плохие мужчины

— Я хотел с тобой кое о чем поговорить. С момента, как он зашёл за порог квартиры, швырнув куртку в угол прихожей, его правая рука ни разу не разжала пальцев. Кулак превратился в ладонь только в кухне, когда пришлось взять в руку вилку. Я сидела напротив него и не решалась пошевелить языком, мешая спагетти с кетчупом, делая вид, что умираю со скуки. Украдкой смотрю на него — челюсть пульсирует от напряжения, ни ест, ни сказать не может. Наконец, выдохнул и сказал. — Что-то случилось? — Кое-что. Резким движением он достал телефон из кармана. Отмахиваясь от страха, возникшем во мне как реакция на дикого зверя, я присела ближе к нему. Телефон в его руке потряхивал. — Что это? Объясни мне. — Откуда это у тебя? Экран шлепнулся в стол, цепляя его вилку у тарелки. От звенящего напряжения плечи невольно дернулись, но страх больше не давал о себе знать. — Какая разница?! Я тебя спрашиваю, что это! — Не надо на меня ор-рать. Моё безукоризненное спокойствие заставляет его усмирить гнев. — Ты что, снимаешься... В этом? — Что, противно? — Блять... — он вскивает с места, будто становится не в силах сидеть рядом со мной. Он никогда не видел фотографию моей фигуры, обличенную в розовый бархат — я давно не ношу это белье. По идее Тетсу вообще не должен был знать о том, что я вытворяла подобное, но это фото уже сидит в его галереи, и правды не избежать. Он встал сзади меня, впившись пальцами в столешницу, будто пытаясь вытянуть дерево из гвоздей. Я повернулась к нему и больно прикусила губу, глядя на сведенные в спине лопатки, всё ещё молча. — Слушай, я не собираюсь читать тебе морали. Я спрашиваю что это, объясни откуда... Какого хуя? — А я спрашиваю откуда оно у тебя, — мой голос оставался спокойным, — Это материал пятилетней давности и, между прочим, платный. — Платный?! — его крик перешёл в почти шепот. — Ты продавала... — Продавала. Он повернулся к столу, но избегая взгляда со мной, тяжело посмотрел в окно. Атмосфера между нами неподобающе стесняла меня, но я умудрилась подумать о том, что достаточно сладкий поцелуй смог бы позволить его челюстям немного разжаться. Он будто прочёл укромку моих мыслей: приоткрыл рот и вытянул язык, принимаясь раздражённо давить им на нижнюю губу. Я не выдержала молчания. — Откуда это у тебя? — спросила так же спокойно. — Похвастались, — он неоднозначно выгнул бровь, прежде чем снова посмотреть на меня. Ему хотелось прочесть мою реакцию, но я только хлопнула ресницами. — Как это? — Как-как, блять! Показали! «Смотри какую сладкую зайку храню в закрытом альбоме, а? — его голос характерно коверкался, не переставая дребезжать от накала, — ... и девушка уже как никак имеется, а удалить жалко... Классные фотки, м!» Классные, ещё бы. Ничего не скажешь, просто зашибенные. — Никогда не думала, что это как-нибудь всплывёт... Мне было шестнадцать. — Шестнадцать? — На что ты злишься? На меня? — Бесит, — фыркнул, плюхаясь обратно на табурет. — Что бесит? Я беспокойно наклонилась к нему, но он не мог бросить пялиться в спагетти. Он долго молчал. — Лучше бы я тебя в них не узнал, — и ещё через время спросил, — Долго ты этим занималась? Ярость потухла. — Полгода. — Бля-я-ять, у него наверное вся коллекция там собралась. — Это было давно. — Да мне похуй, давно не давно. Там ты! — наконец он посмотрел на меня. — Ты! Твоё блядское тело. Я имею в виду... Ты там... наоборот, как он сказал, зайчонок? — Это был ник... — И аккаунт ещё существует? — Конечно нет. И фоток тоже нет. Они остались только у тех, кто покупал доступ. — Выходит, ты жила за деньги этих уебков. Я кивнула. — И... много заработалось? — Тетсуро, это не имеет никакого значения, сейчас... — Нет, дорогая, очень даже имеет. Я узнал тебя в них. Узнал, блять. Кто-то видит тебя раздетой просто по щелчку пальцев. — Не раздетой... — Да какая разница, нижнее белье... А раздетых нет? Я невольно усмехнулась. — Тетсу... С каких пор ты стал таким ревнивым? — Ты считаешь, у меня нет оснований? — Нет, дорогой, я прекрасно понимаю. Мне тоже не очень приятно осознавать, что... — Да. Вот именно. И на протяжении пяти лет. Действительно, в его голосе звучало больше раздражения нежели злобы. Он фыркал как ребенок, который узнал, что всё это время он играл игрушкой, которая никогда ему не принадлежала. Пусть и некрасиво ставить себя в ряд с игрушкой... — Разве это не звучит жалко? — Этими услугами пользуются только уебаны, которым не дают. Когда Тетсуро говорит что-то грубое и на его лице не дёргается ни один сосуд, я едва сдерживаю себя, чтобы закусив губу, получилось не слишком игриво. — Скорее просто озабоченные кошельки, — комментирую я, прикрывая рот кистью, делая вид, что вытираю подбородок. — Надеюсь, ты хорошо с них сдирала, — неожиданное добродушие проскальзывает на его лице. — Прайс лист был внушительным. — И голые фотки были? И всё таки ребенок. — Думаешь, если бы были, он бы тебе их не показал? — Вдруг у него на них денег не хватило. Я засмеялась. — Смотри-ка, а тебе я просто так достаюсь. Бери — не хочу. — Когда это я не хочу, я всегда хочу. Облакачиваюсь локтями о стол, тянусь к нему и влажно чмокаю в губы. Он гладит меня по волосам. — Почему ты мне такое не присылаешь? — Не присылаю? — Ну, совсем мало... И такого милого бельишка я на тебе не видел. — Ты меня больше без бельишка любишь. — Но бельишко тоже люблю. — Правда? Он вздыхает. — Как бы сделать так, чтобы все эти фотки изъять из доступа. — К сожалению, что загружается в интернет, больше оттуда не вытащишь. Он отстраняется. Я сама корю себя за то, что не успеваю проследить за ходом его ребяческих обид и неосознанно повторяю за ним. — Эй-эй-эй... Тетсу... Ему тяжело устоять передо мной в роли маленькой девочки. Он сам не знает, как любит примерять на себя роль рыцаря и как легко подыгрывает, стоит только начать. — Что Тетсу. — Ну что ты, теперь будешь дуться на меня? — Нет. Просто не хочу сейчас. — Не хочешь? М-м-м... Мой мальчик, мой драгоценный мальчик, — присаживаясь на корточки рядом с ним, задираю подол футболки и пальцы проскальзывают вдоль рёбер к груди. В унисон шумному вдоху он томно прикрывает глаза и я удобно устраиваюсь между его коленями, укладывая локти на бедра. Вожу носом по туловищу и наблюдаю. Горланистый выдох заставляет меня поддаться вперёд и дёрнуть зубами укромку брюк. — Мой мальчик должен знать о том, что ему принадлежит целое сердце. Пусть его эго перестанет считать тело за ценность. — Не хочу, — борясь с накатившей истомой, его ладони тянутся к моему лицу и я искренни удивляюсь. Большой палец ласково гладит по веку и губы целуют в ресницы. — Я хочу любить и твоё сердце и твоё тело. Всё твоё — моё. — Всё моё — твоё. Слова сцеловываются. Я поддаюсь навстречу, горячий язык раздвигает губы и меня сильно затягивает вниз. Он берет меня на себя, подхватывает за талию и заставляет сесть к нему на колени. Не могу открыть глаза. — Хочу ещё. — Не думай, что мы это замяли. Я нехотя остраняюсь от него, открывая веки. — И что ты будешь делать? Выколешь всем глаза? Он уткнулся лбом в мою шею и шумно выдохнул. — Тетсуро. На всем белом свете раздетой меня видел только ты. Он улыбнулся, но усмешка была грустной. — Все равно. Так неприятно. — Можешь представить, что мы с тобой сходили на пляж. — Чего? — Или ты запретишь мне открывать плечи? Он прижался ко мне сильнее. — Не хочу ничего тебе запрещать. Не хочу, чтобы кто-то смотрел на тебя так. — Как так? — Как на мясо. Извини. — Тетсу, — улыбнулась я, гладя его по спине. — Нет, я знаю, что тебе все равно. Ты вообще как будто к такому уже привыкла. — Нет, дело не в этом. Я ценю твоё беспокойство, но моё достоинство вне зоны риска. Красота в глазах смотрящего, верно? Он посмотрел на меня во все глаза, с ласковым удивлением. Я знала, что он хотел сказать. — Помнишь, мы смотрели Настоящий детектив? — продолжила я, — Раст сказал там очень хорошую вещь. — Что он сказал? — Миру нужны плохие мужчины. Они отпугивают мужчин похуже. Он улыбнулся. — А я какой мужчина? Хороший? — Ты? Плохой. — Это как? — Вот так. Импульсивный, заносчивый, агрессивный. Немного ироничный. Любишь задирать нос. Я от таких без ума. — Это я агрессивный? Меня позабавило, что он согласился со всем остальным. — Ещё бы. Ты умеешь показать зубы и любишь кусаться. Понимаешь о чем я? — Откуда ты всё знаешь? — Я внимательно присматриваюсь к мужчинам, прежде чем доверять им себя. — Это называется женская хитрость? — Возможно мудрость. — Очень сексуально. — Правда? Тогда может, наконец, поцелуешь меня? Тетсуро целует в шею, закусывает кожу и облизывает покрасневшую от клыков полудугу. Ладони ухватили его за загривок, как его пальцы стали сминать мои бедра и незаметно качать их взад-перед. Между ног стало сильно изнывать. — Пойдем в спальню, — выдохнула я, извиваясь от влажных поцелуев в грудь. Куроо почти рыкнул, стаскивая бретель лифа с дрожащего плеча, прежде чем жадно схватить губами сосок. — Тетсу-ах! — запротестовала я, сглатывая просящий стон. Он отстранился и приподняв ладонью мою голову, хищно прошипел: — Плохой мужчина хочет разложить тебя на этой плите. Не возражаешь? — Плохие мужчины не спрашивают разрешения, — пьяно отвечаю я, скрещивая ноги у него на спине. — Делай со мной что хочешь. Подхватывая меня за ягодицы, через укромку джинс я чувствую как его твердый член становится ещё тяжелее.