Запах фиалок на холодном окне

      Самый обычный солнечный день, такой же, как и предыдущие. Повсюду бегают радостные дети разных возрастов: кто-то спокойно сидит на пеньке, читая свои любимые сказки, кто-то весело гоняет потрёпанный временем мяч по маленькому полю, а кто-то, например, Майк, за всем этим наблюдает, сидя на поддоконике.       Его маленькие ручки уныло рисовали на чистом стекле узоры, непонятные даже самому Шмидту. Взгляд голубых, как небо, глаз был лениво устремлён в сторону поля, наблюдая за тем самым старым мячиком, который когда-то случайно прикатился на территорию детского дома. Дети до сих пор, во время бессонных ночей, сочиняют истории о том, откуда этот таинственный предмет взялся. И вот, удар, мяч летит с прочь с поля, на удивление пролетая под самым носом уснувшего за книгой умника. Все взгляды устремились в чью-то сторону, но в чью, стекло перед голубоглазым не позволяло увидеть. Спустя несколько секунд дети вновь стали заниматься своими делами, значит мяч попал в дерево.       Почему же один лишь Майк ни с кем не играет? Всё просто. Мальчик не хотел играть со своими сверстниками, они ему были не интересны. За ними лишь было интересно наблюдать. Поправив красную бандану на своей лысой голове, а затем повязку на втором глазу, как у пирата, Майк принялся ходить по почти пустому зданию. Да, мальчик обожал пиратов и всё, что с ними связано. Особенно сильно Шмидт любил аниматроника-лису - Фокси, из пиццерии, недалеко от детского дома, в которую всех желающих детишек каждую неделю водят воспитательницы. Последний поход был вчера, а голубоглазый уже скучает. Стоит только закрыть глаза, как тут же представляется Фокси. Мальчик обожал истории этого лиса, поэтому вечно сидел у пиратской бухты часами, погружённый в удивительный мир с пиратами и сокровищами.       Проходя по длинному коридору среди множества комнат, маленький пират услышал из только что минувшей комнатушки звук падения карандаша. Да, точно, это был карандаш, этот звук ни с чем не спутать. Но кто, кроме Майка, может сидеть в своей комнате, когда другие дети играют и веселятся вместе? Как вообще можно не пойти на улицу в такой прекрасный летний денёк?       Приоткрыв дверь той самой комнаты, мальчик увидел его. Пурпурные длинные пряди беспорядочно свисали вниз, прикрывая задумчивое, такое же фиолетовое, лицо. Да, у этого ребёнка была фиолетовая кожа и, что самое странное, белые, как снег, глаза. Но Майка эта странная внешность ни капли не отталкивала, а даже наоборот. Мальчику нравилось наблюдать за Фиолетовым. Ему нравилось всё: эти пухлые щёки, вечно удивлённое выражение лица, маленькая улыбка, худые руки, да даже этот прекрасный тихий голосок. От одного только вида Винсента сердце Майка бешенно колотилось, а внутри создавалось непонятное для лысого чувство, которое даже пугало. Именно поэтому Шмидт старался отдалять от себя Бишопа, как будто это может помочь. Чем больше фиолетовый отдалялся, тем ближе лысому пирату хотелось к нему быть. Майк не понимал, что с ним, считал всё это неправильным, глупым, страшным. Мальчик ночами не мог уснуть, думая об этих прекрасных пушистых фиолетовых волосах. С ним явно что-то не так и виноват в этом только Бишоп.       Собравшись с мыслями, голубоглазый сделал шаг в чужую комнату, но, похоже что Винсент его не услышал. Подойдя ещё ближе, лысый спокойно мог наблюдать за тем, что и как рисует фиолетовый мальчик, но чтобы увидеть, что именно рисует юный художник, нужно быть выше, а Майк, увы, даже ниже самого Фиолетового. Но, всё равно, хдожник из Бишопа вышел бы отличный. Но сам он так не считает. Из-за вечных насмешек, обидных шуток и избиений сложно считать себя хоть в чём-то лучшим, ведь тебе постоянно говорят обратное. Винсент уже смирился со всем этим, он привык жить в страхе, что вот-вот его вновь схватят за волосы, крича что он урод и ему нет места в этом прекрасном мире. От этих воспоминаний мальчик часто плакал по ночам, смотря в окно, не понимая, почему мир так жесток с ним. Но днём на этом прекрасном фиолетовом лице можно было заметить лишь радостную улыбку, за которой скрывается столько боли и детской обиды, о которой никто даже не догадывается. - Что рисуешь? - послышалось прямо под ухом Винсента. Мальчик подпрыгнул на месте от такой неожиданности. Быстро схватив рисунок, прижимая его к своему бардовому растянутому свитеру, Бишоп посмотрел своими испуганными глазками на источник звука. Невооружённым глазом можно было заметить, как трясется фиолетовый мальчишка. В его, некогда спокойные, глаза пробирался самый настоящий страх. Шмидт улыбнулся, проведя рукой по чужим волосам. Он не знал, зачем это сделал, голубоглазому просто хотелось успокоить этот пушистый фиолетовый комочек. - Что ты делаешь? - голос Винсента дрожал, он не понимал такого поведения со стороны человека, который ежедневно избивал его. Майк и сам не знал, что делал, поэтому ответ на этот вопрос дать не смог даже себе. - Ну, покажи рисунок! - радостно сказал Шмидт, смотря на сжатую в руках бумагу. Бишоп знал, что над его рисунком посмеются и порвут, но надежда на обратное была. Фиолетовый отслонил от себя рисунок, рассматривая его и думая, как поступить. Но Майк всё решил за него. Под недовольные возгласы и крики лысый выхватил бумагу из фиолетовых рук.       Изображённое на рисунке привело Шмидта в ступор, ведь это был его собственный портрет. Кривой, но его. Посмотрев своими большими от удивления глазами на Винсента, Майк увидел, что тот краснеет, закрывая лицо волосами. Голубоглазый, кажется, и сам покраснел от такой неловкой обстановки. - Так ты меня любишь? - эта фраза сама вырвалась из уст лысого, он даже сначала не понял, что сказал, но, спустя несколько минут тишины, понял. Как же голубоглазому было стыдно за этот глупый вопрос. Но тут он понял одну вещь. А именно то, что ответ на то, с ним происходит наконец-то найден. Это любовь! С одной стороны Майк был рад, что наконец-то понял, что с ним, но с другой... - Нет! Я тебя ненавижу! Ты не должен любить меня! Я не хочу тебя видеть! Уходи! - эти слова вырвались сами, необдуманно. Повисла тишина. На белоснежные глаза наворачивались слёзы, ручьём стекая по фиолетовым щекам. Обдумав сказанное, больно стало даже самому Шмидту. Он не хотел так сильно ранить Винсента, но извиняться не хотел, считал, что так будет даже лучше. Жаль, что он ошибался, но извениться в другой раз не получится. Бишоп сбежал.

***

      Двое мужчин стоят в совершенно пустой пиццерии. Оба, такие родные, но одновременно чужие друг-другу. Мужчины смотрели друг другу в глаза, словно враги. Между ними будто образовалась стена и оба по разные стороны от неё. Как же так произошло, что из прекрасного фиолетового мальчика вырос монстр? Убийца. Убийца пятерых невинных детей. Только сейчас Майк понял, что совершил ошибку, что именно он сделал этого прекрасного человека монстром, а всё из-за своего страха. Он винил себя во всём, даже в том, чего не делал. Как же ему хотелось отмотать время назад и рассказать о своих чувствах в тот роковой день. Но, увы, что было, то было.       Сейчас перед голубоглазым охранником стоит совершенно другой Винсент, не тот, которого он знал. Не тот маленький невинный мальчик, которому всё на свете было любопытно. Сейчас перед ним стоял фиолетовый псих на одежде которого была тонна чужой крови. Да, он по-прежднему улыбается, но это не та улыбка, не те глаза, не тот Винсент. И в этом лишь вина одного Шмидта.       Мужчины спокойно смотрели друг другу в глаза, оба знали, что сейчас произойдёт. Пистолет, направленный на Майка, слабо дрожал в фиолетовой руке, но Бишоп не решался выстреллить. - Я знаю, ты никогда не простишь меня, но, - охранник замолчал, подбирая нужные слова. - Но я хотел, как лучше! - Ты и сделал, как лучше, Майки. Посмотри, я теперь не такой слабак, как в детстве! Знаешь, раньше я не понимал, за что меня ненавидят, а теперь, хотя бы, есть за что! Никто же не любит убийц? - Винсент. - Шмидт сделал шаг в сторону фиолетового, не боясь того, что он может выстреллить. - Я любил тебя все эти 15 лет! И до сих пор люблю! Я знаю, я дурак! Да, я сделал тебя таким! Ну давай, стрелляй. - на глазах лысого появились слёзы. Нет, ему не было страшно умереть. Ему было жаль, что всё обернулось именно так, что всё своё счастье разрушил именно он.       После этих слов безумное лицо убийцы исчезло, сменившись тем самым детским удивлённым личиком, которое помнит Майк. Ствол в руке задрожал сильнее и, казалось, что вот-вот выпадет из руки Винсента. - Я тебя давно простил, Майк. - вот она, та самая улыбка, которую Шмидт так хорошо помнит. Улыбка, которая снилась ему на протяжении 15-ти лет. Жаль, что он видит её в последний раз. - Винсент!