play me like you want me

Видите ли, Тенген всегда смотрел на него по-особому. Это всегда было заметно, учитывая тот простой факт, что даже Кёджуро уловил это. Интерес и сосредоточенность, характерные только для Узуя и ни для кого другого, сияли в его обожженных закатом глазах и время от времени заставляли его меняться в голосе. Здесь, сидя на кровати посреди комнаты, в которой им, вероятно, не следовало находиться и пить всю ночь напролет, это как никогда не было так очевидно. В первый раз они встретились в очень похожей обстановке. Ну, теперь, когда Ренгоку думает об этом, это та же самая обстановка. Дом Шинобу, половина первого ночи, басы чьего-то плейлиста в Spotify раскачивают стены и пол. Разница лишь в том, что сегодня вечером, вместо того, чтобы слиться с остальной толпой, они ушли сами по себе, не имея ничего, кроме компании друг друга и бутылки виски, которую Тенген откопал в глубине кухонного шкафа. Уже достаточно поздно, и никто не замечает их отсутствия, а если и замечает, то эти люди сильно пьяны для того, чтобы беспокоиться. Поэтому парни прокрались вверх по лестнице и обратно вниз, пройдя по коридору, пока не наткнулись на пустую комнату, закрывшись внутри, как только убедились, что это не комната Шинобу. Скорее всего, гостевая комната, которая была не намного лучше, но все равно не мешала им уютно устроиться. Как бы Тенгену ни нравилось называть его пламенем своей компании (или: костер, маяк, огнемет и т.д.), и как бы ему ни нравилось тащить Кёджуро через плечо под предлогом использования его в качестве факела, чтобы осветить путь впереди, Ренгоку всегда чувствовал, что они должны разделить этот титул. Он идеально подходит под описание огня: градиент его волос и оттенок глаз, но Тенген тоже держит в себе что-то вроде пламени. Кёджуро видит, как это горит в его громогласном голосе, в энтузиазме, с которым он относится даже к самым обыденным делам, в акценте, который он делает на своем любимом слове. Даже его смех, заразительный и потрескивающий на фоне историй, которые всегда смешнее для него, чем для человека, которому он их рассказывает, — например, когда Сабито убедил Санеми, что рыбья икра на прилавке — всего лишь зернышки граната, и он провел остаток дня, проблевавшись в ведро, или когда Шинобу не дотянула до минимальной высоты для посещения американских горок во время их первой и последней поездки в тематический парк. За последний час (или два? Ренгоку потерял счет времени), вот о чем они вспоминали. Воспоминания поднимались из-за потери времени и алкоголя, заставляя их обоих хихикать над шутками, которые давно устарели. В последнее время он погрузился в дикие рассуждения о том, кто кого трахнул, кто кого трахает и кто кого будет трахать. Та самая скандальная сплетня, ради которой живет Тенген, и которую Кёджуро более чем счастлив поддержать. Особенно когда Узуй налетает на него с теорией, что Гию и Санеми, вероятно, — нет, определенно, нет. Немного ранее Тенген вытащил волосы из-под сверкающей драгоценными камнями повязки, но оставил ее на голове, эту безвкусную штуку, которую он когда-то надел и больше никогда не снимал. По крайней мере, насколько знал это Ренгоку. Сама повязка даже не имеет никакого более глубокого смысла или памяти, связанной с ней — ему просто нравится эта глупая вещица. И, втайне, Кёджуро тоже нравится. Он считает это милым. В какой-то момент он говорит это Тенгену. Вслух, прямо ему в лицо. Честно говоря, Ренгоку не уверен, какой ответ он получил, но ему нравится думать, что это был положительный ответ. В конце концов, повязка все еще на голове, и Узуй все еще смотрит на него. Ренгоку сглатывает. Он опускает взгляд на свои колени, где ненадежно лежала бутылка. Прошло уже несколько минут с тех пор, как они говорили в последний раз. Кончики пальцев Кёджуро начинают покалывать. Взяв бутылку, блондин делает еще один глоток того, что осталось. Он заглядывает в нее, размахивает оставшейся жидкостью и со вздохом ставит на стол. — Хочешь? — предлагает он. Тенген неопределенно пожимает плечами, но все равно берет бутылку из рук напарника и подносит ее горлышко к губам. Ощущая остаточный вкус алкоголя на языке, Кёджуро наблюдает, как Узуй выпивает остаток до последней капли. Длинная шея, гладкая кожа, открытая лишь до воротника рубашки. Занятый воображением того, что находится за этой тканью, Ренгоку почти упускает то, что говорит напарник. — Ты бы разозлился, — начинает он, слишком медленно оценивая реакцию Кёджуро на каждое слово, — если бы я поцеловал тебя прямо сейчас? Вопрос не удивляет, что само себе удивительно. — Гм, — хмыкает блондин. Облизывает губы и удивляется, почему у него так пересохло в горле. Пытается не обращать внимания на то, как Тенген следит за движениями его языка. Провал, — нет… Не разозлился, я имею в виду. Услышав его ответ, Тенген тоже не выглядит удивленным. Танцуют друг вокруг друга. Ха. Кёджуро моргает — Узуй ближе, чем был раньше. Он делает первый шаг, обхватывая ладонью подбородок Ренгоку, второй рукой обвивая шею, чтобы зарыться пальцами в волосы. Запутавшись в прядях, он заставляет возлюбленного запрокинуть голову. Блондин чувствует, как его глаза закрываются на мгновение, когда Тенген заканчивает свой вопрос неуклюжей имитацией поцелуя. И да, Кёджуро не злится из-за этого. Нисколько. Он чувствует себя хорошо, немного приподнимаясь на коленях, чтобы ближе прижаться к губам Тенгена, теплым и сладким, как мед. Как и почти все, что он делает в жизни, Узуй дерзок. Не теряя времени, углубляет поцелуй, рука сжимает пушистые блондинистые волосы, язык скользит по губам. Ренгоку издает негромкий звук; другая рука Узуя находит его талию, обвивает бока, обрисовывая контур тела, прежде чем опуститься на бедро. Притягивая его, искушая, и Кёджуро может только слушаться и подчиняться. Беспомощный. Желанный. Он кладет свои руки на грудь Тенгена, крепкую и широкую, и молится, чтобы тот не заметил легкой дрожи в запястьях. — Ты даже не представляешь, как долго я хотел этого, — прошептал Узуй, после того, как они отстранились. Его губы темнее, чем были раньше, оттенок, который соответствовал бы его глазам, если бы не желание, окрашивающее их почти в черный цвет. Кёджуро плюхается обратно на кровать и смеется, отчасти от недоверия, а отчасти от того, что он сейчас пьяный, — тогда тебе следует наверстать упущенное. Тенген удивленно приподнимает бровь, — ты хочешь сказать, что я должен снова поцеловать тебя, Кёджуро? — Да, — напевает блондин, улыбаясь, — и даже больше. С этими словами Тенген погружается в мысли, и разум Ренгоку мгновенно проясняется. — Подожди-подожди… — Узуй немедленно замолкает, приподнимаясь с того места, где начал прижимать Ренгоку к кровати, — ты, э-э… Запер дверь, верно? Тенген слегка хмурится, когда пытается вспомнить сквозь пелену выпивки и поцелуев, которые они разделили, — думаю, да. — Нам следует проверить. — Возможно. Ни один из них не пытается проверить. Безопасность в этом случае теряется для них обоих. Кёджуро задирает голову, и Тенген отвечает ему еще одним поцелуем, таким же жарким, как и первый. Он возобновляет свою миссию по опусканию Ренгоку на кровать, который счастливо поддается, обхватив руками плечи напарника. Просунув ногу между бедер, Узуй задирает чужую рубашку, чтобы положить руки на торс блондина, исследуя жар его кожи. Когда кончик его пальца цепляется за сосок, Кёджуро прерывисто вздыхает и выгибается навстречу прикосновению. Где-то в середине поцелуя на пол летит и рубашка Тенгена вместе с повязкой на голове. Ренгоку жалеет, до тех пор, пока светлые распущенные волосы не спадают на лицо, аккуратно очерчивая плечи и линию челюсти. Раздевшись, Узуй снова нависает над напарником, загораживая остальную часть комнаты, заставляя Кёджуро сосредоточиться на нем единственном. Блондин отнюдь не маленький. Он среднего роста и телосложения, даже немного громоздкий по сравнению с Обанаем и Гию. Он тренируется, значительно вырос с подросткового возраста и может швырять Санеми по комнате, как мешок картошки, когда он капризничает. Он не маленький, но определенно чувствует это, когда Тенген наваливается сверху, прижимая его к матрасу. И когда Узуй опускает руку, чтобы обхватить член Ренгоку, разум блондина пустеет. Совершенно. Видна только головка его члена, непристойно выглядывающая из кольца пальцев. Почти вся длина спрятана в его ладони, карликовой по сравнению с размером чужой руки. Кёджуро не получает шанса по-настоящему обработать всю информацию, прежде чем Тенген начинает ублажать его, свободно и снисходительно, когда он узнает, что нравится напарнику, что заставляет его извиваться и что заставляет хныкать и стонать. В конце концов Узуй устанавливает быстрый ритм, крепко сжимая кончик члена блондина при каждом движении вверх. Ренгоку кусает губу, пока она не начинает кровоточить, а затем поворачивает голову на подушку, чтобы заглушить вздохи. — Как далеко ты хочешь зайти? — спрашивает Тенген, потирая большим пальцем капельки предэякулята на члене напарника, — я могу… — Трахни меня, — выпаливает Кёджуро. Темп Узуя замедляется, а затем и вовсе останавливается. Ренгоку прикусывает губу, его лицо горит, — Я хочу… я хочу, чтобы ты трахнул меня, — запоздало добавляет он, — пожалуйста. Тенгена, кажется, закоротило, — я — да. Да, хорошо. Я могу. Черт, я знаю, у меня же есть… — он засовывает руку в правый карман, роется в нем, потом качает головой и переходит к левому. На этот раз он достает презерватив, фольга сминается между его пальцами, когда он переворачивает его, — отлично. Ренгоку чувствует легкое головокружение, — он у тебя был? Все это время? Узуй откладывает презерватив в сторону и, нахмурившись, снова похлопывает себя по карманам, — но что нам действительно нужно, так это смазка. Брови Кёджуро сошлись вместе в кратком замешательстве. Когда он, наконец, осознает это, его рот раскрывается в беззвучном «о". — Ага, — говорит Тенген, и уголки его губ кривятся в ухмылке. Только для этого блондин упирается коленом ему в бок, — ай… что? Я просто говорю правду. — Неужели? — Я быстро заткну тебе рот. — Посмотрим. Тенген прищуривает глаза, борясь между продолжением их шутливой прелюдии и поиском того, что им «действительно нужно.» Приняв решение, он высвобождается из объятий напарника и, перегнувшись через край кровати, выдергивает верхний ящик тумбочки и с шумом роется в нем. Ренгоку задерживает дыхание, несмотря на беспокойство, и выпускает его в порыве облегчения, когда Тенген появляется с отчетливой прозрачной бутылкой. — Благослови тебя бог, Кочо, — бормочет Узуй смазке, и Кёджуро фыркает от смеха, приглушаясь тыльной стороной запястья. — Как ты думаешь, почему она держит смазку в гостевой спальне? — А почему бы и нет? Я, например, думаю, что это верный ход. — Так и есть! Но только потому, что тебе сейчас удобно. — Не только для меня. Для нас, детка, — Тенген снова ложится на кровать, поворачивается лицом к Ренгоку и постукивает себя по ноге, — раздвигай ножки, милый. Кёджуро уже подумывает о том, чтобы снова ударить его коленом, но, поскольку у них нет времени, а он уже возбужден, то прикусывает язык и делает, как говорит Узуй. Как только он снова усаживается на место, Тенген щелчком открывает смазку и щедро выливает ее себе на пальцы. — Если мы собираемся это сделать, — говорит он, — ты должен вести себя тихо. Ренгоку не знает, сможет ли, но все равно кивает, — я смогу это сделать. Подняв бровь, Тенген опускает руку между тонких ног. Он скользит по чужому члену раз, другой, двигается дальше, чтобы смазать дырочку; прикосновение легкое и дразнящее. Блондин дрожит и изгибается, сдаваясь. Это не первый раз, когда Кёджуро делает что-то подобное, но прошло уже много времени, и последнее прикосновение, которое он помнит — это его собственное. Это объясняет, почему он почти прикусывает губу, когда первый палец входит глубоко внутрь. Боже, какой он большой. Только один палец. Почти такой же толстый, как два пальца Ренгоку. Настойчиво растягивает, что заставляет парня задыхаться, широко раскрыв глаза. — Это всего лишь палец, — шепчет Тенген, и он еще глубже впивается зубами в губу. Черт. — Да, — говорит он, задыхаясь. Пытается изобразить улыбку, дрожащую по краям, — все в порядке. Я чувствую себя прекрасно. Ты можешь… Очевидно, это и есть зеленый свет, который ищет Узуй. Он отводит руку назад, медленно и осторожно, прежде чем снова двинуться вперед. Вот так он выстраивается в плавный ритм, работая над Кёджуро, растягивая его для другого пальца. Второй саднит сильнее первого. Когда Ренгоку вздрагивает, Тенген наклоняется, чтобы поцеловать головку его члена. — О, черт, — шепчет блондин. Парень дарит еще один поцелуй, затем открывает рот и заглатывает по самое основание. Это безумие, как быстро Кёджуро расслабляется после этого — он едва замечает третий палец, пока Тенген не раздвигает их. И как будто этого было недостаточно, он находит место, которое сводит Ренгоку с ума. — Знаешь, — говорит Кёджуро, стараясь не заикаться каждый раз, когда Узуй сгибает пальцы. Он точно знает, что делает, ублюдок, — ты… очень хорош в этом. Тенген отстраняется, поднимая голову, чтобы посмотреть Кёджуро в глаза. Вид там, снизу, в нескольких дюймах от его члена, заставляет Ренгоку немного потерять рассудок. — Конечно. Только самое лучшее для тебя, а? Узуй не утруждает себя ожиданием ответа, прежде чем снова вернуться к члену блондина, поддерживая зрительный контакт и подмигивая, как только губы встречаются с лобком. Ренгоку плюхается обратно на подушку, борясь со стоном, щекочущим нёбо. Это так приятно, Кёджуро с трудом признает, что он готов насладиться двойными ощущениями пальцев внутри него и рта на его члене. Как только он произносит слово, хотя и неохотно, Тенген отстраняется и тянется к своим штанам, расстегнутым и свободно болтающимся на бедрах, но все еще скрывающим его член. Как только он раздевается, блондин клянется, что его сердце перестает биться. Он готовил себя к большому (ха), но реальность все еще шокирует до костей. Часть его хочет обхватить чужой член рукой, посмотреть, сомкнутся ли пальцы, но другая часть боится этих ощущений. Ренгоку слишком ошеломлен, чтобы говорить, в любом случае — может только лежать, безмолвный и неподвижный, пока Тенген несколькими быстрыми движениями надевает презерватив на член и обмазывает еще одним слоем смазки. Он не шутил. Она им понадобится. Очень много смазки. Вытерев руки об одеяло, Узуй пододвигается, чтобы подстроиться под дырочку возлюбленного. Это кажется невозможным, но Кёджуро сталкивается с этим как с вызовом. Он примет этот член — и сделает это отлично — даже если это будет последнее, что сделает в этой жизни. — Запомни, — Тенген подносит руку ко рту Ренгоку, влажному и открытому, и задумчиво проводит большим пальцем по нижней губе, — тише. Ладно? — Хорошо, — шепотом повторяет блондин. Он не знает, что еще сказать. Предвкушение, наконец, настигает его, выплескивается из головы в воздух между ними так сильно, что он даже больше не чувствует себя пьяным. Просто дикое возбуждение. И… когда Кёджуро рискует взглянуть между ног, на размер члена, который окажется внутри через несколько секунд, может быть, испытывает страх. Страх в хорошем смысле этого слова — головокружительный, беспокойный и возбуждающий. И с Узуем он снова и снова натыкался на новое и страшное, но это всегда было хорошо. Ренгоку доверяет. Тенген улыбается ему сверху вниз, ярко и красиво, и на мгновение блондин перестает дышать. — Готов? — он шевелит губами. Кёджуро улыбается ему в ответ и кивает, раздвигая бедра шире в бессознательном приглашении. Парень подтягивает их повыше, притягиваясь ближе, и Ренгоку чувствует, как его член дергается. Затем Тенген начинает протискиваться внутрь, и Ренгоку действительно не может вдохнуть. Потому что — он такой — черт возьми — большой. Как только головка члена, преодолев первоначальное сопротивление, погружается в сжимающее колечко мышц, вызывая тихий стон из горла, все остальное следует плавным, грязным скольжением. Он движется медленно, так медленно, как только может. Кёджуро чувствует, будто кто-то только что толкнул его рукой в грудь. Такой большой, что поначалу заглушает любое удовольствие, просто обжигающее давление, которое разрывает изнутри, абсолютно подавляющее всеми возможными способами. Ренгоку никогда не чувствовал ничего подобного раньше; всего несколько секунд, и он уже думает, не сломает ли его член возлюбленного. К тому времени, как Тенген входит до основания, блондин задыхается. Вцепившись в простыни, до побелевших костяшек пальцев, он был близок к тому, чтобы просто разорвать их. Он старается изо всех сил, чтобы не издать ни звука, стиснув челюсти так, что они начинают ныть. — Шевелись, — шипит он сквозь зубы. Узуй колеблется, и Ренгоку поворачивает бедра, чтобы сделать это сам, — пожалуйста… Тенген ругается — слова едва достигают ушей Кёджуро, но все равно стонет, мышцы напряжены. Давление все еще есть, тяжелое и властное, но оно начинает распаляться в основании его позвоночника в разжигании очень многообещающего огня. Он просто… ему нужно это… Наконец Узуй движется назад, всего на пару сантиметров, и снова толкается вперед. — Ты такой… — Тенген хмурится, и Кёджуро чувствует, как в его собственной крови поднимается волна желания, — так чертовски туго. Кё. Расслабься, детка. Я хочу тебя. При следующем толчке блондин чувствует, как рот небрежно приоткрывается. Стон, который вырывается, слишком громкий, по крайней мере, для его ушей, а выражение, которое появляется на лице Тенгена, слишком самодовольное. Ренгоку пытается собраться с мыслями, но возлюбленный поднимает бедра и движется глубже, чем раньше, и жалкая попытка сдержаться растворяется в очередном стоне. Подавленный, парень хлопает себя ладонью по рту и удерживает ее, заглушая себя. Черт, он такой чертовски большой… — Хорошо? — спрашивает Тенген низким шелковистым голосом, почти мурлыканьем. Кёджуро скулит в ладонь, не в силах ответить, — хорошо себя чувствуешь, да? «Да», хочет сказать Ренгоку. Хорошо. Ему хорошо. Но если он уберет руку со рта, весь дом будет знать, что они делают в этой комнате, поэтому лучшее, что он может сделать, это моргнуть Тенгену затуманенными глазами и надеяться, что он поймет. Судя по тому, как Узуй немного сгибается, его зрачки расширяются, Кёджуро догадывается, что все-таки понял. — Черт, я знал, что ты сможешь принять его, — бормочет Тенген. Теперь он движется быстрее, грубее, прижимая колени возлюбленного к груди, пока тот не складывается пополам, — черт, сделай это еще раз — да, именно так. Господи. Идеально. Даже если бы у Кёджуро мог говорить, он не знает, смог бы вымолвить что-то. С таким темпом, как Узуй трахает его, у него нет возможности сформулировать слова и мысли, не говоря уже о том, чтобы перевести их в речь. Глаза скользят по потолку, прежде чем полностью закрыться. Блондинистые волосы в раскиданы по простыням, потные, прилипшие к шее и лицу. На мгновение его рука безвольно расслабляется; только когда звук начинает просачиваться между пальцами, он прикрывает рот плотнее, снова заставляя себя замолчать. Хотя заставить себя молчать — такая пытка, которую он не пожелал бы даже своему злейшему врагу. Он смущается, просто представляя, как громко он будет кричать, как неконтролируемо и отчаянно будет звучать. И Тенген, он… он даже не выглядит обеспокоенным. Единственным признаком того, что он напрягается, является легкий блеск пота на его груди и глубокая морщина на лбу. Он трахает Кёджуро, как тряпичную куклу, грубо и жестко, издавая неестественные стоны всякий раз, когда блондин сжимается внутри, но в его голосе есть определенное напряжение, когда он спрашивает возлюбленного, хочет ли он посильнее. Как будто это вообще возможно. Кёджуро уверен, что Узуй способен на это. Почти сразу же он убирает руку от лица и бормочет, — да, да, пожалуйста… — Ш-ш-ш, — шепчет ему Тенген, замедляя темп, и блондин со стыда закрывает рот, — вот, давай. Работай со мной, Кё. Он выходит, к большому неудовольствию Кёджуро, и кладет руку ему под спину, чтобы перевернуть его на живот. Ренгоку с трудом встает на четвереньки, оглядываясь через плечо, чтобы увидеть, как Тенген встает на колени позади него. Он размазывает еще больше смазки по своему члену, раздвигая чужие колени еще шире, и парень позволяет голове упасть на подушки. — Превосходно — вот так, — Узуй поглаживает рукой чужие ягодицы. Раздвигает их еще раз, замирает достаточно надолго, чтобы Кёджуро заподозрил, что он просто пялится. Прежде чем Ренгоку успевает сказать ему, чтобы он поторопился, Тенген одним быстрым движением глубоко входит внутрь, издавая низкий стон. Единственная причина, по которой блондин не кричит, заключается в том, что в его легких не осталось воздуха, который можно было бы выдохнуть. Тенген не ждет, пока он привыкнет, неумолим с самого начала. Каждый толчок двигает тело все выше и выше по кровати, все ближе и ближе к изголовью, пока Узую не приходится удерживать возлюбленного на месте, чтобы он не врезался в нее. — Ах — ах — ах — Кёджуро больше не может сдерживать этот шум. Он не может. Звуки вырываются из его горла с каждым шлепком их кожи, безостановочным потоком сдавленных стонов и бессвязного удовольствия. В конце концов, блондин становится таким громким, что Тенгену приходится прикрыть ему рот, крепко зажав пальцами часть губ. — Ты такой… прекрасный, Кё, — выдыхает Узуй, — великолепно. В следующий раз, когда мы сделаем это, я… черт… я заставлю тебя кричать. Не заставлю — о, черт — тебя сдерживаться… Кёджуро откровенно кричит и стонет в большую ладонь, падая на локти. Бездумно откидывается назад, движимый только желанием кончить и почувствовать, как Тенген движется в нем. — Обещаю тебе, детка… буду обращаться с тобой так хорошо, трахать тебя так хорошо… Ренгоку нравится эта идея больше, чем следовало бы, и это видно по тому, как яростно разгорается жар в его животе, подталкивая его к оргазму. Не помогает и то, что Тенген нашел хороший угол, под которым толкается вдоль этого сладкого местечка, и вскоре блондин практически извивается под ним, глаза мокрые от непролитых слез. В конце концов локти тоже подкашиваются, грудь падает на кровать, а щека прижимается к матрасу, чтобы не раздавить нос. Черт, черт, черт. Он уже близко. Так близко, что сможет ощутить этот вкус, пульсирующий в нижней части тела, поднимающийся все выше и выше с каждой секундой. Все, что ему нужно, это еще один толчок, последний стимул, поэтому он собирает последние силы, чтобы дотянуться и обхватить слабой рукой свой член. Как только Узуй замечает, что делает блондин, его большая рука присоединяется к чужой, и вместе они доводят Ренгоку до оргазма. Кёджуро приходится кусать наволочку, когда он кончает, заглушая стон, который волнами срывается с его языка. Дрожит сквозь эйфорию, пальцы рук впиваются в простыни, а пальцы ног подгибаются. Только рука Тенгена, обхватившая его за талию, держит тело и бедра приподнятым. Когда блондин отходит, моргая от черных пятен в глазах, темп Узуя становится неустойчивым. Не осталось никакой утонченности, он хочет кончить, и Кёджуро смутно радуется, видя, что возлюбленный, наконец, заканчивает. И все из-за него. Тенген толкается в последний раз и не выходит, член пульсирует глубоко внутри, и он выдыхает прямо в ухо Ренгоку. Кажется, они не двигаются уже несколько часов. Узуй кладет их на бок, и блондин вздрагивает от странного ощущения, когда член выходит из него. Он все еще витает где-то в облаках, то приходя в сознание, то выходя из него, внезапно почувствовав себя таким измученным, каким не был уже несколько месяцев. Последнее, что он помнит, — это тяжесть широкой груди, прижатой к его спине, рука, перекинутая через талию, и тихое «спокойной ночи». На следующее утро они оба проснулись от того, что Шинобу стучала в дверь и угрожала, что снимет ее с петель и выбьет из них все дерьмо. Кёджуро не жалеет о ночи даже во время того, когда они спотыкаются в коридоре и спускаются по лестнице, дезориентированные и растрепанные, преследуемые гневными обвинениями и жалобами на то, что они могли бы взять с собой кровать, все равно ее выбрасывают. Пальцы Тенгена крепко сжимают хрупкую ладонь, они такие же теплые и широкие, как прошлой ночью, и трудно чувствовать что-либо, кроме возбуждения.