***
Малый дворец выглядит почти так же, как Алина запомнила его. И отчего-то тянет в груди, а память возвращает её в тот момент, когда она жила здесь, пытаясь обуздать свою силу. Тоска сжимает ей горло, и Алина мысленно тянется туда, где раньше горел её Свет, но чувствует лишь пустоту. Словно Каньон сузился до размеров сердца и стал её личной ношей. — Алина!.. Женя фактически душит её в объятиях, и Старкова впервые за долгое время позволяет себе улыбнуться искренне. Мир, из которого она так стремилась сбежать пахнет жениными духами, радостью от встречи и запахом свежести в личных покоях Николая, куда она заходит почти что со смущением. Её карман оттягивает изумрудный перстень. — У нас прямо праздник, — хмыкает Николай, поднимаясь с кресла и легко бросая кипу бумаг на стол. Зоя, сидящая рядом, только раздражённо выдыхает, но терпеливо складывает все в стопку. — Назяленская, может нам устроить День Всех Святых? — После свадьбы устраивай хоть День святого Николая, — фыркает шквальная, а затем смотрит на Алину. — Плохо выглядишь. О, эта прямолинейность Зои! Алина только качает головой. Она и так прекрасно знает, что исчезновение силы сделало её снова болезненно-худой, подарило усталость и плохой сон, после которого синяки под её глазами стали тёмными и жуткими. — Я рада вас видеть, — произносит Старкова. — Вас всех. — Даже меня?.. Сначала Алине кажется, что голос, который она слышала годами, стал объемнее, звучнее, реальнее, и она почти что вздрагивает, думая, что её безумие усугубилось. Но когда Зоя раздражённо закатывает глаза на реплику тёмной фигуры в углу комнаты, Женя поджимает губы, Николай настороженно сжимает и разжимает пальцы в перчатках, а стоящие у стены Толя и Тамара напрягаются, как пара сторожевых псов, Алина понимает. Воздух с хрипом вырывается из её лёгких, ладонь напуганной птицей взлетает к губам, а застекленевшие глаза останавливаются на нем. Ни на день не изменившемся, словно и не было кинжала в его груди, словно не было ничего. — И я рад тебя видеть, моя Санкта, — Дарклинг с хищной грацией поднимается с кресла. По губам скользит призрачная улыбка, от которой у Старковой покалывает кончики пальцев и стучит в висках. — Или уже не Санкта? Где же твой свет, Алина? — Я… — шепчет она, пытаясь собрать мечущиеся мысли во что-то цельное. — Ты… Как… Ей страшно. Её сны никогда не были похожи на происходящее. Там она всегда была Заклинательницей, равной ему, а не слабой выгоревшей девочкой с птичьими запястьями. Там она не чувствовала такого всепоглощающего ужаса от того, что сердце против её воли начинает выбивать рваный ритм, бешено гоняя кровь по венам. — Ты одна, — без капли сомнения продолжает Дарклинг. — И теперь ты наконец сможешь ответить мне на один занимательный вопрос. Стоил ли твой отказник-следопыт такой жертвы? Алина молчит, чувствуя, как немеет язык, как не может она произнести, набившую оскомину, ложь. И это становится для него лучшим ответом. — Так я и думал, — его слова хлесткие, похожие на пощёчину, а улыбка становится шире. — Ты же так хотела стать обычной… Нравится? — Довольно, — перебивает Зоя. — Николай, кажется, твоему «ценному пленнику» пора обратно в темницу. — Ты так считаешь? — молодой король Равки задумчиво приподнимает бровь. — За последние пять минут он сказал больше, чем за все время в нашей замечательной компании. — Меня поражает твоя убийственная самоуверенность, — Назяленская закатывает глаза и кивает Толе с Тамарой. — Я вообще поразительный. — Да, поразительный идиот. Эта короткая перепалка внезапно выводит Алину из ступора и заставляет на секунду задуматься о природе взаимоотношений шквальной и Ланцова. Воздух между этими двумя почти что искрит, и Старковой кажется, что не в первый раз. Лёгкая усмешка Жени лишь подтверждает мысли Алины, но в этот момент Дарклинг со своими конвоирами подходит ближе, и «ценный пленник» останавливается так близко от бывшей Заклинательницы Солнца, что пола его чёрного кафтана касается её ноги. — Как бы глубоки не были твои сомнения, я знаю, как тебе помочь, Алина. Ты должна была стать мудрее. Его уводят за дверь, и на Старкову словно обрушивается тяжесть всего дворца. Она чувствует, как вращается мир вокруг, лица друзей, ищет опору, слепо цепляясь за стену и в глубине души стыдясь своей реакции. Она должна была выглядеть сильной, уверенной, а не запуганной завравшейся девочкой. Она так часто представляла себе, как и при каких обстоятельствах может произойти их встреча, она продумывала диалоги, видела, как без страха смотрит в эти невыносимые глаза, какое ровное у неё дыхание… — Как это произошло? — её голос хрипит, но она поднимает взгляд на друзей. — Как это возможно? — О, это занимательная история, — Николай слегка язвит, но лицо его серьёзно. — И я обязательно расскажу её тебе как-нибудь за чашечкой коньяка, но сейчас у нас есть более важная проблема. Что может быть более важным, Алина не знает, но все же спрашивает, о чем говорит Николай. И когда он произносит страшное слово «война», у Старковой окончательно не остаётся сил. — И нам надо, чтобы Дарклинг был на нашей стороне, — подытоживает король. — Поэтому твоё присутствие тут особо важно. — Так думает только этот сумасшедший, — хмыкает Зоя. — Я предлагала отправить Дарклинга туда, откуда он вернулся. Алина проглатывает вопрос «а получится ли?» и горько усмехается. Будь у Зои хоть сила всех святых, Александр Морозов слишком долго играет в вечность. Будь у Николая хоть сотня козырей в рукавах парадного мундира, Дарклинг видел так много войн, что для него происходящее — песчинка в пустыне времени. Будь у Алины её Свет, она могла бы что-то противопоставить, но её Свет угас в Каньоне. У них нет ни единого шанса, план Ланцова — утопия, предложение Зои — ветошь, но Старкова слабо кивает: — Я попытаюсь. — Другого я от тебя и не ждал, — Николай выглядит непривычно серьёзным, и почти не осталось в нем больше лихого мальчишки-корсара, подарившего семейную реликвию понравившейся девушке из прошлого. — Я рад, что ты вернулась. — Я рада вернуться, — возвращает любезность Алина, не веря в собственные слова. По правде, ей просто больше некуда идти. И это знают все присутствующие.***
Алине непривычно видеть Дарклинга за решёткой. На его запястьях браслеты, сковывающие магию, никто не знает, на что он способен, но Зоя настаивает на этом приспособлении прямиком из пыточных фьерданцев. Однако Он не выглядит оскорбленным, когда Алина бросает взгляд на кандалы. Только улыбается легко и чуть хищно, подходя к решётке. — Зоя стала умнее, правда? Она всегда была лидером, но видеть её, подавляющей волю принца-собачки, потрясающе. — Я не понимаю, о чем ты, — Старкова не спешит подходить ближе, только комкает подол платья. — Мир так и не смог лишить тебя твоей очаровательной наивности, — призрачно усмехается Дарклинг. — Зачем ты пришла, Алина? — Ты нужен Равке, — эти слова неподготовленные, спонтанные, но только они звучат правильно. — Фьерда слишком сильна… — И я должен помочь, потому что?.. — Дарклинг скучающе поднимает взгляд в потолок. — Ты ослабил Равку своей войной, — Алина вдруг чувствует, как внутри поднимается злость от вида такого его безразличия. — Из-за тебя Вторая армия так малочисленна… — Из-за меня у Равки нет Заклинательницы Солнца и Санкты Алины? — перебивает он. — Из-за меня теперь ты стоишь тут одинокая, сломленная и умоляюшая спасти страну, которая была готова разобрать таких как мы на кости? Из-за меня, — он кладёт ладони на прутья, сжимая их и глядя исключительно ей в глаза, — твой Свет погас, Алина?.. Заклинательница Солнца хочет уйти. Убежать вверх по ступеням до выхода, на воздух, мимо ворот, по улицам Ос-Альты, далеко, так далеко, чтобы не отвечать ни на один его вопрос, не видеть и не слышать, спрятаться в северных лесах и там стать невидимой. Но она упрямо делает шаг вперёд и зеркально кладёт руки на прутья в миллиметрах от его пальцев. Смотрит ему в глаза, не в поисках ответов, но в поисках того, что видела когда-то давно, ещё до войны. Наивная девочка-картограф, открывшая в себе силу, способную изменить мир. Глупый ребёнок рядом с могущественным гришем, который так горячо целовал её после демонстрации в тронном зале. Что тогда она видела в нем? Ради чего была готова отказаться от прошлого, от себя, от любых убеждений? Ради чего была готова пойти за ним и поверить в любую ложь, скормленную с его рук? — Помоги ради меня. Она произносит это так тихо, что первые секунды это кажется лишь отголосками её мыслей, непроизнесенными вслух. Словно не она говорит эти слова, а ветер носит их над крышами столицы, задувая в подземелья дворцовой темницы. И так кажется не только ей. Дарклинг смотрит на неё не пораженно, она не знает, может ли он вообще так смотреть после сотен лет, а скорее заинтересованно. Даже немного растерянно, насколько Алина может судить. Но он вдруг сдвигает пальцы ещё на миллиметр и тихо проговаривает, не отрывая от неё взгляда. — Ты вонзила нож мне в грудь. — Ты обманул меня. — Ты выбрала отказника. — Ты выбрал войну. Эти слова громче любого признания, громче первой весенней грозы, громче колоколов, возвещающих о молитве. Никто не знает, чьи пальцы рвано дёргаются навстречу друг другу, но когда холодные ладони Александра — не Дарклинга, — ложатся на её, Алины пальцы, она мгновенно задыхается. Прихватывает воздух на выдохе, словно больше нечем дышать, и чувствует, как по её внутреннему Каньону прокатывается волна ослепительного Света. Мышцы наливаются силой, кровь бросается в щеки, эйфория щекочет небо и веки. Она пораженно смотрит в знакомые кварцевые глаза, пока на кончиках её пальцев разгораются светлячки, пока ладони её не начинают отбрасывать блики на тусклые прутья решётки. И резко накатывает осознание, что все правильно. Так, как и должно быть. — Нужен ли я тебе теперь? — тихо спрашивает Дарклинг, не отнимая рук. — Да, — шепчет Алина. — Нужен. И это то, что твердила она себе беззвучно по ночам. То, что слышит только Он. — Каньон был не концом нашей истории, — хрипло выдыхает Алина. — И я рада этому. — В наших руках вечность, — по прутьям клетки медленно струятся щупальцы тьмы, сталкиваясь со светом и рассыпаясь с лёгким шипением. — Равка нуждается в нас. И Алина, черт возьми, не спорит.