Little Queen

С ссоры Эвана, Дженны и Регулуса прошло две недели, а они всё ещё не могли помириться. Регулус не желал слушать никого из друзей. Эван стал больше времени проводить с Барти Краучем, делая вид, что ничего не произошло, но при этом, когда думал, что никто не видел, смотрел в его сторону. Дженна же пыталась извиниться несколько раз, но всё безуспешно. Регулус либо уходил в тот момент, когда она останавливалась возле него, либо игнорировал её, пока она не уходила, устав от нахождения рядом. Первый раз она решилась на это на утро после пробежки Регулуса под дождём, когда он пролежал пять дней в Больничном крыле. Она подумала вернуть его мантию, которую надела после их короткого разговора на поле для квиддича. Он взял мантию и махнул рукой в сторону двери, давая Дженне понять, что видеть он её не хочет. После этого она продолжала тщетно пытаться достучаться до него, поговорить, но он не давал ей и шанса. И эти две недели Дженна чувствовала себя отвратительно, ничто не могло более отвлечь её от мыслей, и она углубилась в изучение чар, лишь бы занять себя. Но подавленность и ощутимая пустота после ссоры с Регулусом были с ней постоянно. Ничто не могло унять этого. И если раньше Дженна знала, что в ней есть тепло, способное согреть многих, то сейчас оно переставало отзываться. Создавалось впечатление, что свет медленно гас, поглощенный её унынием, чтобы не позволить ей обжечься. Дженна смотрела на солнце за окном, думая о том, что это, возможно, последний тёплый сентябрьский день. Сивилла собиралась рядом с ней. Обычно они собирались с ней раз в неделю, но в последнее время это происходило чаще, ведь Регулус не ходил с Дженной в библиотеку, так что она начала встречать там Сивиллу иногда. Они долго просидели в библиотеке, разговаривая о книгах, занятиях и чём угодно. Но сейчас речь зашла о однокурсниках, и Дженна не смогла сдержаться: — Ну из моих одноклассников многие ведут себя, как придурки. Мне не стоит даже говорить об этом: вся школа это видит. Но есть несколько хороших людей, даже Регулус, но насчёт него у меня сомнения. Он прекрасный человек, но он стремится делать неправильные выборы. — Поэтому ты с Регулусом больше не разговариваешь? — Он не хочет со мной разговаривать, — сказала Дженна. — Хотя я сама виновата. Сивилла покачала головой, почти разочарованная: — А ты пробовала поговорить с ним и честно сказать, что думаешь. Объяснить ему, что и он сделал тебе больно. Иногда не так уж и плохо быть честной с кем-то. — Правда часто может обидеть. — Нет, правда помогает создать крепкую связь. Вряд ли Вы сможете быть друзьями, если постоянно будете держать всё в тайне. Это невозможно. Дженна задумалась над словами Сивиллы: она была совершено права. Ей нужно заставить Регулуса её выслушать, иначе они могут никогда не поладить снова. — Спасибо, Сивилла, — сказала, наконец, Дженна. — Я рада, что ты стала моей подругой. Без тебя у меня вряд ли бы что-то получилось. Сивилла мягко улыбнулась и поднялась с места, повесив на плечо портфель с пергаментом, перьями и книгами. — Я рада, что ты считаешь меня таковой. Немногие хотят со мной общаться, если честно. Когда она сказала это, один из учеников, беловолосый худощавый высокий мальчик с зелёными глазами, посмотрел на неё. Дженне он показался знакомым: его распределяли в этом году, кажется, на Когтевран. Но Сивилла не обратила внимания на него, совершенно незаметного, прячущегося за стопкой книг. Девочки вышли из библиотеки, повернулись и пошли в разные стороны. Дженна планировала найти Регулуса и скорее поговорить с ним, возможно, потом заставить и Эвана извиниться. И план бы сработал, если бы не появившиеся на пути Мародёры, среди которых был и Джеймс. Дженна, по уже отработанной схеме, развернулась и пошла в противоположную сторону, надеясь свернуть в ближайший коридор и скрыться. На этот раз она не успела пройти и двух метров, как Джеймс схватил её за плечо, останавливая. Дженна сжала челюсти, когда его пальцы случайно коснулись её синяков. Она оказалась поймана, и сейчас вряд ли избежит разговора. Она медленно повернулась к нему, и его рука отпустила её плечо. За Джеймсом стояли трое Мародёров и следили за Поттерами, особенно за Дженной, будто она была настолько непредсказуема, что могла что-нибудь сделать. — Есть разговор, — решился первым Джеймс, — и перестань от меня бегать, прошу. Дженна кивнула, чтобы её брат продолжил, хотя сама она не сильно радовалась их беседе. Поддерживать нейтралитет и молчание было куда проще, чем справляться с нравоучениями Джеймса. — Джеймс, если это опять что-то о моих друзьях или... — Я хотел извиниться, — перебил он её. Дженна на секунды задумалась, застыв перед ним, не моргая. Она должна была убедиться, что ей это не снится, и её брат действительно хочет попросить прощения. До этого подобное казалось чем-то невозможным, таким, что вряд ли приснится. — Ладно, пошли отойдём, — согласилась она. Младшая Поттер развернулась и начала отходить подальше от любопытных ушей друзей брата, а Джеймс поднял вверх большой палец, подтверждая, что всё в порядке перед тем, как побежать следом за ней с довольной улыбкой, на что Дженна закатила глаза, но промолчала. Они зашли в пустой коридор и повернулись друг к другу. Дженна бросила взгляд за спину Джеймса, чтобы убедиться в отсутствии Мародёров за ним. Оставалось надеяться, что никто не захочет зайти сюда во время разговора, который не обещает быть мягким совсем. — Итак... — Дженна сделала жест рукой, намекающий Джеймсу, что ему стоит продолжить. Джеймс смотрел на Дженну снизу вверх, впервые осознавая разницу в их росте, его это смешивало, и он еле сдерживался, из-за чего так по-идиотски улыбался, в то время как Дженна сохраняла непроницаемое выражение лица. После недолгого молчания Джеймс успокоился, набрал в лёгкие больше воздуха и на одном дыхании выдал: — Я понял, что я был ужасным братом, что я должен был принять тебя такой, какая ты есть, и что я должен был сделать… — Хорошо, Джеймс, — остановила его заранее подготовленную речь Дженна. — Я рада, что ты понял. Её лицо озарила обыденная яркая детская улыбка, которую Джеймс не видел так давно. Но она не сделала ни шагу в его сторону и не предприняла ничего. —И никаких объятий? Предложить помочь братцу с «шалостью» года? — спросил он, смеясь. — Погоди… ты думаешь, что я сразу забуду два года, когда ты вёл себя со мной, как чужой человек, а не брат? Один из которых ты и вовсе отказался от этой роли, забыв про обещание писать, держать меня в курсе, не оставлять одну в доме, — Дженна ощутила физически закипающий под кожей гнев, — Джеймс, я не смогу вот так сразу начать всё сначала, будто ничего не было. — Но я же извинился, Дженна, — удивился Джеймс. — Теперь мы можем пойти и делать то же, что и раньше. Мы снова можем быть той семьёй, по которой ты скучала. Он сделал шаг вперёд, протянув ей руку, но Дженна отошла назад. Она трясла головой из стороны в сторону. — Нет, мы не можем, — прошептала она. — Но почему? — Потому что ты зовёшь меня играть на твоей стороне против моего факультета, так? Сейчас ты предложил мне помочь тебе, извинился только тогда, когда тебе понадобилась я. — Нет, Дженна, я не поэтому… — Не сегодня, Джеймс и не сейчас, — оборвала несвязанную реплику Дженна, поправляя портфель на плече. — Мне нужно время, чтобы быть готовой снова принять всё так, как было раньше. Так просто прошлый год забыть нельзя. Ты должен понимать, Джеймс. — Нет уж, Дженна, объясни, — он скрестил руки перед собой, и его тяжёлый взгляд поднялся на Дженну. Она была готова взорваться от его слов. «Он действительно не понимает?» — думала она. Внутри неё бушевал ураган чувств, смешанный с усталостью, но при этом она должна была оставаться спокойной, чтобы разговор привёл к чему угодно, кроме дуэли. Дженна сжала руку в кулаки и, не отрывая сияющий глаз от Джеймса, высказала всё. — Хорошо, ты с первого дня не разговаривал со мной, забыл встретить меня у поезда, за весь год я не дождалась от тебя ни слова, только эти взгляды, которые я ненавидела всей душой. Ты сдал меня родителям, рассказывал им всё, что видел и ни разу не встал на мою сторону, ни разу не попытался защитить меня, — она говорила всё громче и громче, резко переходя почти на крик. — Даже летом, когда меня заперли в комнате, ты попросил вернуть мантию, но не пытался сесть со мной там, поговорить, хотя знал, насколько убого и одиноко я ощущала себя. — Но ведь письмо и… — Ты не можешь делать это Джеймс! — грубо отрезала она. — Возвращаться в мою жизнь, когда тебе угодно, и так же легко уходить. Ты делал это раньше. Мы играли вместе, пока не появлялись они, твои братья. А потом я оставалась одна. Зачем же я нужна тебе сейчас? Теперь злился и Джеймс. Его уши и щёки покраснели, пока он повысил голос на Дженну, сам не зная, где нашёл столько злобы на сестру, которую давно простил: — Я не оставлял тебя одну! Это сделала ты, когда поступила на Слизерин. И превратилась в одну из этих змей. Та Дженна, которую я знал, простила бы меня прямо сейчас. — Та Дженна не знала, что она стоит чего-то большего, чем быть сестрой Мародёра. Джеймс громко посмеялся, отойдя чуть назад. Но смех его был отвратителен, не тот весёлый, какой привыкла видеть Дженна до того. — Так ты завидуешь? — вздохнул он. — Завидуешь, что я лучше тебя, что родители любят меня, что мои друзья заботятся обо мне. — Заткнись, Джеймс. Дженна вся тряслась от злости и ненависти, которой, как она думала, раньше в ней не было, и отчаяния, осевшего глубоко в её хрупкой детской душе. — Где те, ради кого ты бросила семью? Где они сейчас? — Заткнись, заткнись, — повторяла она. Дженна готова была закрывать уши руками, лишь бы не слышать его голоса, его тона, его смеха. Ей было чертовски больно и обидно от мысли, что это Джеймс, её брат. Она верила, что теперь он её ненавидел. От этого было только хуже. Слушать его оказалось подобно пытке. Она бы прошла через «Круцио», но не позволила себе терпеть это вновь. Слёзы подступали к её глазам, пока она просила замолчать его снова и снова. Но Джеймс, глаза которого были закрыты пеленой гнева, продолжал говорить, не замечая перед собой её дрожащей хрупкой фигуры. — Ты завидуешь мне, потому что я не разочаровал никого и не предал себя и всех, кто меня любил? Знаешь, что я чувствовал, когда увидел тебя за слизеринским столом? Предательство. Я представлял, что будет, когда я и моя сестра вместе будем бегать по подземельям от завхоза, или как мы будем вместе делать домашнее и раздражать МакГонагалл. Я представлял нас вместе всюду: играющими в квиддич, создающими зелья в пустых кабинетах, читающими книги возле камина. А потом всё рухнуло, потому что ты чертовски эгоистична, Дженна! — Я эгоистична?! — она резко выпрямилась, смотря в его глаза, в которых так же застыли слёзы. — Я захотела сделать то, к чему стремилась, то, чего хотела! И я думала, что ты будешь первым, кто меня поддержит. — Нам больше не о чем разговаривать, в тебе не осталось практически ничего от моей младшей сестры. Не успевает Дженна возразить, как он уходит, резко повернувшись на пятках. Джеймс практически вылетел из коридора. У неё не было и секунды, чтобы остановить его. Дженна находит рукой стену и падает на пол, опираясь на холодный камень. Она плачет, кусая руки, чтобы не закричать. Мучительные минуты сменяли одна другую, пока она пыталась найти силы, чтобы хотя бы встать с пола. Никого сейчас не было рядом, чтобы помочь. И от осознания этого было в разы хуже. Для кого она делала это всё? Зачем она послушала тогда Сивиллу? Всё казалось бесполезным, не имеющим ни капли смысла. До неё донёсся голос студентов, идущий сюда, и Дженна поднялась на ноги, отправившись в ближайший туалет, чтобы умыться холодной водой. Её дыхание всё ещё было сбитым, неровным, а щёки — мокрые от слёз, глаза были красными, а каждая часть тела дрожала, не позволяя спокойно дойти до нужного места. Дженна встала возле зеркала и попыталась отрезвить сознание и позволить себе расслабиться с помощью приятного холода. Сзади неё промелькнула рыжая копна волос, и Дженна подняла голову и обернулась, встретившись в Ярко-зелёными глазами Лили Эванс, студентка с Гриффиндора. Она смотрела с сочувствием на Дженну, но та только отвернулась, напоследок произнеся: «Ты этого не видела». Ей точно не хотелось, чтобы брат или кто-то из гриффиндорок слышал, что Дженна Поттер плакала после ссоры с братом, что Дженна Поттер слаба, что её можно задеть, что ей можно сделать больно. «Хорошо», — согласилась Эванс и ушла, видя, что слизеринке нужно немного личного пространства и отдыха, пока она не пришла окончательно в себя. Скрыв последствия истерики на лице, Дженна смогла вернуться в гостиную Слизерина, где сидел и Регулус, рядом с ним разместилась Беатрис Бёрк. Она отчаянно пыталась получить всё возможное внимание, но Регулус не давал ей его вовсе. Он вёл себя ужасно, вот так пытаясь унять боль девочкой, которой нравится, которая не виновата в его ссоре с друзьями. Она искренне сопереживала Беатрис с её попытками достучаться до Регулуса. Она прошла мимо него, но он не поздоровался с ней и на этот раз. Дженна не была готова к разговору с другом и предпочла скрыться в комнате, пока Беатрис провожала её грустным взглядом. Зайдя в комнату она, как и всегда, поздоровалась с девочками и стала готовиться к воплощению гениальной идеи Эвана, будто всё в порядке. Её мысли были пусты: ни Регулус, ни Джеймс не посещали её голову, только пустота и та самая песня, которую они с Эваном слушали всё лето, чтобы достать Регулуса. «Но там хотя бы убивают медленно», — пошутила она в своей голове, закончив собирать необходимые зелья трясущимися и красными от укусов руками. Настала пора идти к Эвану: он точно знал, как отвлечь её от чего-либо. По крайней мере, он всегда умел её развеселить, пусть сейчас ей было нужно не совсем это.