Манифест мертвых детей

Джен
R
Завершён
167
Размер:
8 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
167 Нравится 41 Отзывы 40 В сборник Скачать

*

Настройки текста

Занавес медленно поднимается, приоткрывая черную сцену. Постепенно становятся видны ноги пяти сидящих на стульях людей, колени, руки, локти, лица. Слева – направо лицами к зрительному залу сидят Анни, Бертольд, Зик, Райнер, Хистория, в полумраке видны слегка подсвеченные силуэты. Герои молчат, неотрывно смотря вперед. Над каждым из них висит негорящая лампа.

Явление 1

Одна из ламп – та, что над Бертольдом, - резко вспыхивает. Он молча встает, медленно направляется к подсвеченному прожектором кругу в середине авансцены. Какое-то время молчит, после чего вполголоса заговаривает.

Бертольд: Когда я впервые, порезав до крови палец, сидел в железном ящике перед превращением в Колоссального, я не думал, что останусь в этом ящике навечно. Это было моим первым превращением в того, кого командир Магат назвал «богом разрушения». Я не оставил ничего ни от стенок ящика, ни от стен домов в радиусе километра, все сгорело, но… внутренне я так и остался навеки запертым в той темноте. Темноте дьявольского неведения.

(Простирает руки ладонями кверху.)

Я думал, так надо. Думал, это та тюрьма, уготованная каждому эльдийскому ребенку за грехи наших отцов. Но кто бы мог подумать, что, чтобы очистить эльдийских детей от этих грехов, нам надо убить еще больше детей? (Горько усмехается.) Лишить еще больше людей права на счастливую жизнь, отнять у них отцов, матерей, братьев и сестер?

(С потолка медленно спускается висельная петля.)

Знаете, мне… постоянно снится этот сон. Каждую ночь я вижу человека, лишившегося крова и семьи… по нашей вине. Его убили мы, три ребенка. Почему?.. Почему? Почему мы? ПОЧЕМУ?!

(Крик разлетается эхом по всему зрительному залу.)

Мы… Просто боялись. Нам было по двенадцать лет, когда мы сломали стену и убили сотни ничего не подозревающих людей. Мы так испугались, когда на наших глазах титан сожрал нашего друга, с которым мы росли вместе, но позвать на помощь мы не могли... Если взрослые оставили нас одних на острове, значит, мы должны были повзрослеть сами.

(Взгляд, полный слез, бегает по зрителям так тревожно и судорожно, будто Бертольд пытается оправдаться.)

Мы… (дрожащим голосом) Просто думали… Что покончим раз и навсегда с парадизскими выродками и спасем весь мир. Так нам говорили. Но кому в здравом уме придет убивать других? Вы думаете, мы этого хотели?! У нас не было выбора!

(Бертольд судорожно хватается одной рукой за петлю, но останавливается.)

Нас называли избранными детьми Марли, которым под силу все изменить. Мы ощущали себя любимыми сынами отечества. Но никто из нас не мог и подумать, что государство никогда нас не любило.

(Продевает голову в петлю.)

Никому никогда не было до нас никакого дела. Через тринадцать лет наше место займут другие, такие же несчастные дети, которым командование обещало славу и свободу. А на самом деле мы были детьми, которых ненавидел весь мир. Лучше бы мы никогда не рождались.

(Пол под Бертольдом с треском проваливается. Через несколько минут, когда тело героя перестает содрогаться в конвульсиях, оно медленно опускается и пропадает во тьме образовавшегося проема. Лампочка над его стулом гаснет.)

Явление 2

Лампа вспыхивает над Анни. Бесстрастно, словно ничего не произошло, она встает в центр авансцены.

Анни: Меня тошнит от вас. (В безучастной манере, едва слышно, но при этом твердо) Проживаете свои жалкие жизни, цепляясь за них так отчаянно, что страшнее смерти для вас нет ничего. Ради спасения своей шкуры вы готовы на все. А я не боюсь смерти. Потому что я уже умерла. Как только мой детский мозг начал познавать этот мир, мир открыл ему простую до тупости мысль: жизнь не имеет никакой ценности. Ни моя, ни ваша, ни чья бы то ни было.

(Чуть поднимает голову, подставляя лицо под прожектор.)

Спасибо, папочка, за этот урок. Спасибо за то, что с детства научил меня отнимать чужие жизни так просто… Как воды попить. Свернуть человеку шею, переломив ему пару позвонков. Размазать титанической ладонью по стене так, чтобы в этом месиве не было даже понятно, кто погиб. Одним легким движением перерезать ножом сонную артерию, смотря, как захлебывается соперник в собственной крови. Вот чему ты научил свою маленькую дочку.

(Анни достает из нагрудного кармана свое кольцо – то самое, со складным лезвием – и надевает на указательный палец левой руки.)

Но почему же, когда я снимала УПМ с Марко, мне стало так больно? Я забрала очередную жизнь, не в первый раз и не в последний. (Анни поджимает губы, опустив взгляд.) Кажется, тогда я стала понимать, что что-то точно пошло не так в моей жизни. Марко никому не желал зла, он был самым добрым и спокойным из корпуса. Его жизнь… была ценна? Я думала об этом все время. Но я убила его. Вот этими руками. Потому что перед глазами у меня был ты, папа. Который любил меня лишь тогда, когда я с одного удара ногой ломала манекен. Который впервые в жизни погладил меня по голове, когда я выбила тебе сустав. Который восхищался мной, лишь когда я отнимала чью-то жизнь. И в тот момент я подумала, что папочка, наверное, и будет мной гордиться. А я не буду. И после смерти Марко я ненавижу себя еще сильнее.

(Сведя руки перед собой, Анни ногтем откидывает складное лезвие и одним движением распарывает вены на правой руке. Лицо ее не выражает никакой эмоции. Дрожащей, обагренной правой рукой, из которой хлещет кровь, она снимает кольцо и продевает в него окровавленный палец.)

Лучше бы я никогда не рождалась.

(Поморщившись, с шумным выдохом режет вены на левой руке. После этого, раскинув руки в стороны, смотрит наверх. Струи крови льются вниз. Никто из сидящих сзади не реагирует. Позади Анни раскрывается люк, в который она, обессилев от потери крови, падает. Люк захлопывается. Лампа над стулом Анни потухает.)

Явление 3

Вспыхивает лампочка над головой Хистории, отчего та вздрагивает. Девушка несколько секунд мешкает, после чего, сжав руки в кулачки, встает в круг света. Когда ее лицо озаряется прожектором, зритель видит на ее щеке большое красное пятно, как после удара.

Хистория: Мама… Мамочка, ты слышишь меня?..

(Зал отдается глухой тишиной.)

Мне так страшно, мамочка… Страшно, что я всегда буду одна. От этого страха никуда не спрячешься… Иногда я думаю, что умереть будет проще, чем посмотреть этому страху в глаза. Потому что… Это ведь правда, да? Я всегда была одинокой, да?

(Хистория разворачивается к зрителю в три четверти, указывая пальцем на пятно на щеке.)

Вот что я получила от тебя, мама. Ты оттолкнула меня, когда я хотела тебя обнять. В чем я провинилась перед тобой? Скажи мне, в чем? В том, что родилась? Я же никогда не нужна была тебе… Мамочка, прости меня… Прости, умоляю, прости меня. Я так виновата перед тобой. Но я… Я заглажу свою вину, вот увидишь. (Улыбается.) А ты, папа. Часто ли ты думал обо мне? Хотел ли ты знать, как я чувствую себя там, в кадетском корпусе? Знал ли ты, как сильно мне было страшно в горных зимних тренировках? Было ли тебе интересно, что я чувствовала, убив своего первого титана? Конечно, нет.

(Улыбнувшись сквозь слезы, достает из кармана небольшую коробочку.)

Я была для тебя лишь бездушным сосудом для титана-прародителя. А я… Я, Хистория Райсс, никогда тебя не интересовала. И не так было важно, какое имя я ношу. Криста, Хистория – какая разница, если носит его не человек, а инструмент?

(Раскрывает коробочку, в которой поблескивают шприц и ампула.)

Когда ты обнял меня, папа, я была такой счастливой. Мне казалось, что наконец-то мы с тобой заживем спокойной, счастливой жизнью. Я видела такую радость в твоих глазах, что в самом деле поверила в твою искренность. Как же я ошиблась. Какая же я… Дуреха. Всегда ей была.

(Ломает ампулу и набирает шприцом жидкость.)

Твое предательство заставило меня возненавидеть этот мир. Да пусть титаны сожрут всех до единого. Ничто в этом мире не даст мне того, чего я всегда хотела – частички твоей с мамой любви. Неужели я многого прошу? Всего лишь… Капельку…

(Хистория поднимает перед собой наполненный шприц, сверкнувший в луче прожектора.)

Я сделаю то, чего вы оба от меня ждали. Просто… исчезну.

(Засучивает рукав и вкалывает ядовитый раствор в левую руку, из-за дрожи в руках не сразу попав в нужное место. Хистория едва слышно шипит от боли, но в итоге, приложив силу, всаживает иглу наполовину, надавливая большим пальцем на поршень шприца. Введя жидкость в вену, отбрасывает шприц и вызывающе вскидывает голову.)

Словно… (Начав задыхаться) ...меня… (Закашлявшись от нехватки воздуха) ...никогда… (Со стекающей из угла рта струйкой крови) не существовало.

(Зрачки Хистории закатываются, а сама она, обессилев, проваливается в люк позади. Створки люка закрываются, лампа над ее стулом гаснет.)

Явление 4

Под загоревшейся лампой со стула встает Райнер, за спиной которого на ремне покачивается винтовка. Выйдя в круг света, он садится, сняв ее и положив рядом. Глаза устало смотрят прямо.

Райнер: Когда Пик рассказала мне, как мама на ночь пела ей в детстве колыбельную, я не понял, что она имела в виду. Я спросил тогда: «Это когда тебе родители пересказывают историю великой войны титанов?», и Пик рассмеялась. Оказывается, колыбельная – это детская песенка на ночь. Я не знал, что это такое. Я ни разу в жизни ее не слышал. Перед сном я часто видел лишь мамины слезы. Она постоянно повторяла только одну песню: как бы она хотела, чтобы я родился марлийцем. Боже, как сильно она страдала, что не может быть вместе с отцом, которого так сильно любила. Наверное, даже больше, чем меня, но я не могу ее винить. Потому что я сам провинился, появившись на свет. Я понял это в день отправки на Парадиз. Папа рассказал мне о том, какой я сукин сын, что пришел разрушить его жизнь. Но ведь… Я никогда не желал никому зла. Я лишь делал то, что должен был. Я посвятил всего себя Марли, упорно поднимаясь каждый раз после падения в грязь на тренировках. Я терпеливо принимал каждый удар, каждый плевок, каждое ругательство, потому что знал – я заслужил все это тем, что родился с черной, испорченной кровью в жилах. Когда-нибудь, верил я, все это окупится. Я добуду прародителя и верну его на родину, освободив весь мир от гнета грехов Эльдии. И нам с мамой больше никогда не придется жить за стеной. Почему же… Никто не сказал мне, что по ту сторону стены живут такие же, как я, люди, боящиеся титанов? (Тяжело вздыхая) Скажите мне, что вы не знали… Хоть кто-нибудь, скажите это.

(Гробовая, гнетущая тишина.)

Вы все знали… Какой же я… Дурак. Бездарь. Неудачник. Мама, а ты… Знала об этом? Я пытался рассказать тебе о Парадизе за ужином, когда вернулся с войны. Кусок в горло не лез… Я рассказал немного о тех людях, которые на несколько лет заменили мне семью. Странную, чуждую, но… тогда я чувствовал себя хоть кем-то. Помнишь, что ты ответила?

(Откуда-то из динамиков раздается женский голос, как на записи.) «Скорее бы мы покончили с островными отродьями».

Райнер: Я смотрел тогда на Габи. Как отец хвалил ее за то, что она рискнула своей жизнью и чуть не погибла на поле боя. Тогда мне показалось, что мы обсуждаем что-то… Противоестественное. Родители гордятся детьми, отправившимися на войну. Я сказал, что Габи точно унаследует Бронированного, а самого чуть не стошнило. Изнутри меня что-то пробивалось наружу, пыталось подсказать, что что-то здесь явно неправильно. Наверное, разговор о том, как через несколько лет меня сожрет моя двоюродная сестра. Мама, что ты сказала?

(Снова женский голос из динамиков.) «Вот и замечательно».

Райнер: Замечательно… Неужели я настолько не был нужен тебе, что ты ждала момента, когда меня не станет? Гордилась бы? ГОРДИЛАСЬ БЫ, ДА? (Кричит в пустоту.)

(После минуты тишины Райнер берет в руки винтовку и вставляет патрон в магазин.)

В чем же тогда был смысл моей жизни? И был ли он вообще? Был ли у меня выбор, или до меня все было предрешено? Кто-то сверху решил, что я проживу короткую жизнь выродка, плода минутной слабости эльдийки и марлийца?

(Щелчок затвора)

Сейчас я ловлю себя на мысли, что на острове впервые ощутил некое подобие радости, когда, подтрунивая над Эреном, помогал ему отрабатывать приемы рукопашки. Быть солдатом, а не воином, было… Весело, наверное.

(Райнер упирает приклад в ботинок, направляя в лицо дуло винтовки.)

Как жаль, что и тут я все испортил и всех предал. Этого бы не случилось, не появись я на свет.

(Выстрел. Тело Райнера проваливается назад во тьму проема в полу. Его стул скрывается в темноте погасшей лампы.)

Явление 5

Последний, кто остается на сцене, - Зик Йегер. Несмотря на вспыхнувшую лампочку над головой, Зик не двигается. Он достает из кармана пачку сигарет, размеренно достает одну, поджигает и, закрыв глаза, затягивается. В тишине слышно, как он выдыхает дым.

Зик: Вот она… Проза нашей жизни. Почему-то мне казалось, что детство – самая счастливая пора в жизни каждого человека. Только взрослея, он сталкивается с проблемами, что-то теряет, из-за чего-то страдает. А у нас не было детства. Наши предки отняли его у нас много столетий назад. Гриша, ты ведь и мне не дал побыть ребенком. Язык не поворачивается назвать тебя папой, потому что отца мне заменил другой, совершенно чужой человек. Возможно, я был бы счастлив, просто перекидываясь с тобой мячом, а не выучивая «правильную» историю Эльдийской империи, уроки которой ты давал мне почти каждый вечер. Но я тебя не виню. Ты поломан своими родителями. А они – своими. И так до бесконечности. В этом перевернутом мире, погрязшем в убийствах и постоянной жажде мести, дети не могут быть счастливыми. Еще не родившись, они уже записаны в состав полка. Все предрешено: на какую войну какого ребенка отправят, когда он погибнет, через сколько лет и кому передадут силу титана. Из этой предрешенности до сих пор никто не нашел выхода. И ты, Гриша, был ничем не лучше дедушки с бабушкой, с которыми так спорил. (Затягивается еще раз. Задержав дым в легких, тяжело выдыхает.) Быть ребенком в мире с таким положением вещей невозможно. А раз дети с момента рождения обречены на страдания, ненависть и смерть в муках, то лучше им не рождаться вовсе. Это наш манифест. Манифест нелюбимых детей. Я все исправлю. Я обещаю.

(Лампа над Зиком гаснет. Зал погружается в немую темноту, в которой гаснет огонек от сигареты.)

Занавес

Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.