affection

донхёку идут шорты. и минхён никогда не упускал возможности напомнить младшему об этом. даже сейчас, рисуя узоры на его бёдрах, что могли бы стать самым настоящим современным искусством, ли шепчет донхёку в его приторно-сладкие губы, как чертовски прекрасно он выглядит сейчас. и ведь действительно, бёдра парня сравнимы с искусством, с чем-то придуманным и ненастоящим, будто это великий художник осторожно вырисовывал тонкой кистью каждый изгиб его медовой кожи, которую всё ещё скрывают эти шорты. да, донхёку идут шорты. но без них, несомненно, лучше. а минхёну идут галстуки. неважно какого цвета. важно, как они подчёркивают изящную шею, как каждая тонкая полоса вены выделяется на бледной коже. донхёку нравится каждый галстук своего любовника. и когда-нибудь он скажет ему, как же сильно хочет, чтобы минхён затянул один из своих галстуков на шее младшего, чтобы маленькие звёзды плясали перед глазами какой-нибудь развратный танец, и чтобы пульс учащался. но всё же, галстук не сравнится с графичными руками старшего. и не сравнится с его пухлыми губами, что пропахли дорогим алкоголем и золотыми мальборо. ли касается ими чувствительной кожи, обжигая своим горячим дыханием, заставляя тысячи мурашек бегать наперегонки, и прожигать до самых костей. минхён не любит сирень. но он готов смотреть до скончания веков на сиреневые бутоны, что успели расцвести на шее донхёка, быстрее и красивее тех, что посажены недалеко от дома. минхён гордится проделанной работой. донхёк похож на солёную карамель, когда его сладкую кожу покрывает совсем тонкий слой пота. солёные капли, словно хрустальные, блестят на линии скулы. а его пушистые волосы спадают на чайные, мутные глаза, в которых минхён прямо сейчас видит маленький ураган, что разрастается всё сильнее с каждой секундой, с каждым действием старшего. это привязанность. минхён привязан к донхёку. словно стальными цепями жизнь приковала его к младшему. и минхён выбираться из этих цепей не собирается. потому что эти цепи теперь только его. потому что донхёк теперь только его. это привязанность. ли сжимает одной рукой тонкую шею парня, а второй, почти невесомо, касается аккуратных бёдер. донхёк стонет тихо, приглушённо, позволяя парню, что находится слишком близко (во всех возможных понятиях), делать то, что вздумается. донхёк доверяет минхёну больше, чем себе. и донхёк отдаётся минхёну без остатка; каждый атом, каждая молекула принадлежит ему. костяшки на руке, что крепко держала горло возлюбленного, белеют, как новый лист бумаги, а золотые часы, которые ещё секундой ранее были на запястье, спускаются ближе к локтю. и минхён неохотно отстраняет свою руку от любимой шеи, снимая часы одним движением и откидывая в неизвестном направлении. ничто не должно мешать им сейчас. донхёк скулит громко, привлекая к себе ещё больше внимания, и это звучит как песня, причём самая красивая из всех, что слышал старший. голос его медленный, стеклянный и до невозможности волшебный. минхён слышит собственное сердце в ушах, каждый удар эхом раздаётся в черепной коробке, продолжая гулять там, пока не растворится, как дым его любимых сигарет. и причиной этому этот донхёк, что лежит под ним в одной белой футболке и стонет от (не)обычных прикосновений старшего. сознание обоих парней мутнеет, как пар на стекле, когда минхён целует губы любовника, сминая их, чувствуя гранатовый бальзам донхёка. он кусает нижнюю губу и протяжно стонет в поцелуй, пуская волну вибрации, от которой все бабочки опускаются вниз впалого живота и тянут с огромной силой, что в какой-то момент больно становится. но эта боль приятнее всего. эта боль одна на двоих. донхёк растёгивает ремень парня, не разрывая поцелуя. он и штаны стянуть пытается, но трясущиеся руки не позволяют это сделать. минхён прекрасно замечает это. он достаёт чёрный ремень, затягивая на тонких запястьях ли, и заводит его руки над головой, вжимая в мягкую кровать. они играют в свою игру. только в ней не было правил. они придумывают их сами с каждым уровнем. минхён вновь целует. на этот раз не так глубоко, спускается ниже, сначала на подбородок, и через секунду слабо кусает выступившую вену на фарфоровой шее. донхёк голову назад откидывает, демонстрируя свой острый кадык, который не остается без внимания — минхён целует его совсем легко, а донхёк губу закусывает, чуть ли не до крови, но для тихих стонов это совсем не преграда. — громче, — шепчет на ухо минхён, обжигая его с новой силой, от чего младший вздрагивет почти незаметно. парень сдавливает шею снова, и донхёк стонет гортанно, жадно хватая воздух ртом и вздыхая рвано. ещё чуть-чуть, и он позорно кончит от одних прикосновений любимого. — пожалуйста, — скулит парень, сам не до конца понимая, чего именно просит. минхёна просить дважды не нужно. он сделает всё ради донхёка.