Не тот Холмс

Семейство Холмс — странное.  Это первый вывод, к которому приходит Молли в отношении них. Второй: она не удивится, если они окажутся вампирами или любым другим древним злом. Их бледность подталкивает Молли к подобным предположениям. Первый из них, на ком сосредотачивается ее внимание, — Шерлок. Она наблюдает за ним седьмой, восьмой и девятый классы. У него забавные кудрявые волосы, которые он вечно взлохмачивает, острые скулы, губы интересной формы и чертовски, чертовски красивые голубые глаза. Молли считает его идеалом и расстраивается, потому что уж Шерлок-то точно так про нее не думает. Он про нее вообще не думает. Они работают вместе на химии и биологии, когда учитель говорит разбиться на пары, и Молли чувствует открыленность… обычно — до первого же «Кейт» или «Роуз» в ее сторону. Он даже не знает ее имени; точнее, знал когда-то, но выбросил эту информацию из головы, чтобы не захламлять помещение. Взгляд его внимательных серо-голубых глаз скользит сквозь нее, поверх нее, рядом с ней — и вообще везде, где угодно, но ее саму не замечает. Молли чувствует горечь на языке в такие моменты; хочется подпрыгнуть на месте, замахать руками и крикнуть «я вообще-то здесь!», совершенно позабыв о самоуважении, о тех его крупицах, которые у нее еще оставались — до того, как она познакомилась с Шерлоком поближе. Поначалу он ей просто нравится; ей нравится его внешность, нравится его манера держаться и говорить (хотя другие частенько хотят его за это ударить). Он чертовски умен, и это не раздражает Молли так же, как раздражает всех остальных; она не считает его зазнайкой или занудой, она всегда слушает с интересом, если он говорит что-то, даже если это то, что она и так знала. Потом он случайно, невзначай касается ее руки, и по тому, как подпрыгивает сердце в ее груди, Молли понимает: влюбилась. Для любой девчонки ее возраста первая влюбленность была бы равна погибели; любая девчонка ее возраста плакала бы в подушку ночами, писала неуклюжие стихи и подбрасывала в рюкзак объекту своей симпатии. Для Молли же ничего не меняется. Слово «влюбленность» сменяет слово «симпатия» в мозгу так легко и просто, словно она всегда была к этому готова. Она продолжает пялиться на Шерлока через весь класс и в школьной столовой, продолжает нелепо улыбаться ему, когда они сталкиваются лицом к лицу. Она помогает ему всегда, когда он просит, даже если это пойдет ей в убыток. Ничего не меняется. Шерлок остается Шерлоком, а Молли остается Молли. Школьницей в вязаных свитерах, которая собирается поступать в медицинский, которая говорит четко и слаженно, когда ее спрашивают у доски по урокам, но краснеет и запинается перед своим возлюбленным. Молли не стыдится своих чувств. Несмотря на то, что о них знает весь класс (и они шепчутся, шепчутся, шепчутся — про нее), Молли все равно. Она не хочет и не может этого прятать. Если бы могла, ее бы не звали Молли Хупер. Но ее зовут именно так, и поэтому она позволяет Шерлоку делать все, что он хочет, играть — пусть и неумышленно — с ее сердцем и ее чувствами. Она позволяет ему быть холодным и — иногда — жестоким с ней, потому что… ну, это Шерлок. Вот и все объяснение. Иногда она задумывается: а знает ли сам Шерлок о том, что она к нему чувствует? Он должен знать, просто обязан знать. Он же гений. Он не мог не заметить, как на них смотрят остальные, когда они вместе, не мог не услышать несущийся им в спину шепот. И Молли, конечно, не знает, как выглядит со стороны, когда смотрит на него, но боже! — Шерлок просто обязан понимать, что значит этот взгляд. — Если он не понимает твоих чувств к нему, он не гений, а сплошной дурак, — говорит мама, когда они сидят за столом на кухне. — А если понимает, но ничего не делает с этим, он еще и садист. Молли кивает, но не вполне соглашается с этим. В том, чтобы не отвечать на чьи-то чувства, нет ничего от садизма. Она практически взрослая женщина, она не страдает инфантилизмом, она берет ответственность за свою влюбленность целиком и полностью. Никто в этом не виноват, даже — Шерлок. Но, боже, как же сильно ей иногда хочется, чтобы все у них было по-другому. Чтобы Шерлок… был другим. Нет-нет, она вовсе не хочет, чтобы он менялся ради нее, ведь он совершенно исключительный человек и у него действительно великое будущее, но… Но иногда Молли просто позволяет себе помечтать об этом перед сном. О том, что было бы, если бы Шерлок ее заметил. Ей хочется мечтать со всей смелостью, хочется представлять пикантные сцены между ними, но, когда в ее фантазиях Шерлок расстегивает ее блузку, сердце начинает стучать так громко и быстро, что кажется, вот-вот выпрыгнет из груди прямо ей в ладони. Она слишком впечатлительная для подобных мыслей. В реальности между ними никогда не было ничего серьезнее неловких прикосновений — а у Молли и от них перехватывает дух. Что уж говорить о том, чтобы представлять их… господи боже… голыми! Поэтому Молли останавливается на фантазиях о том, как они держатся за руки, гуляют и целуются. Этого для нее пока что достаточно.  Однажды вечером, майским и теплым, Молли открывает учебник по биологии, чтобы повторить параграф перед завтрашним днем. На одной из страниц, как закладка, лежит идеально оторванная полосочка тетрадного листа — с длинной строкой цифр, от которых глаза разбегаются.  Молли хмурится, непонимающе прикусывает губу. Она сама это написала? И что это должно значить? И почему она ничего об этом не помнит? Ее осеняет спустя несколько часов после того, как она выбросила листок в мусорную корзину. Она падает на колени, вытряхивает весь мусор прямо на ковер и перебирает его, пока не находит то, что нужно. Шифр. Конечно же, это шифр, думает она, и кровь снова начинает стучать в ушах, во рту пересыхает; ладони же, напротив, можно выжимать. Она разгадывает эту несчастную строчку до двух часов ночи, сидя под желтым светом настольного светильника, и только отмахивается, когда мама спрашивает ее, когда она собирается ложиться спать. Она так близка к разгадке, так близка! Она не может лечь спать сейчас, сдаться на половине пути. — Собери весь мусор, как закончишь, — говорит мама. — Да-да, — отвечает Молли. Она понятия не имеет, что ей сказали только что. По стеклу начинают стучать крупные капли дождя, когда Молли заканчивает разгадывать шифр. Он не сложный, но трудоемкий, потому что каждой букве алфавита присвоен собственный набор цифр. Молли расставляет буквы в соответствии с цифрами, и щеки ее начинают гореть — от смущения, от удивления, от безграничного, безграничного счастья. «Ты мне очень нравишься», — написано ее почерком. Ее взгляд бегает между оригиналом и ее расшифровкой, словно пытаясь уловить ошибку, недочет. Но ошибки быть не должно, она еще никогда ничего не делала с такой внимательностью. В ту ночь она ложится спать, сжимая в руке тетрадный листок. Ей снится что-то очень приятное и радостное, но она забывает свой сон сразу же, как только отрывает голову от подушки по будильнику. Она проспала на три часа меньше обычного и чувствует себя слегка не очень, но, по-прежнему окрыленная и счастливая, она тут же подрывается с постели, собирается за рекордно-малое количество времени и, едва закинув в себя завтрак, отправляется в школу. Она не может поверить, что это действительно происходит с ней, но одновременно с тем она ни в чем не сомневается. В конце концов, кто еще стал бы признаваться ей в симпатии таким причудливым образом, как не Шерлок? Ей стоит больших усилий просидеть все пять уроков от звонка до звонка. Листок со строчкой цифр прожигает нагрудный карман рубашки. После последнего урока она подходит к Шерлоку и хватает его за руку, чтобы он точно обратил на нее внимание. — Пожалуйста, пошли со мной, — просит Молли. — Куда? — За школу. На минутку. Я не задержу тебя, обещаю! Мне просто нужно узнать кое-что. Шерлок морщится. У него наверняка куча собственных дел, не в его стиле тратить драгоценное время на то, чтобы потусить за школой. Но, видимо, во взгляде Молли есть что-то такое, что заставляет его согласиться. На заднем дворе курят несколько старшеклассников, но и те, завидя Шерлока, закатывают глаза, тушат сигареты в урне и как можно скорее смываются. Никто не хочет быть объектом его дедукции. Они остаются одни. Шерлок сует руки в карманы брюк и выжидающе смотрит на Молли. Молли дает себе пять секунд, чтобы набраться смелости. Потом быстро, словно боясь передумать, встает на мыски кед, хватает Шерлока за воротник рубашки и прижимается к его губам своими. Она целуется с Шерлоком Холмсом, и его губы именно такие, какими она себе их представляла, и пульсирующая мысль о том, что все это реально, настолько заполняет ее сознание, что она даже не замечает, что Шерлок не отвечает ей. Видимо, отойдя от шока, он отшатывается от нее, как если бы губы Молли больно били током. Она не сразу открывает глаза, потому что чувствует, как они заполняются слезами. Она сразу все понимает. — Зачем ты это сделала? — возмущается Шерлок, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Зачем ты это сделал? — кричит Молли. В ней столько печали, боли и отчаяния, что кажется, они вот-вот хлынут через край. Но даже слезы не скатываются по ее щекам; она вытирает глаза тыльной стороной ладони. — Сделал что? — тоже кричит Шерлок. — Ты сам знаешь. — Нет, — упрямится Шерлок. — Да. Несколько секунд он смотрит на нее с раздражением, злобой и непониманием, после чего разворачивается на пятках и уходит. — Ты хотел посмеяться надо мной? — вслед ему кричит Молли. — Так почему ты недоволен? Шерлок останавливается и какое-то время стоит на месте, спиной к ней. Потом, к ее удивлению, разворачивается и идет обратно. — Что, по-твоему, я сделал? — совершенно спокойно, как будто ничего этого не было, спрашивает он.  Молли хмурится, поджимает губы и шмыгает носом, и ей впервые в жизни хочется послать Шерлока к черту — но она этого не делает. Она молча достает из кармана рубашки листок и передает в руки Шерлоку, и тот действительно рассматривает его с таким видом, словно никогда раньше не видел. Он разглядывает его со всех сторон, изучает, обнюхивает — разве что не облизывает. Молли наблюдает за ним с непонятными ей самой чувствами. — «Ты мне очень нравишься»? — спрашивает Шерлок. Гений. Ему не нужно сидеть над этим три часа, чтобы разобраться; он сразу все понимает. — Так ты думала, что нравишься мне? — Уж прости, Шерлок! Я влюблена в тебя с самого седьмого класса, и, видит бог, я никогда от тебя ничего не требовала, но знаешь что? Издеваться надо мной таким образом… низко даже для тебя! Я… «Ненавижу тебя», — хочется сказать Молли. Но это, несмотря на все, совсем не так, и она проглатывает эти слова вместе с вставшим в горле комом. — Это не мое. Я никогда не писал этого, Молли. Возможно, это первый раз, когда он назвал ее по имени и не ошибся. Возможно, именно это заставляет Молли поверить ему. Она снова шмыгает носом. — Тогда кто это написал? — спрашивает она. Он молчит несколько секунд, прежде чем сказать: — Я не знаю. О, он знает. Молли готова дать руку на отсечение, что он знает. Но она прекращает допрос. Она совершенно не выспалась, ее тошнит, ее голова раскалывается, она трясется так, словно на улице не плюс восемнадцать градусов. Ей совершенно не до того, чтобы продолжать разборки с Шерлоком… да и, если честно, ей не хочется знать, кто бы это мог быть. Кто бы то ни был, он, конечно же, хотел просто над ней посмеяться. А, если исходить из этого, вариантов у нее несколько сотен — вся школа знает об ее чувствах к Шерлоку Холмсу. — Хочешь… выпить кофе вместе? — неуверенно спрашивает Шерлок. Молли смотрит на него так, словно он на ее глазах превратился в инопланетянина, а не пригласил ее в кафе. А потом он делает то, от чего Молли окончательно начинает сомневаться в собственном здравии, — накидывает на ее плечи свой собственный пиджак и — господи боже! — целует в лоб. В поцелуе нет ничего романтичного; так можно поцеловать младшую сестру. И, несмотря на все, что произошло между ними только что, несмотря на то, что Молли готова была послать его к дьяволу еще минут десять назад, сейчас Шерлок к ней гораздо ближе, чем когда бы то ни было. А Молли никогда еще не было настолько же плевать на это, как сейчас. Год назад, полгода назад, да даже месяц назад она умерла бы от счастья, если бы Шерлок сам пригласил ее в кафе, но сейчас… Она прислушивается к себе и понимает: ей абсолютно все равно и на приглашение, и на пиджак, и на поцелуй. Как будто в момент, когда их губы соединились, что-то внутри нее зажглось, а когда он отпрянул — сгорело. Пепел кружится в воздухе над местом пожара.  Странно, но когда Шерлок узнает о том, что Молли влюблена в него, а Молли одновременно с тем узнает, что больше нет, их отношения становятся гораздо лучше. Молли предполагает, что дело в его к ней жалости или чувстве вины из-за того, что он не может ответить ей симпатией, но она предпочитает не особо над этим задумываться. Она больше не любит Шерлока, но с ним все же гораздо лучше, чем без него. Неожиданно для себя она выясняет, что Шерлок может быть хорошим другом.  (Так же неожиданно для себя Шерлок выясняет, что долгие годы был слеп, что Молли всегда была хорошей подругой для него, а он не замечал этого).  Влюбленность, которая, как сейчас понимает Молли, едва не переросла в зависимость, гаснет, пропадает, исчезает, растворяется в воздухе, и Молли готова поклясться, что уже давно не чувствовала такой легкости и такого спокойствия. Чувства к Шерлоку вымотали ее, выкачали из нее все, что в ней было, превратили ее в жалкое подобие себя самой, и она думает: если каждая влюбленность такая, то уж лучше никогда не влюбляться. Уж лучше она всю жизнь будет одинокой. Уж лучше она заведет пару кошек и всю жизнь посвятит работе, чем… снова перестанет быть собой. Больше она этого не допустит. Время идет, и шифр, подброшенный кем-то в ее учебник по биологии, забывается, стирается из памяти. Она не пытается отыскать этого таинственного незнакомца, а таинственный незнакомец больше никак себя не проявляет. До определенного момента. Однажды в середине июля, утром, выйдя на крыльцо, чтобы забрать газету для мамы, Молли натыкается на вазу с целым букетом сирени. То, что она с ее неуклюжестью не столкнула такую красоту, — настоящая удача. Молли заносит вазу в дом. — Зачем ты поставила сирень на крыльце, мам? — спрашивает она, проходя на кухню. Мама, стоящая у плиты за готовкой завтрака, поворачивается к ней с немым вопросом в глазах и при виде вазы вскидывает брови. — Это была не я. — А кто? — глупо спрашивает Молли. — Не знаю, милая. Когда я выходила во двор вечером, цветов еще не было. Значит, кто-то принес их ночью или… ранним утром? Выходит, так. Но… зачем? Молли размышляет над этим пару дней, пока вдруг, сидя за столом на кухне, не вспоминает о майском происшествии и о той загадочной записке, происхождение которой так и осталось для нее неизвестным. Если… если просто предположить, что тот шифр был подброшен ей не в качестве насмешки, а в качестве настоящего признания… значит, сейчас это мог быть тот же человек, что и тогда. А если это он, то сирень должна иметь значение, — он ничего не сделал бы просто так. Молли достает телефон и открывает интернет. В следующие несколько минут она выясняет, что на языке цветов, который использовали в Викторианскую эпоху для «тайного выражения чувств», сирень означает «первую любовь» и «невинность». Молли чувствует легкое волнение. Из всего этого получается, что, если она не напридумывала себе скрытый смысл цветов, человек, который их принес, влюбился впервые в жизни… в Молли? В это слабо верится. За все это время она слишком привыкла быть той, кто любит, а не той, кого любят; привыкла заботиться и помогать, жертвовать всем на свете ради нескольких минут рядом и легкого прикосновения к руке. Да и что она из себя представляет? Во что в ней можно влюбиться?  Молли останавливается на том, что либо цветы попали к ним по ошибке, либо все это дурацкое совпадение — ну, насчет значения. Слишком неправдоподобно.  Еще один вариант: с ней продолжают играться. За остаток лета на их крыльце еще несколько раз оказываются разнообразные цветы — азалия («сдержанность»), гелиотроп («преданность»), ландыш («надежность»). Осенью один раз на крыльце оказываются красные розы, и, честно говоря, тут послание кажется ясным даже без помощи интернета.  Кто-то любит ее. И хотя в это до сих пор верится довольно слабо, Молли чувствует печаль: тот, кто оставляет ей все цветы, мог бы хоть как-нибудь намекнуть, кто он такой, дать ей возможность выйти на связь с ним. Молли хочется посмотреть в глаза человека, которому она нравится.  Она размышляет о том, каким он может быть. Высокий или не очень? Какого цвета его волосы, глаза? Каков он по характеру? Он определенно умен… судя по всем этим знакам. И очень скрытен. Боится, что не понравится Молли? Но почему?  В голову ничего не приходит.  В ноябре она получает открытку — кто-то подбрасывает ее в почтовый ящик. На лицевой стороне изображено спокойное море, написанное акварелью, на другой текст: 

«Дорогая Молли,  Приглашаю тебя на наш семейный ужин сегодня вечером, 20 ноября в 18:00. Ш. Х.»

  Шерлок? Но почему? И почему именно сегодня? Раньше он никогда не приглашал ее к себе домой.  Ведь это не его день рождения, да?  Нет, конечно. Его день рождения в октябре, и она уже поздравила его. Тогда, может быть… Майкрофта? Но чего ради Майкрофту приглашать ее на свой день рождения…  — Что это у тебя? — спрашивает мама, заглядывая через плечо.  Прятать открытку становится поздно — да и незачем, если честно. Мама в курсе абсолютно всего, что происходит в ее жизни. У Молли никогда не бывало мысли что-то от нее скрыть.  — Шерлок зовет тебя на ужин?  Молли трет лоб ладонью:  — Да, видимо… — Я думала…  Молли кривится, и мама не заканчивает фразу.  — Вряд ли это романтический ужин. Никто не станет устраивать такой дома. Да и… с чего бы ему? — растерянно бормочет Молли, снова вчитываясь в открытку, как будто надеясь понять ее тайный смысл.  — Ты пойдешь?  — Да. Нет. Не знаю…  — Сходи, дорогая. Люди иногда приглашают своих друзей на ужин просто так, чтобы провести с ними время. Думаю, это такой случай.  «Слишком не похоже на Шерлока», — упрямо думает Молли, но вечером все равно собирается и выходит из дома.  Стоя на крыльце большого дома семейства Холмс, Молли понимает, что была права. Шерлок непонимающе смотрит сначала на нее, а потом на открытку, которую Молли протягивает ему в качестве ответа на вопрос «что ты здесь делаешь?»  — Это абсурд! — восклицает Шерлок. — Я не писал этого. Я вообще не пишу приглашений. Если бы я хотел пригласить тебя, то позвонил бы или сказал об этом в школе.  Молли молчит, переминаясь с ноги на ногу и ковыряя мыском кеда отошедшую дощечку. Ей так неловко, так стыдно, что хочется провалиться под землю. Притащилась портить ужин людям! Надо было прислушаться к интуиции и остаться дома, сделать домашку на завтра.  — Другой вопрос, — продолжает Шерлок, не обращая на нее никакого внимания, — кто это написал и зачем? О предстоящем ужине знали только члены моей семьи…  — Ради бога, Шерлок, пропусти ее, — доносится чей-то голос из дома, и за спиной Шерлока появляется Майкрофт.  Майкрофт — как Шерлок, только гораздо хуже. Он такой же умный — а может быть, даже умнее (правда, Шерлок никогда в жизни этого не признает), — и сумасшедше строгий. Если Шерлоку в основном плевать, как его видят окружающие, он никогда не заморачивается над своим внешним видом, то Майкрофт идеален всегда — в его начищенных туфлях, выглаженных брюках с острыми стрелками и рубашках, на которых никогда нет ни единой складки. Он аккуратен, педантичен, молчалив и высокомерен, и Молли полагает, что он умеет замораживать взглядом. В школе она избегала его до тех самых пор, пока он ее не закончил.  Но сейчас он, кажется… помог ей? И Молли с облегчением выдыхает, проходя в прихожую вслед за Шерлоком (хотя, право слово, сбежать, вернуться домой и закутаться с головой в одеяло все еще было бы лучше).  — Так это ты написал? — тем временем спрашивает Шерлок, тыкая открытку брату в лицо.  Майкрофт перехватывает картонный листок и пару секунд рассматривает его, вчитывается в текст.  — Чего ради мне так поступать?  Шерлок хмуро смотрит на него. Майкрофт закатывает глаза.  — Включи мозг, Шерлок.  — Заткнись. — В конце концов, — не обращая на него внимания, говорит Майкрофт, — ты не единственный член семьи с такими инициалами.  Они втроем, как по команде, смотрят в сторону гостиной, где на ковре возле дивана лежит большой ирландский красный сеттер.  — Шерринфорд? — спрашивает Шерлок.  Майкрофт смотрит на него пару секунд и вдруг начинает смеяться. Он едва успевает увернуться от удара. Откуда-то из глубины дома доносится мелодичный женский голос, прерывая готовую вот-вот начаться перебранку: — Мальчики, у нас гости?  — Да, мама, — отвечает Майкрофт. — Молли Хупер.  — Молли? — В голосе женщины отчетливо слышится удивление. Разумеется, Молли не частая гостья здесь.  — Да, — говорит Шерлок. — Я ее пригласил; ничего?  — Разумеется, нет. Я только рада.  Миссис Холмс — хорошая женщина. Молли виделась с ней всего несколько раз за свою жизнь, но впечатления у нее остались только положительные. Она всегда была добра к Молли, как будто подсознательно чувствовала вину за холодность Шерлока или… что-то такое.  Так и сейчас — несмотря на то, что Молли упала как снег на голову, она не прогоняет ее и даже не выглядит недовольной. Как будто Молли каждый вечер с ними ужинает, как будто это нормально, правильно, как будто так и должно быть.  — Мой руки и проходи за стол, Молли, не стесняйся, — с добродушной улыбкой говорит миссис Холмс, и Молли следует ее инструкциям.  В столовой, сидя за уже накрытым столом, Молли обнаруживает, что совершенно забыла об еще одном члене семьи Холмс — Эвр, старшей сестре Шерлока и младшей сестре Майкрофта.  Эвр… немного странная персона по мнению Молли. Она учится на класс старше нее, поэтому они редко пересекаются, но, как и в случае двух других Холмсов, в школе часто слышно об ее успехах. Эвр молчаливая, молчаливее Майкрофта, который всегда говорит только по делу, и гораздо, гораздо молчаливее Шерлока, которого не заткнуть. Она потрясающе играет в шахматы, отгадывает сложнейшие загадки за считанные секунды, играет на скрипке и, конечно же, получает исключительно высокие баллы по всем возможным экзаменам. Но Молли ничего не знает о ней; не знает, чем она увлекается вне учебы, не знает, как проводит свободное время, какую слушает музыку и какие фильмы смотрит. Единственное, что знает Молли, — так это что она восхищается ей так же сильно, как Шерлоком и Майкрофтом.  — Привет, Эвр, — дружелюбно здоровается Молли.  — Добрый вечер, Молли. Приятно увидеть тебя.  «Почему?», — хочется спросить Молли, но она этого не делает — это сплошная глупость. Кто вообще задает такой вопрос на простую вежливую фразу?  Вскоре все рассаживаются за столом и принимаются за ужин. Молли чувствует легкое напряжение первое время, но Холмсы ведут себя как обычно, беседуют на разнообразные темы, интересуются делами друг друга и Молли, и вскоре она тоже расслабляется, позволяет себе полноценно участвовать в разговоре и даже шутит пару удачных шуток, над которыми тихо посмеиваются.  Мистер и миссис Холмс удивительно приветливые и доброжелательные люди, рассказы Майкрофта о студенческой жизни кажутся Молли очень интересными и увлекательными, и даже Шерлок, периодически восклицающий «вздор!» на любую неугодившую ему фразу, не портит атмосферу. Эвр, которая сидит напротив, почти не участвует в разговоре. Молли интересно: что же происходит в ее голове?  Кажется, впервые в жизни научившись видеть дальше Шерлока, Молли начинает интересоваться другими людьми. Это… непривычное чувство. А все, что непривычно, — опасно и страшно, но Молли готова рискнуть. Примерно через час после начала ужина все начинают расходиться: мистер и миссис Холмс перемещаются в гостиную, поближе к телевизору, с тарелками пирога, Майкрофт вежливо прощается, потому что ему пора ехать домой и готовиться к завтрашнему учебному дню, а Шерлок уходит на второй этаж с заявлением о том, что «любое занятие будет полезнее, чем торчать тут с вами». Несмотря на то, что они с Молли теперь друзья, Шерлок все еще иногда абсолютно невыносим. Они с Эвр остаются вдвоем за столом, и не то чтобы Молли хоть сколько-то против, но… Она приличная девушка, а приличные девушки не задерживаются в гостях дольше, чем нужно. Поэтому она неловко улыбается и поднимается из-за стола:  — Я пойду, наверное.  — Я провожу тебя немного, — говорит Эвр. «Это не совсем удобно, я далеко живу»  «Не стоит заморачиваться из-за меня»  «На улице плохая погода для прогулок»  — Хорошо. — Молли легко улыбается. — Только оденься потеплее, ладно?  — Разумеется.  Эвр убегает наверх по лестнице. Молли благодарит мистера и миссис Холмс за чудесный ужин и компанию и, накинув куртку, выходит на улицу, опирается на перила на крыльце.  За час на улице окончательно темнеет; темнота тяжелая и густая, как всегда осенью. Фонарный свет, желтый и тусклый, падает во двор, освещает газон, ступеньки крыльца и небольшую часть сада рядом с домом. Молли скользит вокруг бессмысленным взглядом, раздумывая над сегодняшним вечером и вспоминая удивительное ощущение тепла от нахождения в компании этой забавной семьи. (Другие сказали бы «странной», но, господи, Молли слишком давно знакома с ними всеми, чтобы продолжать удивляться чему-то).  Молли спускается вниз по ступенькам и сворачивает влево по мощеной дорожке, к саду. Она может поклясться, что никогда еще не видела такого разнообразия цветов, и это завораживает ее. Она рассматривает растения с интересом и вниманием, мысленно перечисляя известные ей названия, касаясь кончиками пальцев бутонов и лепестков.  Что-то привлекает ее внимание, но тело отзывается раньше, чем сознание; она чувствует легкий холодок волнения в груди. Потом понимает — знакомые цветы.  Ландыш, азалия, гелиотроп… Розы.  Что-то в ее мозгу щелкает, и осознание встает на свое законное место так же легко, как найденная под диваном деталька картины из пазлов. Молли слегка улыбается.  Когда Эвр выходит на улицу, Молли уже успевает подняться на ноги, отряхнуть ладони и вернуться на крыльцо.  На Эвр тяжелые ботинки, длинная юбка до самых лодыжек и джинсовая куртка поверх футболки.  — Мне нравится твой вкус в одежде, — беззастенчиво замечает Молли.  Во-первых, она обожает делать комплименты окружающим девушкам, а во-вторых, то, что она говорит, — абсолютная правда. Эвр одевается необычно, но ей такое идет; у Молли никогда нет достаточно сил и смелости одеваться так, как хотелось бы ей самой.  — Спасибо, — отвечает Эвр, с удивлением взглянув на нее, как будто никогда раньше не слышала подобного в свой адрес. — Ты… тоже красиво одеваешься.  Молли улыбается в ответ.  Они спускаются вместе по ступенькам и пересекают двор. Эвр придерживает перед ней калитку и пропускает вперед.  Они идут рядом по практически безлюдным тротуарам, плечом к плечу, и Молли — Молли, которая болтает без умолку, лишь бы не молчать, Молли, которая будет нести любую чепуху, чтобы не чувствовать неловкости в компании с новым или плохо знакомым человеком, — Молли чувствует себя комфортно в замершей между ними тишине. Она уже слышала раньше о существовании людей, с которыми для взаимопонимания не надо даже словами обмениваться, но не думала, что они и правда существуют, и уж точно не думала встретить кого-то подобного.  — Так это была ты, да? — отважившись, тихо спрашивает Молли и поднимает взгляд на Эвр. Она чуть ниже Шерлока, но все равно выше Молли.  — С открыткой? — спрашивает Эвр. — Да, я.  — И с тем шифром. И с цветами.  Эвр молчит пару секунд, потом кивает:  — Да, это тоже я.  Молли кажется, что эта тема доставляет ей дискомфорт, как будто она и дальше предпочла бы делать вид, что они обе ничего не понимают. Потом Молли думает: может, она просто волнуется?  Поэтому она берет ее за руку и переплетает их пальцы, сжимает ее ладонь в своей. Эвр останавливается посреди тротуара и смотрит вниз, на их сцепленные руки — так, словно они — часовая бомба, которая вот-вот взорвется.  — Почему ты не сказала ничего напрямую? — спрашивает Молли, не отпуская ее руки.  — Не хотела рисковать, — отвечает Эвр.  — Рисковать?  — Я не знала, нравятся ли тебе девушки.  — А сейчас?  Молли встает ровно напротив нее, чуть ближе, чем положено подругам, и смотрит в ее глаза — такие же серо-голубые, как у всех Холмсов.  Никогда еще на нее не смотрели с такой теплотой.  — Сейчас вероятность этого определенно выше.  Ладони Молли снова становятся холодными, когда она делает шаг вперед и мыски ее кед упираются в мыски ботинок Эвр. Эвр наблюдает за ней сверху вниз, не шевелится и, кажется, не дышит, как будто боится спугнуть момент.  Молли приходится приподняться, чтобы их лица оказались на одном уровне. Она замирает на секунду, и тогда Эвр сама подается вперед, соединяя их губы — и они стоят так, секунд десять или пятнадцать, чувствуя вкус и запах друг друга, и от этого ужасно кружится голова.  Их поцелуй — совершенно детский, легкий, невинный и целомудренный, но Молли думает, что именно так все теперь и должно быть, Молли думает, что не готова пока к большему. (Эвр, конечно же, знает об этом — от Холмсов невозможно что-то скрыть).  Всю свою сознательную жизнь, с тех пор, как она узнала, что такое любовь, она была влюблена в Шерлока — и ни в кого больше, у нее не было ни одной лишней минутки подумать — а могу ли я быть влюблена в девушку?  Но от того, что происходит между ней и Эвр, Молли не чувствует ни отвращения, ни дискомфорта; все это — нормально и правильно.  Получается, что она бисексуальна?  Что ж, с этим она вполне может разобраться и позже.  — Так я… нравлюсь тебе, да? — спрашивает Молли, когда они продолжают идти дальше, снова взявшись за руки.  — Очень. Я же так и написала.  — И… давно?  — О, да. С тех пор, как ты влюбилась в Шерлока, полагаю.  Давно.  Молли вздыхает. Она очень старается не испытывать чувства вины из-за этого — она ведь даже не знала, что Эвр чувствует что-то к ней, даже не подозревала об этом! — но оно все равно зудит где-то на краю сознания.  — А почему ты решила подбросить мне тот шифр?  — Не потому, что хотела поиздеваться. — Я и не…  — Мне просто хотелось, чтобы ты знала, что важна и ценна для кого-то, даже если не для Шерлока.  Молли кивает.  — А цветы?  — Ну… цветы красивые.  — А послание? В них же было послание?  Эвр недоуменно косится на нее:  — О чем ты? Просто цветы.  Молли смотрит на нее с удивлением, а потом начинает смеяться. Господи. Просто цветы.  Она натурально сошла с ума, проводя время с Шерлоком Холмсом.  — А я, как идиотка, расшифровывала, что они значат!  — Да? — Эвр широко улыбается.  — Да! Сирень сбила меня с толку.  — А что она означает?  — Первую любовь.  — Как замечательно совпало.  Они продолжают болтать и перешучиваться по дороге до дома, пока Эвр вдруг снова не останавливается. Молли тормозит рядом с ней и смотрит с любопытством, следит за ее движениями.  Эвр протягивает руку к ее лицу и убирает выпавшую прядь волос за ухо. Молли улыбается.  — Ты — самая главная драгоценность, ты знаешь об этом, Молли Хупер? — шепчет Эвр.  Молли ловит ее руку и прижимает ее ладонь к щеке. Она думает, что может расплакаться. Никто никогда не говорил ей подобного, никто никогда не был так нежен и ласков с ней. Никто никогда не замечал ее.  — Нет, не знаю, — признается Молли.  Какая-то ее часть никак не хочет этого признавать. Как она может быть драгоценностью для кого-то? Разве это возможно? — Я подарила тебе много цветов, но ты — самый главный цветок в моей жизни; я всегда буду заботиться о тебе и оберегать. Если ты позволишь.  В горле пересыхает, глаза наполняются слезами, и Молли уворачивается, чтобы не показывать лица. Эвр позволяет ей; ее рука повисает вдоль тела. — Мне жаль, что мой брат слишком осел, чтобы заметить такую, как ты, — продолжает Эвр. — По правде говоря, он не замечает вообще ничего, кроме себя.  — А мне — нет, — качает головой Молли. — Если бы он ответил мне взаимностью, разве узнала бы я о твоих чувствах?  Эвр ничего не отвечает, только улыбается немного грустно, но Молли знает: ответ — нет. Конечно же, нет. Будь Шерлок хоть немного способным испытывать любовь, Эвр не стала бы лезть в их отношения, даже если бы это заставило ее страдать.  — До твоего дома еще далеко? — спрашивает вдруг Эвр.  Молли оглядывается, шмыгая носом:  — Нет, пара километров. Ты устала?..  — Вовсе нет. Просто хочу обнять тебя напоследок. Вряд ли ты хочешь попасться на глаза своей маме в объятиях какой-то девчонки.  Молли, на самом деле, все равно. Она любит маму, а мама любит ее, и она абсолютно уверена, что ничего не поменяется, когда она расскажет ей правду о сегодняшнем вечере.  Но вместо того, чтобы сказать об этом, Молли подается вперед и оказывается в объятиях Эвр. Ненавязчивый, легкий аромат ее парфюма окутывает ее облаком, и Молли вдыхает этот запах поглубже, надеясь запомнить его, надеясь вспоминать его всегда, когда будет скучать.  Эвр обнимает ее крепко, гладит по спине кончиками пальцев, кажется, целует в макушку. Молли думает о том, как странно это все — целых три года не замечать собственного счастья, которое всегда было под носом, три года посвятить не тому из Холмсов, кому нужно было.  Молли думает о том, как пригласит Эвр на их первое свидание. Думает о том, как позовет ее в гости и представит маме. Как они вместе отметят Рождество и Новый год, ее день рождения и день рождения Эвр, и еще кучу других праздников.  Она думает об их жизни после школы, о том, как они снимут квартиру вместе и… может быть, заведут кота? И кучу цветов на подоконнике в спальне.  Она думает об этом, и Эвр продолжает ее обнимать.