Белый Дракон и его Тень

      В свете заходящего солнца облака резкими огненными росчерками пересекали небосвод и тянулись вдаль, куда хватало глаз. Впереди простирались бескрайние холмы пожухлой травы, а где-то далеко в низине клочки обработанных селянами полей соседствовали с полноводной извилистой рекой и тянущейся ввысь бамбуковой рощей. Пока еще по-осеннему теплый ветер гулял по бескрайним цинским землям и все время норовил сбросить с головы одинокого путешественника острую конусовидную шляпу. Тому ничего другого не оставалось, как время от времени придерживать ее рукой.       Взобравшись по извилистой тропке на самый верх холма, юноша опустил на землю тяжелую плетеную котомку и, выровняв сбившееся дыхание, посмотрел на горизонт, чтобы немного отдохнуть и проводить взглядом мерно уплывающий в облачной дымке желто-янтарный диск.       — Чу Ин, — негромко позвал он, и эхо его голоса мгновенно затерялось в шуме ветра и шелесте высокой травы.       — Здесь, — тут же откликнулся древний призрак, возникнув за левым плечом юноши.       Сяо Байлун обернулся к нему с радостной улыбкой и указал рукой вперед.       — Я подумал, ты не захочешь пропустить такой вид!..       С того места, где они стояли, открывался чудесный пейзаж. Чу Ин окинул долгим внимательным взглядом простирающуюся вокруг живописную картину уходящего дня, и его губы тронула довольная улыбка: за прошедшие годы ребенок хорошо изучил вкусы древнего мастера. Он всегда любил созерцать красоту: и когда был человеком, и после того как стал невидимым бестелесным духом. За тысячу лет это не изменилось и уже вряд ли когда-нибудь изменится. Чу Ин был эстетом до мозга костей, и больше, чем природные красоты цинских земель, его могли восхитить только изящные формы на гобане, которые сплетались из черно-белых камней во время особо увлекательных партий в Го.       Юноша и древний призрак, разделив на двоих уютное молчание, стояли на вершине холма до тех пор, пока солнце окончательно не скрылось из виду.       — Спасибо, — сказал Чу Ин, отвесив ребенку легкий поклон в знак признательности.       Сяо Байлун же, снова закинув на плечи тяжелую котомку, добродушно улыбнулся в ответ.       — Я рад, что тебе понравилось. До ближайшего селения идти еще пару часов. Составишь мне компанию? Было бы неплохо сыграть по дороге.       Чу Ин с некоторым сомнением посмотрел на своего юного спутника, а затем переместил любопытствующий взгляд на его котомку.       — Разумеется, если ты не слишком устал. Размер твоей поклажи все еще внушает мне… некоторые опасения. Ты так и не скажешь мне, что ты там несешь?       Сяо Байлун поправил шляпу и на какую-то секунду оглянулся через плечо на свою плетеную корзину, словно только сейчас ее заметил. Вид у него при этом был довольно загадочный.       — Увидишь, когда доберемся до места, — уклончиво ответил он, и Чу Ин страдальчески возвел глаза к небу.       — Юноша, у тебя совсем нет совести, — попенял он ему и в назидание еще и веером в воздухе потряс. — Мне же интересно! За столько дней, что мы в пути, ты мне даже краем глаза не дал взглянуть на то, что ты там прячешь.       Сяо Байлун только добродушно усмехнулся, глядя на возобновившиеся попытки древнего духа что-либо рассмотреть сквозь мелко плетеные прутья. В очередной раз потерпев поражение, Чу Ин, стараясь не выказывать своей обиды, со всей присущей ему невозмутимостью раскрыл веер и, гордо вздернув подбородок, пошел вперед как ни в чем ни бывало. Будто это и не он секунду назад сердито сопел, как ребенок, которому отказали в просьбе показать игрушку.       — 4—16, — с напускным безразличием начал Чу Ин, на что юноша, поравнявшись с призраком, ответил куда более жизнерадостно.       — 16—4.       Так уж получалось, что сердиться долго на ребенка Чу Ин никогда не мог, даже если и хотел. Да и сяо Байлун если и подтрунивал, то всегда по-доброму…       Пока они шли в высоких зарослях пожелтевшей травы, Чу Ин воспользовался моментом и внимательнее присмотрелся к спутнику. Сяо Байлун тяжело дышал, на лбу выступила испарина, но в целом он продвигался вполне уверенно. За последние несколько лет мальчик заметно вытянулся и окреп: ростом он уже практически дотягивал до своего призрачного наставника, черты лица стали резче, а цвет — здоровее; тугая коса доставала ему едва ли не до поясницы, а вот болезненная худощавость так никуда и не делась. В последние годы ребенок болел значительно реже, чем в детстве, но все равно старался не бывать долго на холоде или жаре. Покинув родной дом около полугода назад, что стало для него настоящим испытанием, он принялся путешествовать, чтобы набраться опыта, и, к большому удовольствию Чу Ина, находил себе соперников для игры практически всякий раз, когда останавливался где-либо на ночлег. Сяо Байлун по-прежнему оставался очень великодушен и позволял играть своему призрачному другу, когда бы тот ни попросил. Это было благословенное время изучения и неспешных бесед, преисполненное уважения и искренней благодарности. Мальчик с серьезным взглядом, когда-то не подпускавший Чу Ина к себе ближе, чем на три шага, и грозившийся сжечь его гобан, на самом деле оказался очень чутким и внимательным. А сам древний мастер, изначально пришедший в ужас от роли безвольного наблюдателя, вынужденного постоянно следовать за дитем, со временем научился получать удовольствие от нового способа существования и не мог не гордиться проделанной работой. Сяо Байлун уверенно шел по пути Го, и Чу Ин был счастлив, что ему выпала возможность сопровождать его.       — 17—16.       — 3—4.       Из родного города мальчика они выехали повозкой: Чу Ин пришел в полный восторг от подобного средства передвижения. В свое время ему очень нечасто приходилось пользоваться услугами извозчиков, а став призраком, он находился подле больного ребенка, чьи перемещения были весьма скудны. И пусть до базара дядя и племянник всегда ехали телегой, Чу Ин был слишком чувствительным существом, чтобы позволить себе ею пользоваться. А вот крытая повозка — совсем другое дело! Однако чем дальше они уезжали от родных краев ребенка, тем чаще сяо Байлуну приходилось полагаться только на свои ноги. Средства, что дал ему дядя, были не бесконечны, и как бы Чу Ину не претила сама мысль играть в Го на деньги, иногда другого выбора просто не было. В такие моменты он предпочитал оставлять сяо Байлуна, просто потому что не мог смотреть на то, как тот использует свой редкий талант для таких приземленных целей. Чу Ин все понимал, но у него ничего не получалось с собой поделать. Он всегда играл в Го ради самой игры, и то, с чем сталкивала сяо Байлуна реальность, было для него просто невыносимо и не желало укладываться в голове.       — 11—17.       — 16—13.       Они держали путь на гору Ванъю. По дороге сяо Байлун, иногда предаваясь воспоминаниям, рассказывал о том, как еще совсем маленьким играл с дедушкой в абрикосовой роще неподалеку от местного храма.       — Я очень смутно помню старый дом и небольшой ручей позади него. Это должно быть очень живописное место. Пройдет много времени, прежде чем мы туда доберемся, а чтобы скрасить длительное путешествие, будем играть в го с самыми лучшими игроками каждого нового региона. Что скажешь?       — Похоже на начало хорошего плана, — мягко улыбнулся Чу Ин, которого невероятно радовал тот факт, что его юному подопечному больше никто не сможет запрещать играть, запирать его в комнате или прятать гобан.       Путешествие и правда было очень долгим, но увлекательным, хотя никто из череды людей, которые играли с сяо Байлуном, не произвели на древнего призрака сильного впечатления. Почти все они были очень хорошими, крепкими игроками, но недостаточно талантливыми для того, чтобы одолеть маленького дракона.       — 15—16.       — 16—10.       Чу Ин был очень озабочен всякий раз, когда им приходилось делать длительные остановки из-за того, что сяо Байлуна временами подкашивала простуда. Сейчас он сносил ее не так тяжело, как в ранние годы, но у древнего призрака все равно всякий раз невольно сжималось сердце, стоило ему увидеть, как мальчик захлебывается кашлем. В такие моменты Чу Ин искренне не понимал, за что боги послали доброй душе сяо Байлуна такие испытания, и молился, чтобы он оставался в этом мире как можно дольше. Древнему мастеру было стыдно признаться даже себе, что отчасти его желание было вызвано собственными эгоистичными побуждениями: если он не найдет Божественный Ход, пока ребенок жив, то дорога ему только одна — обратно в гобан. А там только темнота и пустота, застой и еще одно тысячелетие ожидания на встречу с другим редким талантом. Встречу, которая может никогда и не случиться. Чу Ин не был уверен, что переживет еще одну такую пытку и не тронется умом. Ему не следовало досадовать на обстоятельства и жалеть себя, но всякий раз страх беззастенчиво вгрызался в сердце, когда измученный болезнью сяо Байлун засыпал.       Страх, постоянно напоминавший о том, что время Чу Ина в этом мире не бесконечно.       — 5—3.       — 8—4.       Из-за того, что им в последнее время чаще всего приходилось путешествовать пешком, сяо Байлун очень поднаторел в искусстве воображаемого Го. Конечно, его мысленные партии не шли ни в какое сравнение с тем, как он обычно играл на доске, но по крайней мере теперь запоминать ходы и думать над стратегией одновременно ему удавалось значительно лучше. У Чу Ина ушло двадцать пять лет на то, чтобы стать непобедимым мастером Южной Лян, и он полагал, что сяо Байлун, начавший изучать Го значительно позже, достигнет такого же блестящего результата к годам сорока. Сейчас ему было немногим за двадцать, и он уже был силой, с которой нельзя не считаться. На пике расцвета своего таланта он обязательно войдет в историю Го империи Цин. Чу Ин был в этом уверен как ни в чем другом.       — 4—5.       — 4—4.       Тяжелая плетеная корзина здорово оттягивала ему плечи, а высокая трава путалась под ногами — и все это вместе сильно его замедляло. Небо постепенно темнело, сгущались сумерки, и Чу Ин от нарастающего беспокойства то и дело поглядывал на сяо Байлуна. Они всегда стремились свести пеший путь во время странствия к минимуму, потому что мальчик не привык к какой-либо долгой физической нагрузке и уставал куда быстрее других людей. А сейчас Чу Ин и сяо Байлун приближались к горной местности с неустойчивыми тропами, которые только пешим ходом и можно было одолеть. Еще и поэтому древнего мастера так волновало то, что нес уже почти неделю кряду на своей спине сяо Байлун. Чу Ин чувствовал, что его юному другу очень тяжело, однако с годами возросло не только мастерство мальчика, но и его целеустремленность. Ни словом, ни жестом он не показывал, насколько сильно вымотало его это долгое путешествие.       Чу Ин искренне надеялся, что все усилия ребенка будут того стоить.       — 5—4.       — 5—5.       — 3—5.       — 2—5.       — 2—6. Сяо Байлун, ты уверен, что селение уже близко? — не выдержал Чу Ин и прошел чуть вперед, вытягивая шею, чтобы разглядеть огонь в надвигающемся мраке, но не увидел ничего даже отдаленно похожего на жилища людей или хотя бы намек на то, что неподалеку вообще хоть кто-нибудь живет. Повсюду виднелись только поросшие холмы и угадывались очертания гор. — Не хочу поднимать панику, но я ничего подобного не вижу.       Сзади послышался тяжелый вздох.       — Не хочешь поднимать, но поднимаешь. 2—4.       — А ты как думал! Уже почти ночь, а мы все еще не нашли место для ночлега! — Чу Ин обхватил себя руками и поежился. — А вдруг здесь водятся какие-нибудь голодные звери?..       Он боязливо огляделся по сторонам, но вокруг только тихо шелестела трава. Сяо Байлун, нагнав его, с усмешкой покачал головой.       — А тебе-то чего бояться? Тебя голодный зверь, даже если он тут водится, точно не увидит!       — Сяо Байлун!..       Чу Ин уже не мог разглядеть его лица, но в тоне голоса явно угадывались смешливые нотки. Древний призрак едва не скрипнул зубами: он не видел в сложившейся ситуации абсолютно ничего забавного.       — Не переживай, мы уже почти пришли, — на одном дыхании произнес юноша, сворачивая куда-то в сторону. Чу Ину ничего не оставалось как вприпрыжку догнать его и пойти следом. — Твой ход.       — 6—5, — пискнул в ответ древний дух, со всех сил сжимая призрачный веер и с опаской поглядывая по сторонам.       Через некоторое время, когда они оба благополучно спустились с холма, волна сильного облегчения затопила призрака с головой: неказистый на вид деревянный дом с сараем был небольшим, но внутри приветливо горел огонь.       — Хвала богам, — вырвалось у Чу Ина, — мы не будем спать на улице!       Сяо Байлун ничего не сказал. Он снял свою увесистую ношу и, аккуратно примостив у ближайшего колодца, пошел к дому. Чу Ин, воспользовавшись отсутствием ребенка, снова попытался заглянуть сквозь прутья корзины, но на этот раз самым большим его препятствием стала окружающая темнота. С легким разочарованием и досадой он, поджав губы, принялся осматривать то небольшое хозяйство, что имелось у владельцев дома. Чу Ин осторожно расхаживал по заднему двору, с любопытством заглядывая во все углы. На нескольких прополотых грядках росли какие-то неизвестные призраку растения. Сразу за сараем располагался небольшой курятник, а в загоне неподалеку похрюкивала свинья. Чу Ин, остановившись напротив нее, приветливо помахал ей веером.       Послышались приглушенные голоса, несколько раз скрипнула дверь. На мгновение воцарилась тишина, а затем древний мастер услышал обеспокоенный возглас сяо Байлуна.       — Чу Ин? Где ты?       — Здесь, — откликнулся дух, вновь вернувшись во внутренний двор. Увидев своего юного спутника, он указал веером в сторону загона. — У них есть животные. Мне впервые удалось посмотреть на живую свинью со столь близкого расстояния.       В темноте было только заметно, что сяо Байлун покачал головой. Он снова взвалил на плечи корзину и кивком указал в сторону сарая.       — Нам позволили переночевать там. Идем.       Сарай внутри оказался еще более непритязательным, чем выглядел снаружи, но если мальчик не жаловался, то Чу Ин и подавно решил придержать свои мысли при себе. Иногда путь одних великих людей к успеху бывает более тернистым, чем у других. Сейчас древний призрак искренне радовался тому факту, что родился в Южной Лян во время ее расцвета, в хорошей благонадежной семье, и с успехом избежал всех тем проблем и тягот, что постоянно выпадали на долю сяо Байлуна.       Хозяйка — почти иссохшая старушка неопределенного возраста — любезно поделилась со своим внезапным ночным гостем водой, едой и свечами. За последнее Чу Ин был ей особенно признателен. Когда мальчик зажег свет и призрак наконец нормально его рассмотрел, то не сдержался от громкого восклицания.       — Юноша, тебе точно не помешало бы умыться… И помыться, наверное, тоже.       Сяо Байлун кивнул и устало разлегся на своем плаще.       — Оставлю это на завтра — сегодня я очень устал. Ты не возражаешь?       Чу Ин с присущей ему грациозностью раскрыл веер и принялся с важным видом им помахивать.       — Нет. Но только если ты мне скажешь, что такое тяжелое несешь из самого своего дома. Мы уже почти шесть месяцев в пути, но при мне ты ни разу не открывал свою корзину!       Сяо Байлун вздохнул.       — Придем на гору, и я тебе покажу.       Чу Ин не сдержал протяжного стона.       — Пока мы туда доберемся, я поседею и помру от любопытства!..       — Ты не можешь ни поседеть, ни умереть. Пожалуйста, просто потерпи.       — Не могу больше терпеть, сяо Байлун! Разве ты не знаешь, как мне интересно? Я очень любознательный и держался так долго, но больше нет мочи.       Чу Ин аккуратно приподнял подол ханьфу и присел рядом с корзиной, после чего с по-детски непосредственной улыбкой сложил руки и умоляюще взглянул на спутника.       — Пожалуйста, открой ее для меня. Я взгляну только одним глазком!.. Ну пожалуйста, сяо Байлун, мне очень интересно!       Чу Ин редко опускался до подобного вымогательства, но отчаянные времена требовали отчаянных мер. Ему и правда очень хотелось знать, что именно взял в дорогу сяо Байлун из дома, но при этом ни разу не нуждался в этом за время странствий. Это наверняка было что-то очень ценное и важное, если весило так много!       Как Чу Ин и ожидал, добрая и сострадательная натура ребенка взяла верх над принципами. Себя, конечно же, мастер тоже не забыл похвалить за смекалку и актерский талант.       Вдоволь налюбовавшись щенячьим взглядом, юноша, признав поражение, потянулся за корзиной, чтобы открыть ее. Призрак встал и отошел в сторону, чтобы не мешать, и жадно наблюдал за каждым его движением.       — Мастер Чу неподражаем, — с улыбкой сказал сяо Байлун. — Поверить не могу, что даже после стольких лет продолжаю вестись на твои уловки.       Чу Ин самодовольно улыбнулся: слова мальчика потешили его самолюбие.       — Ребенок, это талант! Доживешь до моего возраста — будешь и не такое уметь. Ну же, не тяни, открывай!..       Чу Ин в предвкушении сильнее сжал веер и вытянул шею, чтобы увидеть содержимое корзины, но сяо Байлун полностью загородил призраку обзор. Однако через несколько секунд он отодвинулся, и древний мастер увидел объемный квадратный предмет, завернутый в плотную ткань и аккуратно перевязанный толстым ворсистым шнуром.       Взгляд Чу Ина слегка потух, и он, для наглядности ткнув концом веера в сверток, перевел вопросительный взгляд на юношу.       — Что это?       Сяо Байлун снова загадочно улыбнулся, после чего развязал шнур и один за другим убрал уголки ткани, которые скрывали предмет.       Увидев, что это, Чу Ин едва не подавился воздухом.       — Ты… — начал он и умолк.       У него не было слов. Древний мастер во все глаза смотрел на ребенка, который сам с мягкой полуулыбкой разглядывал лежавший перед ним предмет в неверном пламени свечи, и не верил, что все это происходило на самом деле. С невыносимой горечью и обидой, не сумев воспротивиться нахлынувшим чувствам, Чу Ин и сам взглянул на ту единственную вещь, которую сяо Байлун пожелал взять с собой на прощанье из дома.       Это был древний гобан. С истершимися от времени линиями, поверхность которого по краям затерлась и выцвела. С двумя размытыми пятнами слез.       Его, Чу Ина, гобан, о существовании которого он старался не вспоминать лишний раз.       Сяо Байлун бережно провел по доске ладонью.       — Когда я думал о том, что мне взять с собой из дома, твой гобан сразу пришел мне на ум, — доверительно поделился юноша, не замечая тень, что пробежала по лицу призрака. — Тогда мне даже показалось странным, что за все то время, проведенное вместе, мы так ни разу на нем и не сыграли. Поэтому я решил, что забрать его в путешествие будет неплохой идеей. Дяде он достался за бесценок, и он не возражал, чтобы я взял гобан с собой. В любом случае такой вещи не место в пыльном чулане среди старых горшков.       — А по-моему, именно там ему как раз самое место, — невыразительно откликнулся Чу Ин, глядя куда-то вниз на свои руки.       — Как ты можешь так говорить? — совершенно искренне поразился ребенок, но Чу Ин не спешил отвечать. Он уже был совсем не рад, что настоял на своем и вообще поднял весь этот разговор. Давние воспоминания против воли вновь заполонили сознание: грозовое небо, колючий ветер, рев реки, шумно разбивающейся о скалы, и тяжелый гобан в немеющих, обессиленных пальцах. Даже после всех этих лет Чу Ин чувствовал его гладкую поверхность. Сколько хозяев он сменил за все эти годы? Сколько повидал юных неискушенных умов, с трепетом клавших на него свой первый камень? Сколько душ манил постичь высшее мастерство и скольким горьким разочарованиям был свидетелем? Однажды много лет назад сяо Байлун спросил ненароком, почему за долгую тысячу лет Чу Ин так никого и не встретил. Разве не было тогда выдающихся мастеров Го? Мастер всегда думал, что его томительное ожидание — часть наказания богов, но, вероятно, все было значительно проще. Возможно, гобан переходил из рук в руки, не задерживаясь ни у кого, потому что люди чувствовали обитающую в нем презренную душу и боялись навлечь на себя несчастья?.. Может, за тысячу лет на нем так никто ни разу и не сыграл?..       — Он принес мне удачу и открыл совершенно новый мир, — вдруг сказал ребенок, и Чу Ин, будто очнувшись ото сна, снова взглянул на сяо Байлуна. — Когда доберемся до горы, я раздобуду камни и мы обязательно сыграем, хорошо?       Чу Ин кое-как выдавил из себя в ответ слабую улыбку. Его старый гобан после тысячелетия скитаний наконец-то обрел достойного нового владельца. И пусть для самого призрака эта вещь была только горестным напоминанием, но он надеялся, что хотя бы сяо Байлуну она принесет счастье.