судорожно пульсировал, то сжимаясь в естественное положение, то вновь выпуская еще несколько крупных белых капель. Реакция тела на пережитое вмешательство явно интересовала падших, что с порочным интересом разглядывали его со всех сторон, уделяя особое внимание покрасневшему от стыда лицу и раздвинутым в таком положении поджарым ягодицам. Это молчаливое любопытство пугало, давая в полной мере понять, что есть он не сумеет выбраться сейчас, то будет обречен терпеть групповое изнасилование еще многие часы потом.       В горло льется что-то горячее, вязкое и до омерзительного густое, и довольный собой Страж недальновидно отходит в сторону, освобождая не только изнасилованный рот, но и путь к выходу. Это кажется последним шансом на свободу – Что есть сил рванув вперед, Палач с легкостью преодолевает большую часть расстояния, прежде чем ослепительная боль в растянутом кишечнике не простреливает с такой силой, что глаза застилает пелена слез, а ноги подкашиваются, споткнувшись о неверный камень. Позади раздается угрожающее рычание: Все еще пытаясь добраться до манящего света впереди, человек жмурится и болезненно стонет при каждом шаге, чувствуя, как по собственным бедрам вытекает что-то мокрое и липкое. Еще немного, еще несколько раз переставить ноги, и он сможет добраться до конца пещеры, а там найдет способ оторваться от преследования, найдет как залечить свои раны, вернет себе оружие и наружные покровы, а затем…А затем придет в это осиное гнездо и разворошит его к чертям, лично отрубив голову каждому из своих насильников.       Вот только последние с жестокой легкостью настигают, возвращая обратно во власть темноты.       Словно разозленные недавней демонстрацией неповиновения, рогатые Стражи вновь и вновь драли уже не девственное отверстие, соблюдая одному лишь Дьяволу известную очередность внутри падшего отряда. С одобрением наблюдать за тем, как яростно двигался собрат и тотчас подхватить ослабевшее тело в свои змеиные объятия, когда предшественник насытится и швырнет подобно тряпичной кукле для следующего акта насилия – вот и весь порядок, который повторялся более часа со времени его нахождения в этой Богом забытой пещере. Растянутый сфинктер не успевал закрываться, пульсируя и вздрагивая в те несколько коротких секунд, когда один из Мародёров сменял другого, и тотчас плотно обхватывал новый ствол, благо пахнущая серой смазка спасала от серьезного разрыва внутренних мышц. Низ живота неприятно тянуло под тяжестью густой жидкости, что хлюпающими всплесками выходила наружу при каждом новом толчке. Напряженные от долгого нахождения с раздвинутыми ноги то и дело сводило судорогами.       Всхлипывая от стыда и невыносимого отчаяния, человек жмурится и кусает губы до крови, физически чувствуя, как удерживающий его ноги разведенными демон с интересом разглядывал неестественно растянутое отверстие, доверху наполненное перемешанной спермой. Что он пытался найти? Матку, чье существование хотя бы немного придало смысл происходящему, или лишь новые раны в куда более личном месте, ныне доступном любому желающему? Не закончив горькую мысль, Палач обессиленно рычит сквозь стиснутые зубы и тщетно пытается отползти от вошедшего в одно резкое движение ствола, прижимаясь небритой щекой к холодной поверхности из камней и мокрой глины. Как же мерзко. Он ведь не женщина.       Казалось, что хуже уже быть не может, однако вслед за первым настойчиво и неумолимо проталкивается второй член, и Палач шокированно открывает глаза, срываясь на болезненный крик. Натянутая до предела кожа зудела от подобного обращения с собой, а подошедший демон, казалось, вовсе не замечал крупных судорог, сводивших взятое ими тело, продолжая с пугающим упрямством давить на постепенно раскрывающийся под агрессивным напором проход. И без того натруженные трением мышцы отзывались ослепительной болью, кровь и сперма смешивались в единую бледно-розовую жидкость, гулко капая на пол, но уже в следующее мгновение оба Стража синхронно толкаются в растянутую до предела дырку, не давая времени привыкнуть к ощущению абсолютной заполненности. Еще один падший – какой по счету? Сколько их вообще? Казалось, что со всех сторон окружают десятки горящих глаз, сотни жадных рук тянутся до каждого сантиметра беззащитной кожи, тысячи членов насилуют его измученное тело – подбирается ближе, с едва ли не сытым урчанием сжимая обеими руками исцарапанную, но горячую и крупную грудь. Подобное легко могло пробить на бессильные рыдания, но человек держится, держится за крупицы здравого рассудка, лишь позволяя себе лихорадочно кусать губы и жмуриться, когда бледные пальцы словно в издевке массировали литые мышцы и до заметного покраснения оттягивали соски. Со стороны могло показаться, что происходящее – не более, чем извращенная игра с пойманной жертвой, которой суждено рано или поздно оказаться обглоданной до костей, если б не этот азарт в чужом взгляде, если б не голод до живого и еще недавно невинного.       - О..остановитесь, мне больно…       Собственный, надломленный от ужаса голос звучит словно из-под воды, и Палач не сразу понимает, что слышит его, пожалуй, впервые за последние несколько сотен лет. Недовольное рычание позади заставляет вздрогнуть и сжаться, но тотчас растянутые донельзя мышцы простреливает острой болью, а горячие руки подхватывают под бедра и фиксируют те на весу, дабы обоим падшим было сподручнее двигаться в раздолбанном отверстии. Влажные хлюпающие звуки от каждого такого толчка позорным эхом отдавались в воспаленном мозгу, подкрепляя невыносимое головокружение.       - Пожалуйста...хватит, х..хватит!       Он никогда не молил о пощаде до этого кошмара. Не потому, что был слишком горд, и даже не потому, что банально не нуждался в ней, нет. Основной причиной подобной молчаливости была и есть абсолютная бессмысленность такого действия, ведь атакующие снова и снова твари не прислушаются, да и на помощь не придет никто. Однако, сейчас унизительная, полная ужаса и отчаяния мольба вырывается из приоткрытых, влажных от слюны и спермы губ быстрее, чем те затыкает разгоряченная плоть дождавшегося своей очереди Стража, чьего терпения не хватало даже на то, чтобы позволить вдохнуть. В прочем, она не остается проигнорированной – один из демонов явно обращает внимание на услышанные слова и наклоняется, с хриплым рыканием отпихивая собрата в сторону, чтобы…обнять? Палач почти готов истерически засмеяться. Одновременно мертвые и горячие изнутри руки крепко сжимают его поперек груди, давая временную передышку от соприкосновения с ледяной поверхностью пещеры, длинный как у земных ящериц язык с извращенной заботой вылизывает его заплаканное лицо, время от времени ненароком касаясь пульсирующих вен на стволе насилующего сородича. У преобразованных Адом тварей подобно Мародёрам явно не было таких понятий как элементарный стыд или кодекс приличия, и все же морпех жмурится в отвращении, когда скользкая гибкая плоть обводит его растянутые вокруг члена губы, будто бы показывая, как именно следует работать ртом. Крепкие объятия не позволяют отползти: По огрубевшему лицу градом текут слезы, а сам человек то и дело срывается на приглушенный болезненный стон, то пытаясь сжаться, то наоборот пересиливая себя и раздвигая ноги шире, чтобы острая волнообразная боль от единовременного проникновения в и без того натруженную дырку ослабла хоть немного. Если вытерпеть даже один член падшего Стража несколькими часами ранее казалось пыткой, то что говорить о двух, грязно и жестоко насилующих сзади, будто бы, не задумываясь о том, что его тело не резина и не способно растягиваться так широко, чтобы удовлетворить негласное соперничество на право обладать. Гораздо хуже то, что демоны делали это хорошо, слишком хорошо, и сквозь нарастающую панику стремительно пробивалось неправильное, искусственно вызванное наслаждение от агрессивной стимуляции, а сдавленные, позорные всхлипы все чаще перебивал жалобный, но почти довольный скулеж.       Они не разговаривали, даже если и могли. Бесполезно взывать о помощи, бессмысленно просить о пощаде. Что можно противопоставить обезумившим животным, ведомым лишь одной примитивной целью – оплодотворить его непредназначенное к продолжению рода тело и воплотить извращенные воспоминания о давно утерянной семье?       Чувствуя, как с новым, против воли полученным оргазмом, из тела словно вытаскивают все кости, Палач обессиленно падает на ледяной пол и прижимается щекой к голым камням, закатывая глаза в болезненном, неправильном удовольствии. Судороги то и дело били по раздвинутым конечностям, вызывая чуть ли не собачий скулеж, а происходящее сзади едва ли могло пробиться сквозь обманчиво спасительную пелену, оставаясь раздражающим фактором где-то там, далеко позади, где больше не сможет привлечь его уставшего внимания. Мокрая лужица от вытекшей слюны неприятно холодит кожу, но и она едва ли могла удержать постепенно теряющееся по тьме сознание, когда обладателю его хотелось лишь спать, спать, спать.       Это все не взаправду, это просто дурной сон...       Жестокая пощечина и крепкая хватка на волосах с легкостью возвращают в реальность, и человек прерывисто всхлипывает, вновь замечая перед собой твердый, пульсирующий от притока крови член, чья головка недвусмысленно ткнулась в его искусанные губы. Растерянный, измученный, но еще не до конца смирившийся с собственным незавидным положением, морпех упрямо мотает головой и смаргивает слезы, даже в такой унизительной позе не собираясь терять остатки утраченного достоинства. Нет, он еще не пал так низко, чтобы добровольно сосать как бы сильно ни сжимали за волосы, грозясь попросту снять скальп. Член перед лицом обжигал своим жаром, все происходящее пугало абсолютной неправильностью, к которой Палач не был готов ни морально, ни физически. Недовольный ожиданием падший рычит и самостоятельно проталкивается в узкий рот, с легкостью раздвигая сжатые до боли челюсти.       Раздраженная трением глотка не успевает провести глотательное движение и выплеснувшаяся в рот сперма потоком льется через нос, заливая собой мокрое от слез лицо. Демон же, казалось, не замечал этого, продолжая быстро и жестоко двигаться в растраханном горле, словно пытаясь протолкнуть хотя бы часть жидкости внутрь, в самый желудок, уже сейчас донельзя заполненный тошнотворной смесью из семени и естественной желчи. И даже когда довольный произошедшим Страж наконец отходит в сторону, человек не успевает как следует откашляться, ведь его рот тотчас затыкает следующий, готовый оплодотворить подобно своему предшественнику. Снова.       На тело капает что-то горячее и липкое: С легкостью догадавшись о природе доселе неизвестных ощущений, морпех жмурится и обреченно стонет, изо всех сил стараясь не поднимать взгляд наверх, туда, где был окружен распаленными телами терпеливо дожидавшихся своей очереди демонов, что то ли не сдержавшись, то ли в животном стремлении покрыть его исцарапанную кожу своей спермой, яростно мастурбировали себе, прерываясь лишь на то, чтобы раздраженно рыкнуть на собратьев и подойти ближе, желая первыми опорочить еще не тронутые части его жестоко изнасилованного тела. Если, конечно, такие вообще оставались. Последняя мысль вызывает новый поток горьких слез, что видимо решили сполна вылиться за все прожитые годы сухой, автоматизированной ярости, пусть даже воспаленные глаза оставались упрямо закрытыми. Верный шлем больше не сможет скрыть его отчаяние от постороннего взгляда, так значит теперь эту роль сыграют дрожащие, мокрые веки.       Сколько прошло времени. День. Год. Или целая вечность?       С ужасом глядя на собственный живот, Солдат не может сдержать бессильных слез, что ручьями потекли по его изможденному мокрому лицу. Выработанный еще в далекой юности поджарый пресс ныне успешно скрывался под набитым до отказа кишечником, что растягивал кожу в извращенной и даже жестокой пародии на женскую беременность. Все, что не успело застыть сухой коркой с легкостью вытекало наружу, не имея больше преграды из-за растянутого и потерявшего свою эластичность сфинктера. Хваленная регенерация ныне не успевала справиться с повреждениями, и если глубокие царапины от когтей Мародёров быстро затягивались, оставляя после себя лишь белые полоски, то отнюдь не привыкший к ничему подобному пищеварительный тракт зудел нестерпимой болью, выпуская из себя все новые и новые потоки подсыхающей спермы. Запах серы и белка забивался в ноздри, лишая возможности дышать полной грудью, да и та ныне была способна лишь выдавать судорожные сипящие хрипы при каждом вздохе – виной тому сорванный подчистую голос. Стараясь не смотреть вниз и позорно краснея при каждом хлюпающем звуке, человек издает болезненный стон и прижимается спиной к стене, дабы передать на ту хотя бы часть веса от неестественно раздутого живота. Натянутая до предела кожа назойливо давила, не справляясь с неожиданными обязанностями, при каждом неловком движении между ног вытекала новая порция вязкой жидкости, собираясь в грязно-белую липкую лужу. Собственное положение можно было назвать не иначе как жалким.       Посмотрите, что вы сделали со мной.       Когтистые руки вразнобой гладят напряженный из-за растянутого кишечника живот, ненароком – или же специально? – создавая давление, при котором семя выходило наружу лишь активнее, и Палач в отчаянии жмурится, слабо мотая головой. Ублюдки. Совместное шипение лучше любых внятных слов говорило о том, как довольны собой падшие, разглядывая его использованное тело красными, мертвыми глазами. Еще несколькими часами ранее морпех бы смутился такого пристального осматривания самого себя, но сейчас сил не хватало даже на то, чтобы банально отвернуться – измученный, выдоенный досуха он даже не пошевелился, когда двое рогатых Стражей прижались по бокам, вылизывая своими длинными языками его шею и плечи. Куда больше пугали руки остальных, что ненароком соскальзывали с натянутого живота ниже, то обхватывая горячей ладонью вялую плоть, то с животным интересом касаясь пальцами раскрытой дырки, словно проверяя, по-прежнему ли та была наполнена их общей грязной влагой. И в какой-то момент самые страшные опасения подтверждаются – один из демонов, по-видимому наскучившись безмолвным изучением результата общих трудов, резко давит на колено, раздвигая ноги с пугающим своей неотвратимостью упорством, и тотчас азартное рычание со всех сторон громом отдается в мозгу, заставляя испуганно вздрогнуть.       Только не снова.       Пожалуйста.