Быть рядом. Но не ближе, чем сейчас.

      — Здравия желаю, Вадим Рудольфович! — максимально бодрым тоном произнёс Саша, но даже до опьянённого мозга в одно мгновение дошла вся нелепость ситуации. Ра, пытаясь показать, что он в полном порядке, лишь выдавал свои внутренние переживания. Самойлов, находившийся на том конце провода, нахмурился; тонкая кожа лба превратилась в складки. Большой и трудный жизненный путь подарил мужчине опыт, позволяющий тонко и точно чувствовать людей. Радченко, конечно же, исключением не был. Вадим видел его насквозь, читал как книгу, и физическая удалённость здесь не имела никакого значения.       — Кончал бы с пьянством, с этим грешным делом: уже не мальчик и организм всё тебе припомнит… Да ведь, главное, повод-то какой? Молчишь как партизан, делаешь вид, будто нет ничего волнующего, а пить продолжаешь и мне названивать… Что сказать хочешь и не решаешься? У меня на сердце так из-за тебя неспокойно, Сашка! Скажи всё, ради Бога! — Ра, казалось, покраснел. Так было стыдно за свои пьяные бесполезные звонки и напрасные переживания Вадима! А почему происходило всё? Потому что Саша никак не мог решиться раскрыть тайну своих странно нежных чувств, хотя ощущал необходимость сделать это.       — Вадим Рудольфович, простите…       — И почему ты стал ко мне опять обращаться на «вы»? Я обидел тебя как-то, Сань? Нормально ж общались всегда. — Самойлова расстраивала и задевала эта перемена. После первого пьяного звонка Радченко перестал пересекаться с мужчиной даже глазами, снова начав противно официально «выкать».       — Я… — Тяжело придумать оправдание, когда отчаянно скрываемая правда слишком тяжела. — Моё уважение к Вам зашкаливает, Вадим Рудольфович. И благодарность, безусловно. Тяжело оценить всё, что сделали для меня Вы! И так бескорыстно… Я должен только боготворить Вас. — Вадим пугающе долго молчал.       — Я не люблю этого, — ответил он, наконец, но как-то резко и грубо. — Достаточно на меня вешались пачками, достаточно смотрели сумасшедшими глазами, желая лишь одного. Я хочу отношения как к обычному человеку, Саш. Не надо обожествлений.       — Да я ж не по-фанатски восхищаюсь! Вы мне… Как наставник. Духовный. — И Ра сейчас не врал ничуть. — Вы столько мне полезных советов по жизни давали! И «Тантре» помогали, совершенно безвозмездно! Помните, помните?! Стольким вещам меня научили; я практически стал гитаристом-виртуозом, но я всегда знал и знаю: мне никогда не быть наравне с Вами… — Поток слов, полный искреннего восхищения, лившийся из уст Саши и желающий ласкать уши, не заставлял Вадима чувствовать себя польщённым. Он слишком устал от этой лести, от этих красивых фраз. Он обычный человек и хотел ощущать себя только таким. — И как Вы умели поддерживать, Вадим Рудольфович! — увлечённо продолжал Радченко. — Всегда и везде. Помогали и добрым словом, и делом.       — Потому что ты мне стал товарищем, не только коллегой! Я постоянно стремился к тому, чтобы мы были наравне, Саша!       — Невозможно. Я ничтожно мало сделал для Вас. Разве что, пытался поддерживать во время обострённого конфликта с Глебом. Да и то не очень получалось… Я вечно пытаюсь быть как Вы, а получается отвратительно! Я разочаровываюсь в себе и уже ничего не хочу делать… Чёрт побери, как сложно подражать примеру!       — Сань, ты чего вновь эту песню завёл-то?       — Да я правду пытаюсь Вам сказать, правду! Вы хоть и что-то отдалённое от меня духовно, но я испытываю… такие тёплые земные чувства. Не описать словами этой привязанности!       — Да и не нужно! Я рад, ведь к тебе тоже очень тепло отношусь.       — Нет, Вы не понимаете, Вадим Рудольфович! Хотя, я тоже сначала не понимал себя: думал, что стал считать Вас вторым отцом! А нет, сука, всё намного сложнее! И вот как так: всю жизнь любишь женщин, казалось бы, искренне… А встречаешь однажды такого мужчину, что вся любовь к женщинам оказывается просто огромным ничем!       — Саша… Сашенька, да ты к чему ведёшь, милый? — Вадим оказался на пике волнения: ужасающие подозрения посетили его разум. Но Ра уже никого не мог слушать и слышать. Мужчину будто несло на волнах собственного безумия, заставляющего кричать признания в трубку.       — Всё на свете — одно большое ничто по сравнению с моими чувствами! Люблю Вас! Вот истина! Думаете, легко с ней жить? А представьте: все свои годы восхищаетесь женщинами, хотите женщин, и тут вдруг голову регулярно начинает посещать образ… голого шефа! Приглашаемый практически бессознательно! И этот образ моментально возбуждает, и тогда Вы берёте свой член, судорожно водите по нему рукой, закрываете глаза, включая фантазию на максимум, и надеетесь, что это заменит прикосновения любимого, желанного человека! Нормально ли подобное? Нет! А для меня стало нормой… — Саша пытался задержать слёзы на нижних ресницах. В горле встал противный ком, который никак не удавалось сглотнуть. Вадим молчал, терпеливо ожидал продолжения монолога. Изображал спокойствие. — Вы так Глеба любите до сих пор, я знаю. Я помню Ваши откровения… Тогда ещё не понимал этих чувств, кстати.       — Сашка, прекрати. Не сходи с ума! Тебе кажется это всё…       — Что за глупость, Вадим?! Какое «кажется»?! Вы прекрасно понимаете, что я в своих чувствах уверен. Вы просто не хотите расстраивать меня. Я ценю это. Но уже поздно. — Радченко показалось, что воздух стал невыносимо тяжёлым. Сердце панически часто забилось от нехватки кислорода.       — Саш, протрезвей, пожалуйста. Не делай глупостей…       — Увольте меня, просто увольте, умоляю… — Самойлов через трубку слышал чересчур шумное дыхание собеседника. Наверное, от переизбытка чувств.       — Ни за что! Я не хочу от тебя избавляться, слышишь?!       — Избавьтесь от меня, отпустите, забудьте. Вы сможете: я не Глеб… — Вадим лишь от произнесения имени брата мог прийти в лютую ярость. Слишком больная и одновременно раздражающая тема.       — Прекрати себя сравнивать с ним и произносить это чёртово имя! — Саша уже всерьёз начинал задыхаться. На последнем глотке воздуха он произнёс:       — Я завтра перезвоню, Вад. Завтра. — Палец лёг на кнопку завершения вызова. Лишённое сил тело рухнуло на пол…

***

      Саша очнулся, когда за окном уже наступило утро следующего дня. Мужчина поднялся с пола, ощутив лишь головную боль от резкого падения. А так, лёгкость в мыслях и теле необыкновенная. Будто вчера вечером Ра не задыхался, не ощущал дикое сердцебиение, не умирал… Что же это было, чёрт побери?       Радченко взял разбитый телефон и проверил наличие или отсутствие уведомлений. Оказалось, Вадим уже успел ему что-то написать:       — Давай забудем вчерашнее, Саш. Так будет нам обоим проще.— Мужчина был согласен с Самойловым на все 100%, хотя не думал, что после вчерашнего разговора обрести спокойствие хоть когда-нибудь окажется возможным.       — Да. Да, конечно, Вадим. Так будет проще.       Он со смирением согласился принять свою судьбу — любить тайно и бескорыстно: не рассчитывая ни на что другое, кроме близкой дружбы. Он не обозлился, нет; лишь поклялся самому себе всегда быть рядом с любимым человеком. Но, увы, никак не ближе, чем сейчас…