Bury it I won't let you bury it I won't let you smother it I won't let you murder it
Muse - our time is running out
Матильда думает, что после взрыва у нее больше не осталось ничего хорошего в этой чертовой жизни. Ни-че-го. Ей кажется, что она никогда не сможет выбросить его из головы. Из сердца. Этого милого итальянца с широкой душой и смертоносной профессией, неустанно пьющего до тошноты надоевшее молоко. Она нежно проводит пальцами по зеленым листьям растения, словно пытаясь докоснуться до него, словно надеясь вновь ощутить его присутствие. Но листья лишь равнодушно покачиваются от ее действий и с удовольствием тянутся к солнечному свету. На душе у нее большая червоточина. Ей плохо. Нет, это слово абсолютно не подходит под описание ее состояния. Она опустошена, разбита, подавлена, взбешена. Ей хочется реветь в голос, вырывать с корнями клочья травы, палить без оглядки по всему и по всем из одного-единственного револьвера, что Тони позволил оставить ей у себя. Но она продолжает сидеть без движения возле проклятого цветка, чувствуя, как в колени втыкаются мелкие острые камешки. Слез не осталось. Словно ее выжали до последней капли, словно теперь она всего лишь безэмоциональная кукла. Матильда сжимает в ладони крохотное лезвие, чувствуя, как рука становится влажной от крови. У нее все предплечье в порезах. Не глубоких, нет. Она не хотела сводить счеты с жизнью после того, как он отдал свою собственную за нее. Просто это помогало отвлечься от рвущей ее на куски невыносимой, всепоглощающей тоски. У нее сухие искусанные губы — внезапно появившаяся привычка острыми зубами отрывать частицы тонкой кожи. У нее потухшие пустые глаза, переставшие радоваться мелочам. Какая может быть радость, если все, что у нее осталось — несчастный цветок, который она ежедневно поливает с излишней педантичностью. У нее в кармане пачка сигарет, купленная на следующий же день после их прощания. До сих пор нетронутая. Матильда хочет найти хоть что-то в своей никчемной судьбе, что способно вновь пробудить в ней желание жить, а не существовать. Она дает обещание, что не спустит себя в унитаз. Ради него. Только ради него. С каждым днем это обещание становится все тусклее и тусклее.***
Когда она видит его, то не верит глазам. А после, словно разъяренный зверь, бросается, желая растерзать, вскрыть глотку, убить на месте. Он без труда удерживает ее, ядовито ухмыляясь. На нем ни царапинки. На ублюдке не осталось и следа. Матильда яростно вырывается, желая стереть с его лица это выражение. Он смотрит с превосходством, край губ нервно дергается. Ему ничего не стоило отыскать глупую девчонку. Не после того, как она побитой собакой вернулась в школу-интернат. Учителя без труда пустили его на территорию, стоило только предъявить значок. Матильда настырно заглядывает в светлые глаза с проблесками безумия. Не боится. Перестала бояться. Его искренне бесит ее самоуверенность, ее бесстрашие. Стэн хочет видеть в карих глазах испуг, но натыкается лишь на ненависть. Тоже сильная эмоция, но не то. Стэну хочется собственноручно придушить проклятую девчонку, из-за которой погибло не мало его людей. Из-за которой он сам чуть не остался кучкой пепла под ногами. Руки чешутся неимоверно, но он, секунду помедлив, достает портсигар и поджигает сигарету. Глубоко затягивается, закатывая глаза, чувствуя, как легкие стремительно заполняются табачным дымом, и выдыхает. Прямо ей в лицо. Матильда даже не морщится. И бровью не поводит. Вырывает у него из пальцев подожженную сигарету, втягивает дым, щелчком отбрасывая окурок в сторону, и выпускает ему в ответ никотиновое облако. Брови его удивленно приподнимаются. — Ангел мой, не боишься, что учителя застукают? — саркастично спрашивает Стэн, продолжая ухмыляться только шире. — Какой мне смысл боятся учителей, когда передо мной стоит сам дьявол. Он скалится, зарываясь пятерней в сальные от пота патлы. Матильда отворачивается, потеряв интерес, и собирается уже идти обратно во двор. Стэн властно ловит ее за запястье. Рукав бомбера задирается, открывая вид на перебинтованное предплечье. Он щурится, подозрительно вглядываясь в карие глаза. Пытается приподнять повязку, но руку грубо вырывают из хватки. Звонкий шлепок. Стэн шокировано смотрит на девчонку, побеждая в себе желание прикоснуться к саднящей щеке. Бесится, но, завидев на горизонте учителя, сдерживается. Глаза горят неистовой злостью. Матильда глубоко и часто дышит. Грудная клетка активно вздымается. Черные пряди скрывают потемневшие от ярости глаза. Щеки краснеют от вскипевшего в ней гнева. — Не смей прикасаться ко мне, ублюдок! — сквозь зубы цедит она, глядя с ненавистью. — Без ордера даже не думай соваться сюда, ясно?! Скользнув по нему глазами, она морщится и отвращено сплевывается рядом с его дорогими кожаными туфлями. Он провожает ее пристальным взглядом, с силой сжимая кулаки. Револьвер в кобуре призывной тяжестью напоминает о себе. — До встречи, ангел мой, — шипит он напоследок. А в ответ видит нагло поднятый средний палец. *** Он приходит к ней еще много раз. Регулярно. Конечно же, без ордера. Матильда провожает его равнодушным взглядом и поднимается на чердак. Слышит тяжелые шаги, раздающиеся позади. Садится на твердый пуфик, стоящий возле окна. И ждет. Стэн не спешит. С их последней встречи прошел почти год, ему хочется растянуть удовольствие. Он подходит к ней со спины и невесомо очерчивает пальцами тонкие угловатые плечи. Видит, как те нервно вздрагивают. Слышит, как девчонка громко втягивает через нос воздух. И ухмыляется так, как может только он. Маниакально, насмешливо и, возможно, безумно. Но только если чуток. Матильда понятие не имеет, чего от него ожидать. Он наносит ей визиты по нескольку раз в год, но никогда не поясняет зачем. Просто встает рядом, поджигает сигарету и задумчиво раскуривает, изредка бросая на нее быстрые взгляды. Она не стремится узнать для чего. Как и не стремится прогнать этого мерзавца. Лишь молчаливо позволяет ему быть поблизости, хотя небольшой револьвер теперь почти всегда покоится у нее за поясом. Матильда не простила его. Конечно же нет, она бы перестала себя уважать, если бы смогла простить ублюдка. Он виноват в смерти ее брата, в смерти Леона. Ее Леона. Но странное чувство не одинокой стабильности не дает прогнать его. Он — единственная нить, ведущая в ее прошлое. Эту нить уже давно следовало бы разорвать, вот только руки не поднимаются. Уже три года, как не поднимаются. Стэн считает это окончательной стадией сумасшествия. Дальше уже некуда. Сам до конца не понимает, на кой черт он верным псом тащится к проклятой школе-интернату который год. В отделе бедлам, дела подняты с ног на голову, проверка вот-вот прикроет лавочку. А он, словно мальчишка, прибегает к этой странной, слишком рано повзрослевшей девчонке, чтобы помолчать. И, что еще удивительнее, его даже не тянет говорить о Бетховене. Он убирает пальцы с ее плечей и, не спрашивая, приземляется рядом с Матильдой. Достает портсигар, краем глаза замечая пустующий карман, в котором обычно находилась коробочка с таблетками. До сих пор не может привыкнуть к этой пустоте. Стэн оглядывает профиль девчонки. Она, будто цепляясь за прошлое, остается все той же, с острым каре, чокером на тонкой шее, да в коротеньких шортах. Лишь на губах теперь алым цветом пылает помада. «Красивая», — рассеянно думает он. Матильда чувствует на себе изучающий взгляд и поворачивается к нему. Голубые глаза смотрят заинтересованно, но туманно. Она давно заметила, что выглядеть он стал иначе. С лица пропала испарина, вечно сальные волосы теперь уложены в более-менее приличную прическу. Даже в поведении его что-то неуловимо изменилось. Стэн, не думая, протягивает ей сигарету. — Угостишься, ангел мой? Матильда удивленно приподнимает брови, но принимает предложение. Стэн достает из внутреннего кармана дорогую фирменную зажигалку и с щелчком оттягивает «кулачок». Огонек на конце ее сигареты загорается красным. Повторив то же действие для себя, Стэн затягивается одновременно с ней. Облако дыма рассеивается в воздухе. Матильда задумчиво проводит пальцами по предплечью, покрытому мелкими шрамами. Он наблюдает за этим, а после саркастично комментирует: — Какая же ты глупая. Она недовольно фыркает и закатывает глаза. На фильтре у нее остались алые следы от помады. Он это замечает и почему-то чувствует, как внутри все взволновано дрогнуло от данного зрелища. — Тебя спросить забыла, — отвечает она, выбрасывая окурок в приоткрытое окно. Тянется к ветровке, чтобы прикрыть доказательства ее слабости рукавами. Стэн останавливает ее за руку: — Не надо. Матильда послушно кивает. Не видит смысла спорить. — Почему тебя не было так долго? — наивно спрашивает она, тут же жалея об этом. Стэн, приподняв бровь, хмыкает и широко ухмыляется. — А что, ангел, соскучилась? Он смотрит с вызовом, повернувшись к ней корпусом. Сигарета в его пальцах давно превратилась в окурок, но он продолжает упорно ее держать. Что-то в его уверенной позе, в расслабленном поведении заставляет Матильду резко отвести взгляд. Стэн с удивлением и странным удовольствием замечает на ее щеках румянец и вдруг искренне желает, чтобы он пунцовел от смущения, а не от жаркой погоды за окном. — Еще чего, — обрывисто мямлит она. Оба внезапно осознают, что воздух вокруг начал невероятно давить на легкие. Стэн оттягивает ворот рубашки и, не выдержав, расстегивает пару верхних пуговиц. Нервно сглатывает, выбрасывая, наконец, чертов окурок в сторону. Матильда зарывается пальцами в ворох волос, взбивая их, пуская прохладу к шее. Резко вставая, она отходит на несколько шагов, думая, что это поможет охладиться. Стэн смотрит на нее. Смотрит так, как никогда не смотрел раньше. От этого в горле начинает пересыхать, а ладони, напротив, становятся ощутимо влажными. Сердце набатом бьется в груди. Стэну же впервые за все время их знакомства по-настоящему стал мешать вид чертовых шортиков на девчонке. Понимая, что дело начинает пахнуть керосином, а заодно и статьей до кучи к тем, которых у него уже и так было предостаточно, он поднимается. Медленно, поправляя полы светлого пиджака. Ему бы сейчас очень не помешала спокойная расслабляющая мелодия в ушах, перекрывающая собственные мысли. Она смотрит наивно. Он по глазам видит, что девчонка пугается своих же ощущений, но не пытается ей что-то объяснить. Это может только усугубить и так неловкую ситуацию. Стэн проходит мимо нее, чуть задевая плечом. Матильда отшатывается, как от удара. Карие глаза смотрят непонимающе, словно прося ответов. «Ну же, девочка, ты же смышлёная, прекрати так смотреть!» — отчаянно проносится у него в мозгу. Он думает, что теперь-то уж точно сошел с ума. Да и она, видимо, вместе с ним. Матильда заламывает пальцы, лишь бы отвлечься от навязчивого тянущего чувства внизу живота. Стэн почти покидает чертов чердак, когда тонкая девичья рука вдруг касается его, останавливая. В голове что-то взрывается. Крышу сносит окончательно. — Ангел мой!.. — рычит он, делая над собой усилие. Она игнорирует. Плюнув на последствия, Стэн приникает жестким, диким поцелуем к губам девчонки, терзая их, сминая, не жалея напора. Матильда не глупа. Она понимает, что если поддастся, то предаст саму себя. Однако, ощущая, как сильные мужские руки прижимают ее маленькое тело к своему, она захлебывается от нахлынувших эмоций. Электрический заряд волной проходит от самых пят до головы. Она инстинктивно хватается за широкие плечи, стараясь удержаться на ногах, внезапно ставших ватными. Стэна это только подначивает, и он с рыком впечатывает ее в стену, начиная исследоваться шею. Тонкая кожа ощущается, словно шелк под его губами. Матильда чуть выгибается, хотя где-то на затворке сознания все еще маячит мысль о мести. Стэн уверен, что оставил парочку засосов на нежной коже ключиц, но ему, в целом, как-то плевать. Он уже собирался заняться шнуровкой на ее кофте, когда вдруг ощущает холод стали, приставленный к его горлу. Ухмыляется. Дико и похотливо. И эта ухмылка практически заставляет Матильду откинуть ненужный револьвер в сторону и вернуть к тому, на чем они остановились. — Решила показать коготки? — язвит он, отстраняясь. У нее в руках дрожь. Она с невероятным усилием умудряется держать дуло револьвера ровно, когда как сама учащенно глотает воздух, пытаясь прийти в себя. В голове туман. Мысли, словно пьяное месиво, расползаются по мозгу. Стэн перехватывает ее запястье. Мягко, ненавязчиво и Матильда почти поддается, но вовремя берет себя в руки и сжимает ладонь только сильнее. До боли. Еще чуть-чуть и, она уверена, выступит кровь. — Ты же знаешь эту игру, Матильда? — от звука собственного имени, впервые сорвавшегося с его губ, она дергается. — Русская рулетка… — Стэн–таки забирает у нее огнестрел, отбрасывая коротким резким движением барабан, вынимая оттуда пять пуль и откидывая их в сторону. — Давай проверим нашу удачу? Барабан с хлопком возвращается на место. У Стэна в глазах пляшут огоньки безумия. У Матильды — отчаяния и одиночества. — Узнаем, стоит ли нам продолжать жить в этом гребанном мире или же лучше сдохнуть. Она нервно сглатывает. В мозгу проносятся воспоминания. Болезненные, обжигающие. Она смотрит на оружие с неприкрытой опаской. В мужских руках оно игриво отражает солнечные блики. Стэн уверенно подносит дуло к виску. Ухмылка перерастает из просто ненормальной в полоумную. Матильда сгорает на месте от страха, от внезапно заполневшего каждую ее клеточку переживания. Дергается, чтобы остановить, но тут же замирает сама. Заставляет себя замереть. Щелк. Девичье сердце совершает кульбит. А голубые глаза напротив все также продолжают снисходительно смотреть на нее. Отчего-то по телу Матильды проходит волна облегчения. Стэн крутит барабан и протягивает ей револьвер. Она берет, неуверенно прислоняя оружие к виску. Карий и светлый-светлый, почти небесный, взгляды не прерывают зрительного контакта. Словно бы она спрашивала у него разрешения. Можно я выстрелю? — Давай, ангел мой, смелее, — подначивает Стэн. — Доверься случаю. Он поднимает ее голову за подбородок. Вторая его рука крепко сжата в кулак. Губы — тонкая напряженная линия. Курок послушно подчиняется девичьему пальцу. Щелк. Карие глаза плотно зажмурены, нос забавно морщится. Ей кажется, что у нее вдруг пульс перестал проходить сквозь все тело. Резко распахнув глаза, она быстро откидывает револьвер. Тот, проехавшись пару метров по полу, врезается в стену. После Матильда переводить взволнованный взгляд на Стэна. Тот самодовольно ухмыляется, чуть откинув голову. И вдруг жажда жить, чувствовать, ощущать накатывает на нее с неистовой силой. Она скользит по мужчине опьяненным взглядом, цепляясь за каждую мелкую деталь в его внешнем виде. Россыпь морщинок вокруг глаз, шрамик возле губы, легкая серебряная седина на висках. Дырка на вороте уже чуть пожелтевшей от стирки рубашки. Смотрит на подрагивающий кадык на шее и понимает, что уже давно перестала ненавидеть этого ублюдка. Резко притягивая его к себе за этот проклятый воротник, она вновь припадает к сухим испещренным ветром губам. Кусает, словно стараясь оставить на нем свой след, слизывает проступившую капельку крови. Он не остается в долгу, ощутимо сжимая ее бедро так, что явно останутся синяки. И пусть их не могло ничего связывать, пусть это было неправильно ни с какой точки зрения. Сейчас им достаточно того, что они могут разделить друг с другом хотя бы толику своей боли. И плевать, что Стэн для Матильды — практически основной источник страданий. Плевать, что он лишил ее всего. Сейчас он рядом и только это и важно. А остальное… Остальное потом. Зарываясь в короткие волосы девчонки, у Стэна вдруг что-то со звонким звуком выпадает из ладони, которая была плотно сжата в кулак, однако этого никто не замечает. Рядом с пятью ранее отброшенными пулями приземляется последняя. Шестая.