ты где?

Другие виды отношений
PG-13
Завершён
56
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
8 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
56 Нравится 8 Отзывы 9 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Голову разрывает резкой вспышкой боли. Матвей слышит голос — отчего-то кажущийся ему знакомым, зовущий его откуда-то издалека. В голове обрывочной ассоциацией проносится сравнение с радио, что включили в другой комнате, а после постепенно прибавляют громкость. Раз — тембр хриплый и мягкий подобно волне выбрасывает его на берег. Обратно к реальности. Матвей с трудом разлепляет болезненно-сомкнутые веки и тут же натыкается на взволнованный взгляд ярких голубых глаз. Которые почему-то кажутся смутно знакомыми. Это ощущение застревает где-то между ребрами, царапая немым вопросом. Но Матвей отмахивается от собственных мыслей: мало ли чего не покажется из-за такой боли, что кажется все тело связала, затянув на бесконечные узлы. А парень все перед глазами ему пальцами щелкает — хрустно и чересчур звонко, словно стараясь привлечь к себе его все еще размытое внимание. — Я вас… Слышу… — Да неужели! Я думал ты уже все, коньки на моем диване отбросил. Ну ты конечно отчебучил чучу, пацан, — незнакомец усмехается белозубо и продолжает говорить по-прежнему не отводя взгляда. — Это же надо, к депутатской дочке в окно залезть. Понятно, почему ребятки Зураба так постарались, Вяземский со своей дочки пылинки сдувает, за бугор отправить планирует, а тут появляется трубадур залетный и все планы портит. Матвей в ответ лишь морщится, силясь восстановить картины произошедшего. Бесполезно. Смазано, сбито и все еще не четко. Для веры в произошедшее есть лишь слова парня сидящего на краю дивана и собственная боль во всем теле. — А вы меня получается… — Да-да-да, отбили мы тебя. Благо в том районе с ребятами крутились. А то бы сделали из тебя зурабовские шестерки очередной шашлык к его праздничному столу. И тебя спасли, и Зураба прессанули для порядка. Видишь, два добрых дела за день. Я — Алекс, кстати. По паспорту Алексей Алексеевич Тарасов. А ты? — Матвей, — он пытается приподняться, но Алекс укладывает его обратно, слегка толкнув в грудь. — Ну, ты шустрый, конечно. Куда намылился? Граф тебе постельный режим прописал, потому что подозревает, что у тебя мозги перемешались. Но в больницу тебя вести нельзя, сам понимаешь. Там бравые орлы тебя схапают и отбуцкают уж точно до конца. Так что лежи пока, Мотя, считай ты в гостях на базе Афганцев. — Афганцев? То есть вы… Ты? — Угу, и не только я. С остальными потом познакомлю, — Алекс в ответ улыбается и Матвей чувствует, что тот понял его с полуслова, но улыбка выходит откровенно говоря паршивая, изломанная какая-то. Матвей понимает, что кажется затронул тему на которую прав у него нет. Но Алекс на его глазах оцепенение стряхивает тут же и вот он уже прежний. И улыбка открытая, только чуть плутовская. — Вечером забегу к тебе. А пока спи, отдыхай на полную. Ни в чем себе не отказывай. Алекс исчезает, а Матвей вновь ощущает странное жгучее чувство, что теплом разливается в груди. Будто бы с ним все это когда-то уже было. И Алекс был, вот также льдистыми глазами смотрел и улыбался тяжело и устало, словно в одиночку тащил на своих плечах непосильную ношу. Но домыслить он не успевает. Сон болезненный и мутнотягучий утягивает в иллюзорное нечто, рисуя перед глазами обманчиво-яркие картины.

***

      Алекс действительно возвращается, когда за окном болезненным всполохом гаснет последний луч закатного солнца, освещая потерто-серые стены лофта. Он до смешного нагружен множеством баночек и пакетов, пытаясь удержать самую верхнюю подбородком. — Думал не дотащить мне это добро, честное слово, — Алекс с обреченным стоном садится рядом с ним на диван, глядя на сгруженную только что на стол груду провизии. — Но Эльзу настолько тронула твоя история а-ля Ромео и Джульетта, что она надавала мне этого добра в руки и сказала тебя накормить. — Спасибо конечно, только Эльза это? — Моя девушка, а после и мать наших детей конечно же, — Алекс смеется замечая его неподдельное удивление с лёгкостью читаемое на лице. — Но ты не бойся, лопнуть от обжорства в одиночку я тебе не дам, так и быть разделю с тобой, — Тарасов вскрывает две банки колы отдавая одну из них прямо Матвею в руки. — За знакомство. — За знакомство. — кола с шипением растекается из банок, а Матвей чувствует как на пальцах осаживается липкий и тягучий сахар. Они говорят не замечая времени, Матвею доверие Алекса кажется восьмым чудом света, не меньше. Ему это странно, что вот же — буквально с утра познакомились, а к вечеру Матвей уже знает об Алексе буквально в плоть до того, откуда у него белесая полоска шрама около большого пальца на правой руке. Но почему-то чутье Матвею подсказывает, что это лишь часть той правды, что хранится в Алексе. Тарасов глубже, сложнее, многограннее. Он — морская глубина с крутыми песочными склонами и подводными камнями, что прячутся за фасадом выгоревшей афганской формы. Матвей же не скрывает о себе ничего. Матвею почему-то отчаянно хочется, чтобы Алекс знал. Он рассказывает обо всем: об отце — на лечение которого катастрофически не хватает денег, о работе — с которой его выперли сегодня с утра даже не заплатив отпускных и об Алисе. Алекс слушает внимательно и без капли наигранного интереса, Матвей это чувствует и от осознания того, что Алексу это важно бьётся-трепещится в груди сердце. — С твоей Алисой все в поряде будет, ты не парься. А вот по поводу тебя… Говоришь работа нужна? — Ты даже не представляешь себе как. — Прекрасно. Я тебя нанимаю. Завтра познакомлю с ребятами, а в курс дела мне кажется ты и без того въехал: не давать кипишевать зурабовским орлам на нашей территории. Особенно на рынке. А пока, спать. И без того затренькались мы с тобой, Граф узнаёт мне башку открутит. За отступление от режима. Он знаешь как в Афгане порядок в госпитале держал? К нему все приезжее начальство на поклон ходило. Так, что на горшок и в люльку, Моть, — Алекс хлопает его по спине в ободряющем жесте и отходит к раскладушке стоящей у соседней стены. — Сегодня я твоя мамка-наседка, не оставлять же тебя одного. Матвей тихо смеется в ответ на его слова, укутываясь в одеяло, непроизвольно концентрируясь на одной детали: у Алекса в сантиметрах от сердца в вечерних сумерках явственно выступает шрам. Матвей закрывает глаза. Все тело резко сковывает холодом.

***

      Удар приходится Алексу прямо в челюсть. — Давай ещё, если тебе станет легче. — чужой голос все еще насмешливый, но уже надломленный, шелестяще звучит прямо над ухом. Матвей со всей силы садит кулаком рядом головой Тарасова, прошибая деревянную обшивку фрегата насквозь. Физическая боль отрезвляет едва ли, душа искуроченная, разорванная вклочья болит в разы сильнее. Алиса, кажется для него теперь потерянной навсегда, запертой в золотом лабиринте пустующего для них двоих «невозможно». Алекса же он теряет в эту самую секунду, в это мгновение, что разбивается у него в руках на осколки, оставляя кровоточащие царапины, словно бы издевательски, с пометкой: «на память». Он по его взгляду понимает, что Алекс для себя все уже решил. И это раздражает — отчаянно и безысходно. Матвей чувствует себя зверем, что заперт в клетку на потеху людского сброда. Потому что решение Алекса на поверхности, в затуманенных слезами глазах читается. «Я пожертвую собой, ради тебя». Алекс говорит о том, что Матвей должен прямо сейчас разбежаться и прыгать. О том, что он прыгнет сразу же за ним. Матвей делает вид, что будто бы верит. В спину пулей прошивает насквозь одна только лишь фраза: до встречи на том берегу. Ледяная бездна затягивает его в свою глубину без малейшего шанса на спасение. Матвей думает, что ему следовало умереть вместе с Алексом.

***

      База афганцев оказывается в два раза больше, чем представлял себе Матвей накануне вечером, а её вот обитатели абсолютно точно сошлись со всеми предполагаемыми характеристиками, которые он отметил для себя со слов Алекса. Граф оказался худощавым парнем с прищуренными карими глазами и хрипловатым тенором, одетый в такую же потертую афганскую форму, как и сам Тарасов. Осмотрев Матвея микроскопически выверенно, он вынес ответ на вопросительный взгляд Алекса, что худшие опасения касательно сотрясения не подтвердились, но все равно кипишовать стоит поменьше. Муха же приветствовал его крепким рукопожатием профессионального спортсмена, Матвею догадаться об этом труда не составило, даже на разбитые костяшки и трехполосные спортивки адидас можно было и не смотреть, но все же они дополнили образ завершающей полноценностью. Чингиз появился незаметно, в компании русско-европейской чёрной лайки по кличке Тайга, и молчаливо кивнув Матвею в ответ тут же вновь переключил своё внимание на собаку. — Он был лучшим кинологом у нас в роте. Собаку с двумя пулевыми выходил, имея при себе лишь спирт, да бинт от Графа. Чингиз с этими четвероногими на одной волне, или как там это правильно сказать, — Алекс собственническим жестом подцепляет Матвея под руку и подводит к девчонке стоящей чуть поодаль. — А это моя Эльза. У неё платье ярко-желтое в мелкий алый цветок и насмешливый взгляд. — Сыграем в приставку? Он соглашается, под звучащий совсем рядом спор Мухи и Алекса о том, что: «она его сделает на раз-два». Матвей принимает из руки Эльзы потрепанный джойстик и ловит себя на том, что сейчас он ощущает нечто странное. Будто он наконец-то вернулся домой.

***

      — Почему вы ему помогаете? — голос Алисы обращённый к Алексу доносится до Матвея приглушенно, ему проще сделать вид, что он отвлечен на трюкачество Графа сидящего рядом. — Потому что я, как и вы, дорогая Алиса хочу для Матвея лишь одного — чтобы он наконец-то был счастлив. Мне оно не доступно и чуждо, но понять ваше общее с ним желание мне не составляет труда. Мы в этом с вами схожи, не так ли? От прозвучавших слов Алекса сердце даёт осечку. Матвей думает, что он подобного отношения просто напросто не достоин.

***

      Дела бригады Алекса окунают Матвея в водоворот событий ярких и будоражащих кровь своими ранее недоступными, запретными возможностями. Плотная стопка новых зеленьких покоится на дне кармана, а отец предсказуемо-правильно, конечно же не без вмешательства Алекса, который кажется напряг все свои всевозможные связи, ложится на лечение в Склиф.       «Угомонись Моть, это малое, что я могу для тебя сделать». Матвей в свои объятия Алекса буквально впечатывает, не замечая как у того в глазах мелькает медно-затертая за годы, так и не исчезнувшая, горечь сожаления смешанная с ожиданием. Алиса на пороге базы появляется в вечерних сумерках. С зажатой в руках сумкой, разбитыми коленками и взглядом в котором читается неумолимая решимость. Матвею чувствует, что опоры которые его держали рушатся, подобно карточному домику. У Алисы холодные руки, а губы на вкус спелая ежевика. Она пылко говорит о том, как ей удалось сбежать, но Матвей слушает её рассказ рассеяно. Ему хочется спросить у Алекса, узнать подробнее о том, как ему и Алисе это удалось. Сказать спасибо и простое: не стоило ради меня. Мысль о возможных проблемах, из-за случившегося он загоняет куда-то вглубь подсознания. Эйфория болезненно-кратковременного счастья накрывает подобно лавине, но взгляд непроизвольно выцепливает сутулую спину в привычной потертой форме, которая скрывается за дверью базы. Грудь сковывает застарелым чувством боли.       «Счастье — это набор химических реакций, не более, пойми, Матвей. Как Алиса тебе этого не объяснила… Не понимаю».

***

      Голос Чингиза сухой и будто бы рубленый. — Граф звонил. На рынок напали. Алекс срывается с места мгновенно. Остальные следуют за ним, понимая главного без слов. Ствол оттягивает руку, Матвей пытается дышать ровно, но ощущение ужаса от неотвратимости надвигающегося события придавливает его словно под спудом. Рынок со своими привычными, аккуратно выстроенными рядами, пахнущими овощами и фруктами разрушен практически до основания. Матвей вздрагивает когда очередь выстрелов проходится практически в плотную около его ног. От стреляет в ответ, замечая одного из банды Зураба, который прячется за одной из палаток. Садиться за мокрое не в его интересах, припугнуть — да, и ещё найти Алекса. Чем скорее, тем лучше. Потому что Матвей знает как дважды два — все происходящее вокруг только его вина. И Алекс… Алекс зачем-то взвалил его проблемы на свои плечи, а ведь знакомы - то они все ничего. Такого не бывает. Матвею нужно знать точный ответ, Матвей боится не успеть. Он замечает Тарасова в центре. Это кажется правильным. Ведь Алекс всегда был центром. Капитаном корабля. Взгляд привычно-правильно прикипает к потертой форменной куртке и лишь после Матвей замечает стоящего поодаль Зураба. Он говорит что-то, а после достаёт бердыш делая выпад. Но Алекс оказывается стремительнее, стреляя по — македонски. Зураб падает навзничь, а после на глазах Матвея осаживается на землю и Алекс. Матвей видит как у него на груди расползается алая клякса. Иллюзия лопается, словно мыльный пузырь. Матвею хочется кричать во все горло, но спазм пережимает легкие. Не вздохнуть. Память возвращается с услужливостью судьи, который выносит приговор не виновному и просит его сказать последнее слово. Он не мог не успеть. Только не в этот раз.

***

      — Ты почем за мной гонишься? — незнакомец появляется из-за спины стремительно, высекая из-под коньков льдистую крошку и оказывается напротив перед лицом Матвея. — Вы оборонили. — А от чего себе не оставил? — Это ваша вещь. — Честность, по нашим временам явление редкостное. Я — Алекс. А тебя как звать? — Матвей.

***

       — Он просил никого не пускать. Алекс не любит показывать свои слабости. — у Графа в тоне профессиональное упрямство смешивается с горькой усталостью. — Мне нужно, пойми. — Матвей в глаза ему старается не смотреть, слишком живы и красочны картины последней встречи.        Горящий фрегат. Слезы и разбитое царской охранкой лицо в кровь. Побег. Выстрелы. Мертвая тишина. — Я рад, что ты вспомнил, — последнее слово Граф произносит с нажимом. — Но сейчас беспокоить его будет не к месту. Пуля прошла навылет, но он потерял много крови. Ему требуется отдых. — Сними с себя свою роль. Ты все еще играешь по сценарию, но Граф, я не успел тогда. Я не хочу пережить его смерть снова. — Иди, каким был упрямым, таким и остался. — Граф машет рукой в сторону, а Матвей бегом срывается с места. Дверь в комнату Алекса даже не скрипит — открывается почти бесшумно, пропуская его в полумрак комнаты, которую опутали вечерние сумерки. Под одеялом лежит Алекс. Мертвенная бледность сразу же бросается в глаза, а через грудь тянется белая повязка. Под его руками — пара листков бумаги, с того рокового тысяча девятисотого года, исписанных убористым почерком от и до, но странно скачущих со строчки на строчку, это Матвей даже отсюда видит. Матвей жадно собирает по крупице детали убранства комнаты, но в темноте мало, что можно увидеть, но он это делает скорее для своего собственного успокоения, только бы взглядом к Алексу — не возвращаться. Потому что от вида его глаза щиплет и в носу колет предательски. В груди расцветает облегчение смешанное с благодарностью, потому что ясно одно — в этот раз он успел. Комната делает сальто перед глазами, но Матвей упрямо делает шаг. К Алексу. Он возится сквозь сон, а Матвей же глазами впитывает каждое его движение. Сквозь повязку видна черная нитка шва и от этого тело прошибает болью, словно электрическим током. — Матвей? — голос Алекса звучит глухо и хрипло, они глазами встречаются, но Матвей этот взгляд выдерживает стоически. — Нашел ты меня все-таки. — звучит не вопросом, а утверждением болезненно-правильным. — Нашел на том берегу.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.