Белый Дракон и его Тень

      Го было его мечтой с самого детства. Сколько Чу Ин себя помнил, ничто не доставляло ему такой радости, как битва черных и белых в небольшом, казалось бы, пространстве, состоящем из 361 точки пересечения, которую давали девятнадцать линий по вертикали и горизонтали. Но для него это была целая вселенная, где каждая сыгранная партия казалась уникальной и неповторимой, как и сами игроки. В игре Чу Ин мог увидеть и понять своего соперника так же хорошо, как если бы часами просто говорил с ним. Он любил Го сильнее, чем что бы то ни было в своей жизни. И поэтому невозможность сыграть снова, на которую обрекли его завистники, была хуже смерти.       Но даже в самых смелых своих предположениях о загробной жизни он не мог вообразить, что все будет так плохо!..       Находиться в этом мире, буквально в каком-то шаге от гобана, от новой увлекательной игры, — и быть совершенно не в силах взять камень в руки! Боги были воистину безжалостными и бессердечными, раз из всех возможных выбрали кару, разрывавшую сердце Чу Ина на маленькие кусочки.       За все, что ему довелось пройти, это было самым несправедливым!..       Ровно сев и аккуратно утерев заплаканные глаза, Чу Ин какое-то мгновение просто сидел не двигаясь, а затем поднялся, машинально отряхивая ханьфу, хотя в этом не было никакой надобности — оно теперь уже точно никогда не запачкается. Эта мысль вызвала очередную порцию грусти, но дух усилием воли подавил ее, понимая, что лить слезы — совершенно пустая трата сил. И пусть он всегда был человеком довольно чувствительным, сейчас Чу Ин обязан был собрать в кулак все свое мужество и решительно посмотреть правде в глаза.       Не имеющий себе равных мастер Го Южной Лян теперь лишь бесплотный дух, позабытый и бесполезный, посмертно застрявший в своем гобане и вынужденный влачить жалкое существование в чьей-то очень непритязательной пыльной кладовой среди горшков и мешков…       Все больше и больше Чу Ин расстраивался из-за своего незавидного положения, как вдруг его внезапно озарил факт, который из-за жалости к себе и своему призрачному состоянию он совершенно упустил из виду.       — Ребенок, — пораженно пробормотал Чу Ин и тут же вскинул голову вверх, чувствуя, как в сердце снова начинает пробиваться маленький росток надежды. Странный бритый мальчик может его видеть, а это значит… Это значит, что он, Чу Ин, все же сможет снова сыграть в Го! Пусть и не совсем так, как ему бы того хотелось, но это было лучше, чем ничего.       Верхняя площадка кладовой была пуста — ребенка в поле зрения не наблюдалось. Чу Ин с сомнением покосился на гобан, а затем все же решил, что стоит проверить свои возможности в нынешнем состоянии. Он уже знал, что не мог физически влиять на окружающее пространство (всякий раз при мысли об этом ему нестерпимо хотелось рыдать), но, может быть, хотя бы его облик будет доступен окружающим? Чу Ин не желал даже думать о том, что только мальчик, так невежливо обозвавший его злым духом, был способен видеть его и говорить с ним. Мастер ничего не имел против детей, но предпочитал играть исключительно со взрослыми.       Приблизившись к лестнице, призрак приподнял подол платья и, осторожно сделав шаг на ступеньку, тут же зажмурился, опасаясь, что его нога просто пройдет сквозь нее, как раньше прошла через столик. Однако, к его вящему удивлению и облегчению, нога оставалась на ступеньке, и это значило, что он вполне мог хотя бы подняться по лестнице. Этот факт слегка приободрил Чу Ина, и он добрался до верхнего этажа кладовой, где принялся с интересом осматриваться.       Мальчика не оказалось и здесь, среди еще целой кучи покрытых пылью вещей. Но почти сразу же призрак отметил открытое седзи, через которое проглядывал кусочек голубого неба и несколько деревьев. Словно завороженный, Чу Ин поспешил выйти навстречу миру и солнцу, чтобы погреться в его лучах и хотя бы на секунду снова почувствовать себя по-настоящему живым.       В свежем прохладном воздухе, все еще слегка наэлектризованном недавней грозой, отчетливо витал запах дождя, смешанный с терпким ароматом цветов. Прикрыв рукавом глаза, чтобы свет не слепил их, он вышел во внутренний двор, и его взору открылись крытый павильон и прекрасный сад, который устремлялся вдаль куда хватало глаз.       Чу Ин подставил бледное лицо ласковому солнцу, зажмурился, и мягкая, довольная улыбка озарила его лицо. Пускай все так, пускай ему больше не играть самому, но выпавшей возможностью вернуться снова в этот мир нельзя было так неосмотрительно брезговать. Возможностью, которой не было больше ни у кого, даже у Сына Неба. Когда Чу Ин подумал о своем положении с такой точки зрения, ощущение собственной значимости и исключительности моментально подняло ему настроение. Его миссия пока не закончена, и пусть пройдет еще не одна сотня, даже тысяча лет — он будет здесь до тех пор, пока не найдет Божественный Ход. Никто и ничто больше не встанет у него на пути!..       — Да! — полный решимости, Чу Ин победоносно вскинул руку с веером вверх. — Никто больше меня не остановит! Ради прошлого… Ради прекрасных ушедших дней, наполненных звуками и красками Го… Я обязательно добьюсь своей цели!       — Вот он, цзин гуай!       Долетевший откуда-то сбоку звонкий мальчишеский голос вмиг привел Чу Ина в чувство. Застигнутый врасплох, он тут же обернулся и увидел уже знакомого бритого ребенка, который указывал рукой в его сторону. Рядом с ним стояла раскрасневшаяся и несколько запыхавшаяся пухлая женщина средних лет в переднике, немного запачканным мукой. В какой-то момент духу показалось, что она смотрела прямо на него, но уже через секунду он ощутил острый укол разочарования: ее взгляд был расфокусирован, и женщина вытягивала шею, чтобы рассмотреть что-то вдалеке, хотя сам Чу Ин находился от нее на расстоянии не более десяти шагов. Это подтвердило опасения насчет того, что общаться он теперь может только с этим чудным ребенком, и от этого открытия мастер снова самую малость приуныл.       — Я никого не вижу, сяо Байлун, — в замешательстве произнесла женщина и с сомнением посмотрела на мальчика. Чу Ин, воспользовавшись моментом, приветливо помахал им, чтобы убедиться еще раз. И опять же, увидел его жест только мальчик.       — Он стоит напротив седзи, тетушка Цзин, — упрямо гнул свое ребенок. — Он явился прямо из старого дядиного гобана, что лежит внизу! На нем белое чиновничье платье, головной убор, и у него длинные волосы!       — А еще у меня есть веер! — доверительно сообщил Чу Ин, дружелюбно улыбнувшись, и эффектно раскрыл его. Мальчик, вздрогнув от неожиданности, попятился, не сводя с нового знакомого все того же настороженного взгляда.       Женщина только досадливо вздохнула.       — Тебе нельзя ходить в каморку, сяо Байлун, ты же знаешь! — она заботливо потрогала его лоб, но мальчик не обращал на действия тетушки никакого внимания, полностью сосредоточившись на призраке. — Ты, должно быть, просто перегрелся с утра на солнце. Ох, и как тебе только удалось уговорить хозяина играть на улице?.. Что ж, теперь я буду внимательнее приглядывать за тобой. Пойдем в дом, сейчас так сыро после недавной грозы, не хватало еще, чтобы ты простудился!.. Давай, идем.       Ребенок не сдвинулся с места, и Чу Ин, смирившись с неизбежным, принялся его так же внимательно рассматривать в ответ, пользуясь случаем.       На вид ему было лет десять или одиннадцать; тонкий, как тросточка, с круглым и нездорово бледным лицом, на котором очень сильно выделялись все еще испуганные большие темные глаза. Он жался к своей спутнице и с настороженностью наблюдал за каждым движением Чу Ина, будто был готов дать деру в любой момент, стоило только призраку сделать маленькое движение в его сторону.       И все же не было сомнений в том, что этот ребенок, несмотря на все свое невежество, был особенным. Чу Ин подумал, что должен произвести на него хорошее впечатление. Сейчас мальчик был жизненно ему необходим.       — Ну же, сяо Байлун, — нетерпеливо позвала тетушка, поскольку ребенок совершенно не реагировал на ее слова. Чу Ин, наблюдая за развернувшейся сценой, внезапно ощутил сильное душевное смятение, опасение, страх и легкое любопытство. И сильно удивился, когда понял, что эти чувства не принадлежали ему.       В один миг реальность вдруг уступила место иллюзии. Чу Ин скорее ощутил это интуитивно, чем понял сознательно: в действительности он теперь и правда жил не столько в гобане, сколько в сердце этого ребенка.       — Где я? — всполошился мальчик, неуверенно оглядываясь по сторонам. Вокруг было темно, и крохотные блики света, возникая из ниоткуда, устремлялись в никуда в своем собственном упорядоченном движении. Здесь остались только они вдвоем: призрак и ребенок посреди пустоты, в самом укромном уголке сознания второго.       Чу Ин дружелюбно улыбнулся, искренне надеясь, что хоть на этот раз сумеет все объяснить своему новому юному знакомому.       — Пожалуйста, не бойся. Как я уже говорил, я не причиню тебе вреда.       — Ты… — мальчик изо всех сил старался держать себя в руках, но Чу Ин чувствовал беспокойство и нарастающую панику в его душе. — Я не позволю тебе завладеть мной! Вернись туда, откуда пришел, иначе я… Иначе я сожгу твой гобан!       Чу Ин только протяжно застонал и постарался объяснить свою ситуацию как можно более доходчиво.       — Юноша, присмотрись внимательнее, я не злой дух. Я не могу даже камешек взять в руки, не то что овладеть тобой! Все, что мне нужно, — это только играть в Го! Пожалуйста, позволь мне сыграть в Го, и я обещаю, что больше не доставлю тебе беспокойства.       Мальчик какое-то время молчал и недоверчиво смотрел на него, а затем в его глазах вдруг появился слабый намек на интерес.       — Ты… действительно хочешь только играть? И… потом ты не съешь мою душу?..       — Ребенок, у тебя слишком богатое воображение! Я хочу только играть в Го, — с улыбкой подтвердил призрак, молясь про себя, чтобы ему наконец удалось достучаться до этого не по годам подозрительного мальчишки. — Клянусь небесами, я, Чу Ин, мастер из Южной Лян, хочу только играть в Го и ничего более. Так… Ты позволишь?       Их разделяло по меньшей мере десять шагов что здесь, в иллюзорном мире сознания ребенка, что там, в реальности. Чу Ин с робкой надеждой в сердце смотрел на мальчика, ожидая его решения. Он очень сильно нуждался в нем, в своей единственной связи с окружающим миром, в своей единственной ниточке, что связывала с Го. Нуждался так сильно, что от этого было даже больно.       Чу Ин не сомневался, что в случае отказа его собственное многострадальное сердце просто не выдержит.       Мальчик неуверенно отвел глаза, а когда поднял их снова, его взгляд был все таким же внимательным и настороженным.       — А… если я позволю тебе сыграть, ты исчезнешь?       Надежда Чу Ина, как и его улыбка, слегка померкла. Он никакого понятия не имел, вернется ли обратно в гобан после того, как сыграет, чтобы получить другой шанс, или же будет ходить привязанным за мальчишкой всю его жизнь, пока не найдет Божественный Ход.       Дух не хотел зацикливаться на том, что желание ребенка избавиться от него сильно задевало за живое.       Неуверенно кивнув, чтобы не спугнуть мальца, Чу Ин старался не думать о том, что будет, когда его обман вскроется.       Они вернулись в реальность так же стремительно и неожиданно, как до этого покинули ее. Тетушка все еще о чем-то причитала, по-прежнему пытаясь увести мальчика в дом, но тот глядел исключительно на высокого мужчину в белоснежном ханьфу.       — Хорошо, — в конце концов великодушно ответил он, и Чу Ин от нахлынувшей радости просиял практически одновременно с тетушкой Цзин, которая приняла его слова за ответ на какой-то свой вопрос.       — Ну наконец-то, упрямое дитя, что с тобой сегодня случилось?.. Пойдем, тебе нужно обязательно выпить горячего отвара и искупаться — посмотри только, как сильно ты испачкался!.. А о том, что сегодня случилось, мы не расскажем, хорошо?.. Лучше не тревожить старую госпожу лишний раз — ей сейчас и так нехорошо. Но пообещай, что больше ты так делать не будешь!.. Иначе хозяин тоже очень рассердится…       Оба направились обратно в дом, что находился по другую сторону сада, и на сей раз мальчик кивнул в ответ на слова своей взрослой спутницы. Кивнул и украдкой обернулся, чтобы увидеть, следует за ним дух из гобана или нет. Сам же Чу Ин, поймав его взгляд на себе, хоть и не был в большом восторге от выпавшей ему роли, решил для себя, что отныне это не должно иметь для него значения.       — Не волнуйся, — доверительно произнес он с улыбкой в ответ на пристальный взгляд ребенка. — Больше всего на свете я хочу только сыграть. И не потребую большего.       В конце концов, самым важным всегда было только Го.