Петербургский дождь

Я сидел на стуле и перебирал струны. Прислушиваясь к мелодии, пытался создать что-то совершенно не похожее на то, что обычно звучит в песнях «Кукрыниксов». Я пытался создать что-то для «Короля и Шута», но это было не просто. Точнее, уже для «Северного флота». Но каждый звук, который я вытягивал из струны, отдавался болью и безысходностью под моими пальцами. Музыка звучала слишком печальной, как бы быстро не пытался играть или заставить гитару петь звонче и радостней. Миша лежал на диване и просто переключал каналы, не находя для себя ничего интересного. Если вновь сообщали о его смерти, он старался тут же быстро переключить. Если звучал громкий и отборный мат, то я, не поднимая головы, мог определить, что Горшок попал на какое-нибудь реалити-шоу или попсовый канал. Даже если звук выключен. А он иногда делал громкость тише и оборачивался ко мне, прислушивался, но ничего не говорил. Я знал, что моя игра не такая, какая должна звучать в панке. Но у меня не выходило лучше. Я старался, как мог. И все же конкретно лажал. И все же сдаваться так вот легко сейчас мне абсолютно не хотелось. Не знаю, кому и что я хотел доказать. Скорее всего, ничего. Я просто хотел помочь осиротевшей группе. Дать им все, что в моих силах. Но выходила полная лажа… - Ты эту хрень вообще включаешь? – Горшок обернулся ко мне и пультом указал на телевизор. - Ага. Особенно, когда в Сибирь ездил, так всегда с собой брал и смотрел! – Усмехнулся я. - Одно дерьмо. – Кивнул он и вновь переключил канал. Я уже вновь погружался в свою музыку. Точнее, в свою лажу, но меня прервал резкий врыв мата Горшка. Я в немом вопросе уставился на него. Он не смотрел на меня. Все его внимание было обращено к экрану телевизора. Я тоже решил узнать, что там так шокировало моего брата. И лучше б закрыл уши. «TODD»а, которого мы ставили потом и кровью, которому дали второе дыхание и продолжение, хотят закрыть! И все связывают с мистикой, которая связывает все постановки о брадобрее-убийце. Я не верил своим ушам! Да, у Горшка не было дублера. Так что и некому играть главного героя. И из-за этого ставить крест? Но это еще не все! Оказалось, что несколько человек, которые были так или иначе связаны с нашей постановкой, умерли при загадочных обстоятельствах. И во всем виноват именно «TODD»! Суеверные актеры бояться подниматься на сцену и играть в проклятом мюзикле. А еще считают, что Горшок, так как играл демона-убийцу Суини Тодда, сам повинен в своей смерти. Ибо не стоило ему лезть в эту историю и вживаться в образ! Миша выключил телевизор и швырнул пульт на стол. Досматривать передачу он не хотел. Да, и мне было противно. Я посмотрел на брата. Миша сидел, сжав руки в кулаки. Глаза зло сверкают из-под падающих на них волос. А сам он смотрел в пол, прокручивая в голове услышанное. - Как это понимать, бля?! – Задал он вопрос куда-то в пустоту. – Я, бля, вложил в этот мюзикл столько сил! А эти суки хотят его закрыть?! Они охерели! Как можно такое закрыть?! А?! блять, да они совсем ебнутые или только на часть?! Нет, ну это я так просто не оставлю! Он поднялся и теперь ходил по комнате кругами. При этом Горшок что-то бубнил себе под нос и яро жестикулировал. Я отложил гитару, решив не добивать его взвинченные нервы своей игрой. Миша не обратил на меня никакого внимания. Он остановился посреди комнаты и громко объявил: - Да, они охерели! Я лишь согласно кивнул. Что-то говорить ему в таком состоянии не стоит. Это могло бы его еще больше задеть. Пусть бы это и были какие-нибудь слова утешения и обещания сделать все, лишь бы мюзикл вновь увидел тысячи зрителей. - Звони Рене. – Уже спокойнее сказал мне Горшок. Он вернулся на свое место и терпеливо ждал. В очередной раз я поразился быстрой смене настроения брата. Я набрал номер Ренегата и поставил на громкую связь. В комнате висела абсолютная тишина, если не считать стук капель дождя по подоконнику, да бесконечные гудки из телефона. Саша так и не ответил. Я вновь набрал его номер и ждал. Все же нам решился ответить будущий вокалист «Северного флота». - Да? – Хрипло спросил Леонтьев. - Бля, ты где шляешься? – Вежливо поздоровался Горшок. - Это кто? – Было такое ощущение, что он либо пьян, либо только проснулся. Я взглянул на часы. Было около двух часов дня. - Ебать кто! Горшок это! - Ааа… - Что-то зашелестело и затрещало. Мы прислушивались к странным звукам из телефона. - Саша? – Решился позвать я. - Тут я… - Пробурчал Рене. – Что вы хотели? - Ты видел тот пиздец, который сейчас крутили про нашего «TODD»а? Ты видел эту хуйню? Ты понимаешь, как они о нас думают? Нет, ну ты понимаешь, да?! – Горшок вновь был на взводе. - О чем ты? Я только проснулся! - Бля, сколько можно дрыхнуть?! - Между прочим, вы сами кинули меня на Саш и Яшу. А они меня споили! – Ренегат вновь чем-то зашелестел. - А Князь где? – Обратился ко мне тихо Горшок. - Так у него же концерт. – Также ответил я. - Точно… - Хлопнул себя по лбу Миша. Вчера мы некоторое время сидели в той студии. Сперва обсуждали новый альбом, потом музыку, которая должна быть там. А потом решили выпить. Рюмка за рюмкой… И две бутылки водки уже валяются под столом. Горшок решил, что у меня и у него много дел, поэтому до завершения пьянки мы оставаться не будем. Князев ушел вместе с нами, ибо ему еще стоит собрать вещи и бежать на вокзал. Миша предлагал его проводить, но Андрей отказался. Объяснив отказ тем, что Дима свалиться может в долгий обморок. Так что мы вернулись ко мне. Но вернемся к разговору. Миша уже бегал с телефоном и орал на Ренегата. Точнее не на него, а на тех, дословно «дебилов, ебнутых на всю голову и нахер не посланных». Рене успокаивал его. Говорил, что поговорит с постановщиками и актерами. Что каждого, дословно «за яйца вытащит на сцену и въебет так, что драйва хватит на несколько постановок вперед». И все же один вопрос заставил Мишу успокоиться и резко задуматься. - А кто будет Тоддом? Миша обернулся ко мне. Сперва в этих темных глазах я не сразу заметил подвох. Догадавшись же, я коротко послал его нахуй, состроив комбинацию из одного пальца. - Да, что ты отказываешься сразу?! Или веришь в этот бред? – Он указал на телевизор. - Я верю в то, что вижу и чувствую. А сыграть так я не смогу. Во мне нет этой самой искры, которая есть у тебя. - А кого это ебет? – Он усмехнулся. – Ты нормальный мужик и вполне похож на меня. Сыграть драматического героя для тебя не составит большого труда. Бритвой пользоваться вообще плевое дело! Так что ты будешь Тоддом! - Н… нет! Я… я не с-смогу! Ты ош-шибаешьс-ся! – Я даже стал больше заикаться, чем всегда, произнося эти слова. Чертовы нервы! - Мы же не завтра тебя на сцену выпихнем! – Услышал я поддерживающий Миху голос Рене. – Сперва тур-прощание, а потом и мюзикл заебашим! - За это время ты не только успеешь бритвой пользоваться, но и закопать неудачных клиентов! – Расхохотался Горшок. Я услышал смех Рене. Не нравилась мне эта затея. - Вы два олуха! У меня нет таланта к сценической игре! Я никогда… - Значит, будешь! – Оборвал меня Горшок. - Заебал! – Вскричал я на него. - Значит, мы договорились. – Улыбнулся Миха, глядя на меня сверху вниз. – Рене, звони в театр. Дай им пизды! - Кровь, кишки, хардкор! – Донесся крик Рене. После чего связь оборвалась. Миха положил телефон на диван, сам сел напротив меня с самым довольным выражением лица. Я его ненавидел в данный момент. Хотелось ему выбить все зубы, но это б не помогло. Я взял гитару и вновь начал мучать бедные струны. Они в очередной раз застонали под моими пальцами. Горшок довольно наблюдал за мной, празднуя внутри маленькую победу. - Не буду я! – Выплюнул я в его довольное лицо. - А надо! – Шире улыбнулся он. – Кстати… И тут он достал из кармана… бритву! Я даже охерел, когда свет переливом заиграл на холодной стали. Этот блеск даже заворожил меня. Столько всего было в этом предмете! Бритва казалась холодной, но с другой стороны в ней, будто бы стучало живое сердце. Я даже перешел на диван и сел рядом с братом, рассматривая в его руках сверкающую сталь. И вновь во мне закипели воспоминания о детстве. В нашем богатом воображении любая палка становилась лучшим клинком во всем мире. Горшок осторожно вложил мне в руку бритву. Я завороженно смотрел на нее. В уме прокручивался какой-то странный диалог. Будто б я здоровался с ней и просил разрешения быть мне покорной. И она спокойно лежала в моей руке. В полном покое, но при этом могла в любую секунду перерезать горло обидчику. Я чувствовал, будто бы во мне просыпается что-то новое. Будто бы я уже не я, а кто-то другой. Будто бы теперь я стал Суини Тоддом. - Можешь на мне потренироваться. – С улыбкой сказал Горшок. - Охерел? Я не пойду в театр! Я осторожно положил бритву на стол и ушел в другую комнату. Миша что-то напевал мне вслед, но слов было не разобрать. Я не был зол. Но мое нутро было в замешательстве. Рискнуть ли и стать новым Тоддом? Или отказаться все же раз и навсегда? Я и не заметил, что зашел в ванную. Напротив висело зеркало. Я посмотрел на свое отражение. Черные волосы сосульками висели вниз, оттеняя кожу. Бледный, с покрасневшими глазами, но при этом в них горел новый огонь азарта. Дверь за моей спиной приотворилась, пропуская в ванную Мишу. Он стоял у меня за спиной и молчал. - Попробуй. – Он положил бритву на край раковины. Я с некоторым любопытством и страхом смотрел на этот предмет. Он казался мне сиротой без своего хозяина. Я не выдержал и взял бритву в руки. Она вновь ожила от прикосновения с теплой человеческой кожей. Я вновь посмотрел на свое отражение. В зеркале был совершенно другой человек. Он готов был действовать. И пока не знал, во что выльется его энергия. По стали бритвы пробежал серебристый перелив света. Горшок стоял за спиной. В зеркале он не отражался, но я чувствовал, что сейчас он улыбается. Из зеркала на нас обоих смотрел новый Суини Тодд.