***
К счастью, всё оказалось несколько проще, чем Джет думал. Чтобы вычислить примерное местонахождение Спайка, понадобилось просто отследить «Рыбу-меч» по маячку. Увидев, в каком районе напарник оставил истребитель, Джет присвистнул. А у него губа не дура, пошёл бухать прямо в центр. Тем сложнее будет его найти. Придурок. Джет оставил «Молот» на той же стоянке, где нашлась «Рыба-меч». Остроносый красный истребитель приветливо поблёскивал хромом и краской в свете металлических светляков-фонарей, но хозяина рядом, конечно, не обнаружилось. Замерев рядом с кораблём, Джет вздохнул и меланхолично закурил. Отсвет от язычка пламени зажигалки на пару мгновений высветил его лицо. Выпустив дым, Джет зажал фильтр между зубов и упёр руки в боки. И где, вашу мать, он должен его искать?***
Джет давно не был в центре ночью. Несмотря на поздний час, людей было полно: смеющиеся стайки девушек, пахнущие слишком сладкими духами и неведомо как передвигавшиеся на километровых каблуках, парочки, на лицах которых без труда читалось желание поскорее добраться до постели, мужские компании, окутанные дымом сигар и то и дело обдающие всех вокруг брызгами раскатистого смеха. И везде — огни: моргающие вывески заведений, глаза фонарей и светофоров, слепящие фары машин, мигающие поворотники, подсвеченные голограммы, неон, — всё сливалось в калейдоскоп красок. Джету казалось, что он сам сливается с ночью, становится её частью, становясь лишь одним из многочисленных пятен света. Тени и цвета лизали его тело, подсвечивали силуэт, меняли оттенки одежды и кожи, так что Джету уже начало казаться, что он попал на какой-то рейв (3) или словил наркотический приход. Запахи сигаретного дыма и кальяна, бензина и почти летнего ветра, травки и духов, звуки музыки и чужих голосов — всё сплелось в единый коктейль ощущений, круживший голову вкусом свободы и бесконечности. Даже спать расхотелось. Он никогда не был фанатом вот такой ночной, разгульной жизни, но в ней была своя прелесть. Но сейчас он думал только об одном: как, чёрт возьми, найти Спайка в этом муравейнике? Первый бар, второй, третий. Джет облазил их вдоль и поперёк, даже туалетные кабинки. Напарника нигде не было, и от этого он злился всё больше. Звонить было бесполезно — в такой какофонии музыки и битов они друг друга не услышат. Джет остановился, чтобы отдышаться, оперевшись плечом на фонарный столб. На асфальте перед ним плясали неоновые силуэты карточных мастей: трефы, червы, пики и бубны светились разными цветами и сменяли друг друга так быстро, что у кого-то менее трезвого могла закружиться голова. Он поднял глаза. Прямо напротив него красовались тяжёлые деревянные двери. Вход преграждал секьюрити в форменной футболке — здоровый детина примерно такой же комплекции, как сам Джет. Над входом сияла неоном витиеватая надпись с названием клуба (а это, судя по всему, был именно он) — «Paradise City» (4). По обе стороны от надписи то и дело вспыхивали силуэты игральных карт с изображёнными на них мастями. Джет чуть сощурился на свет и хмыкнул про себя. И при чём тут, спрашивается, карты? Вряд ли Спайк здесь. Сразу видно, заведение не для простых охотников за наградой, в чьих карманах то и дело свищет ветер. Но проверить на всякий случай стоит. Джет приблизился, позволил охраннику себя осмотреть. Хорошо, что не стал, вопреки обыкновению, брать пистолет. Вышибала посмотрел на него так ехидно-насмешливо, что в другой ситуации Джет съездил бы ему по физиономии железным кулаком. Слегка сжав челюсти, он толкнул тяжёлую дверь, и волна звука едва не сбила его с ног. Джет истуканом замер у входа, чуть посторонившись, когда кто-то слегка толкнул его. Долго искать не пришлось. Потому что не заметить Спайка было невозможно. Долговязый тёмный силуэт в водовороте красок и ультрафиолете. Спайк танцевал прямо на столе — слишком ритмично для вусмерть пьяного человека. Мечтательно прикрытые глаза, узкие бёдра, выписывавшие восьмёрки, рубашка, расстёгнутая чуть ли не до пупа и призрачная полуулыбка, дающая понять: Спайк сейчас не здесь, он весь во власти музыки. Музыки, от которой у Джета завибрировали внутренности. От битов задрожала печень, а сердце заколотилось в ритм. Хотя нет. Музыка здесь не при чём. Всё дело было в Спайке.«На горизонте ночь и луны белый цвет, Весь город как живой, электрический свет. Мы снова здесь одни, мы висим у меня. Программа на сегодня — это звук и темнота. Хочешь, можем раздеться? Я знаю лекарство от стресса. Гаси свет, нажми play, Гаси свет, нажми play…»
Где-то на краю сознания ещё оставалось понимание, что он просто стоит и таращится на Спайка, как идиот. Но Джет не мог оторвать от него глаз. Каждое движение — чётко в безумный ритм. Каждое движение — свобода, молодость, безбашенность. Всё то, что всегда клокотало в Спайке и выплёскивалось наружу. Всё то, что так притягивало Джета в нём. Сейчас напарник выглядел живым и беззаботным, как никогда. Он выглядел… почти счастливым. Казалось, он может танцевать вот так всю ночь, даже не открывая глаз. Но дело было даже не в этом, не поэтому Джет смотрел на него, как завороженный. То, как двигался Спайк… Это было что-то на грани обычного танца и стриптиза. Он не знал, какое другое слово подобрать, чтобы описать это. Виляющие движения тазом, «волны» животом, плечами, скользящие касания по открытому горлу и полуобнажённой груди, недвумысленные толчки бёдрами вперёд-назад, от которых Джета словно опалило открытым пламенем и стало нечем дышать. Господи. Как будто Спайк нарочно выставлял себя напоказ. Смотрите, какой я, нате, берите! Только Джету не хотелось, чтобы на это смотрел кто-то, кроме него. Он никогда не видел, не знал Спайка таким. Но такой Спайк был невыразимо красив.«Опять на мне твой взгляд, Я словно весь горю в огне. Ты выглядишь так стильно И так уверенно в себе. Наркотический мэйк-ап, И нас сегодня не узнать. Мимикрия, маскировка — Мы снова едем танцевать. И если тебе интересно, У меня есть лекарство от стресса: Холодный свет, тёмный зал… Холодный свет, тёмный зал…»
Холодный свет, тёмный зал, полный таких же танцующих людей. У многих на лицах и полуобнажённых телах — флуоресцентные краски, сияющие в резком сиянии ультрафиолетовых ламп на стенах. Весь зал тонул в мягком полумраке и густой белой дымке от сухого льда. И всё это — в бликах дискошара и пляшущих отблесках ламп. Музыка наполнила зал цветом. Взрывы красок, лишающие зрения и ориентации в пространстве: холодный синий, насыщенный сиреневый, страстный красный, тёплый зелёный, слепящий белый… Всё ещё околдованный, Джет отметил всё это лишь мельком, не в силах оторвать взгляд от напарника. Сейчас для него существовал только он. И во всём этом радужном великолепии Спайк выглядел ещё невероятнее.«Холодный свет, тёмный зал… Ты хочешь меф (5) и танцевать…»
Музыка, рвущая колонки, стихла, и Джет почувствовал себя так, будто за секунду вынырнул из одного мира в другой. Даже голова чуть закружилась — так знакомо и сладко… Заиграла следующая песня, уже более плавная, и люди, всё ещё тяжело дышащие и возбуждённые, стали расползаться по залу. Кто-то потянулся к выходу, так что Джету пришлось посторониться (тело всё ещё ощущалось как-то заторможенно, как не своё), кто-то — к туалетам, кто-то — к барной стойке за добавкой. А Спайк… В полумраке Джет не сразу понял, что он делает. В какой-то миг напарник пьяно покачнулся. Сердце тревожно скакнуло: упадёт же, убьётся! Джет рванулся вперёд. Но нет: Спайк выпрямился, плавно присел на корточки, цапнул со стола какую-то бутылку — и вдруг замер, заинтересованно повернув голову. Во вспышке от дискошара Джет отчётливо разглядел знакомую хитрющую улыбку Чеширского кота и через секунду понял её причину. Рядом со столом застыли несколько девушек — всем в районе двадцати-двадцати с хвостиком, у всех в руках бокалы с коктейлями. Но главное — выражения лиц, хлопанье ресницами и кокетливые взгляды, устремлённые на Спайка, полные плохо скрываемого интереса. Змея внутри возмущённо зашипела. Нет, это уже слишком. Всю магию момента как рукой сняло. Ледоколом рассекая толпу и лавируя между столиков, Джет решительно устремился к столу. Взгляд не отлипал от напарника. Тот всё ещё сидел на корточках прямо на столе, ничуть не смущаясь, и о чём-то беседовал с девушками, лениво покачивая бутылкой в руке. Одна из них сняла что-то со своей головы и потянулась к Спайку. Джет видел, как он наклонил лохматую башку, и девушка водрузила невидимый во мраке предмет ему на голову. Змея внутри оглушительно зашипела. А когда Спайк поднял голову с совершенно невинным, детским выражением лица, делавшим его таким… милым («милым»?!), что-то ещё внутри Джета заворчало. Такой звук издают разъярённые коты перед тем, как выцарапать кому-то глаза. Он прибьёт его на месте. Просто прибьёт. Девушка, надевшая Спайку на голову непонятный предмет, наклонилась к нему поближе, чтобы что-то сказать. Напарник повернул голову боком, чтобы лучше слышать в грохоте музыки. Накрашенные губы девушки оказались совсем близко к его щеке. Ближе, чем когда просто хотят что-то сказать. Похоже, прибить придётся не только Спайка. — Попался. Джет дёрнул его за шиворот рубашки, когда девушка уже сложила губы для поцелуя и мечтательно прикрыла глаза. А когда открыла, вид у неё стал предельно глупый, так же, как у её подружек. Все трое — длинноволосые, в светящейся краске, ярко накрашенные. Неужели Спайку такие нравятся? Напарник, всё ещё болтавшийся в руке Джета, как колбаса, медленно повернул голову и посмотрел на него. Глаза пьяно поблёскивали, но во взгляде не было ни капли удивления. Только нечто, похожее на… торжество? — А вот и королевская конница за мной прискакала, — поплывшим голосом заметил Спайк. Джет почувствовал, как от злости заиграли желваки. — Или будет лучше сказать, это смерть моя явилась? — Верно подмечено, — кивнул Джет, слыша, как клокочет в голосе сдерживаемый гнев. — Э-э, простите… Джет перевёл взгляд на девушек и уловил, как они постарались незаметно отступить на шаг назад. Ничего удивительного. Они просто заигрывали с симпатичным парнем, к тому же умеющим хорошо танцевать, а тут прилетела птичка обломинго в виде громилы с пропорциями шкафа, железной рукой и шрамом на морде, по которой чётко читалось «Не влезай, убьёт!» И всё равно девушка, пытавшаяся поцеловать Спайка, видимо, решила рискнуть. Смелая, значит. — Извините, а вы его друг или… Она не договорила, но слово «парень» отчётливо читалось по растерянному лицу. Судя по его выражению, девчушка уже успела пожалеть об этом вопросе. Джет не знал, что и думать, и подавил желание нервно расхохотаться. Его приняли за парня Спайка? Что ж, пожалуй, это ему даже польстило. — Можно и так сказать, — кивнул он девушкам, не подтверждая и не опровергая предположений. — Если позволите, не советую тратить время на этого охламона, — Джет слегка встряхнул Спайка, всё ещё сидя на корточках. — Вы же не хотите подцепить от него хламидии, правда? Джет умолк. Осталось только наслаждаться воспроизведённым эффектом и наблюдать, как у Спайка отвисает челюсть, а выражения лиц девушек становятся брезгливыми. Конечно, они пытались держать марку, прикрываясь маской вежливости, но отвращение пополам с разочарованием было не скрыть. Джет посмотрел на растерянного напарника и изо всех сил постарался не осклабиться. — Так, стоп, это клевета! — попытался вырулить Спайк, но его уже не слушали. — Э-э, ну ладно, пока, приятно было познакомиться, — закруглились девушки. Прежде, чем Спайк успел ещё что-то сказать, всех троих уже след простыл. Вот теперь змея внутри Джета успокоилась, даже более того — она ликовала. Да, поступок был мелочный, но ему было плевать. Спайк тоскливо посмотрел на него. — Это был запрещённый приём, в курсе? — Подай на меня в суд. — Я смотрю, ты доволен. — Более чем, — заверил Джет. Свободной рукой он подхватил со спинки стула мятый пиджак напарника, впихнул ему и рывком сдёрнул Спайка со стола. Кто вообще позволил ему танцевать на столе? Куда персонал смотрит? — Спектакль окончен. Тусовщик, блядь. Пошёл! С этими словами он пихнул Спайка в спину, подталкивая в сторону выхода. О сне точно можно забыть.***
Когда они вышли в бархатную ночь, Джету стало прохладно. Злой как сто чертей, он сунул руки в карманы синей спецовки и затопал в сторону стоянки. Спайк нетвёрдой походкой ковылял рядом. В одной руке — мятый, как из задницы, пиджак, в другой — наполовину пустая бутылка. Главное, не забыл алкашку прихватить, засранец. Весь расхристанный, в расстёгнутой до пупа рубашке. И не холодно ему? Угадайте с одного раза, кто будет его лечить, если этот дебил простудится? — Оденься, придурок, — прорычал Джет. — Ещё холодно. Хотя, может, так протрезвеешь быстрее. Спайк в притворном удивлении выгнул брови. На лице появилась та самая ехидная улыбочка, от которой у Джета моментально зачесались кулаки. — О. А мне казалось, тебе нравится вид, — чуть ли не промурлыкал напарник и сделал «волну» животом. Потом ещё раз. Оранжевый свет фонарей лизнул крепкую грудь и отчётливо видневшиеся кубики пресса. Джет был счастлив, что в полумраке было не видно, как кровь бросилась ему в лицо. — Куда больше мне понравится, если ты заткнёшься! «Врёшь. Сам себе врёшь». — И что это за херь у тебя на башке? Казалось, Спайк совершенно забыл об этой штуке, так что сначала даже удивился. Запустив руку в кудрявую шапку волос, он поправил съехавший на затылок предмет. Теперь Джет смог его разглядеть. Ободок. Тонкий женский ободок с треугольниками в виде кошачьих ушей. Да ещё и маленьким бантиком сбоку. Пиздец. — Эй, Джет, смотри! Мяу! — Спайк зачем-то выставил вперёд бедро и сложил пальцы в виде кошачьих лап, умудряясь при этом держать и пиджак, и бутылку. Напарник пьяно засмеялся. — Пошли уже, чёрт тебя дери! — рявкнул Джет, закатив глаза, и ускорил шаг. Не говорить же, что ему понравилось это маленькое представление? Дожили, блядь. Гоняется за здоровым двадцатипятилетним лбом, как курица-наседка. А тот ведёт себя так, будто ему не двадцать пять, а пятнадцать. «Ты так бесишься из-за его поведения? Или из-за того, что увидел его с бабами? — ехидно поинтересовался внутренний голос. — Ты же понимаешь, как это называется, да?» Джет понимал. Ревность. Банальная, низменная ревность. Настолько сильная, что он был неприятно удивлён самим собой. Когда он в последний раз испытывал подобное? Попытался прикинуть и не смог вспомнить. Такое сильное, мерзкое чувство, как будто кто-то чужой, абсолютно незнакомый переворошил и облапал грязными пальцами все личные вещи Джета. Только Спайк — не вещь. И уж тем более не его. Секс по дружбе (и то «дружбу» можно поставить под вопрос) как средство против одиночества — их маленькая тайна, поделённая на двоих. И то они свыклись с обоюдным влечением далеко не сразу. Джет знал, что не имеет права ревновать. Не знал только, что с этим делать. Особенно теперь, когда танец Спайка мелькал слайдом на обратной стороне век. Тяжело вздохнув и чувствуя себя предельно задолбанным, Джет обернулся, чтобы посмотреть, не свалился ли пьяный напарник в какой-нибудь мусорный бак. А Спайк, как ни в чём не бывало, целовался с бутылкой, стоя прямо посреди пустого тротуара. Но выбесило Джета даже не это. Финальным аккордом стало смазанное пятно губной помады на шее. В голове будто взорвался ядерный гриб злости. Преодолев расстояние между ними в несколько тяжёлых шагов, Джет бесцеремонно вырвал бутылку у Спайка из рук. Тот невинно захлопал глазами, мол, «почему ты так злишься, Джет?» Первым импульсом было разбить бутылку об асфальт, чтобы отвести душу. Джет взглянул на этикетку. Мартини. Всего-то. Чуть подумав, он сделал несколько глотков из горла. «Непрямой поцелуй», — очень некстати шепнул внутренний голос, и от одной мысли о том, что этого же места только что касались губы Спайка, тело окатило жаром. — Что, наконец-то решил выключить режим зануды? — насмешливо бросил Спайк. Распираемый злостью, Джет отнял бутылку ото рта и, схватив напарника за запястье, грубо дёрнул за собой. — Как ты меня заебал, блядь… За спиной раздалось пьяное хихиканье, и Джет сжал зубы, чтобы не дать Спайку в морду. Вот и стоянка. Слава богу. Спайк пытался что-то говорить, балагурил, подкалывал. Джет на провокации не вёлся, втолкнул этого идиота в кабину «Рыбы-меч». Пилотировать напарник в таком состоянии, конечно, не мог, так что пришлось подцепить его истребитель манипулятором «Рыбы-молота» и тащить до «Бибопа» на буксире. Последствия охоты и бессонной ночи навалились грузом усталости, так что всю дорогу до корабля Джет молчал. Даже Спайк примолк. Видимо, почувствовал, что веселье кончилось. Или просто отрубился. — Джет, ты всё ещё дуешься? Спайк спросил это, когда они уже оказались на «Бибопе» и загнали корабли в ангар. Джет даже головы не повернул в сторону напарника, раздираемый двумя желаниями — набить этому идиоту морду или сразу же рухнуть в кровать. Хотя нет — сначала покурить, чтобы отпустило. — Ты что, обиделся, что я не позвал тебя с собой? — На дураков не обижаются, — буркнул Джет, сунув руки в карманы спецовки, и затопал на капитанский мостик, надеясь, что Спайк отстанет. Не тут-то было: тот поплёлся за ним, болтая без остановки. Остатки терпения сгорали на медленном огне. Ещё немного, и он точно ему двинет. На мостике было темно, только показатели тускло поблёскивали на пульте управления да холодно подсвечивалась голубоватым светом панель стола, за которым они со Спайком иногда играли в сёги (6). Включать свет Джет не стал, присел на край стола и закурил, любуясь утопающим в ночных огнях городом через иллюминаторы. Тени сплетались в углах, как обнажённые тела любовников, а он всё вспоминал, как выглядел танцующий Спайк. Так… завораживающе. Соблазнительно. Джет понятия не имел, что он так умеет. Он не раз видел, как напарник дерётся или тренируется, и знал, насколько хорошо он владеет телом. Но чтобы настолько… Настолько, что Джета тогда было не оторвать от этого зрелища. Тот момент, когда Спайк вильнул бедром, и зелёный блик от прожектора проскочил вдоль складки брюк в районе паха… Будто погладил. В ту секунду Джета бросило в жар. Да и сейчас от этих мыслей странное волнение защекотало где-то внутри. Джет выдохнул дым. Этот безбашенный взгляд. Гипнотические движения. Почему на это так хотелось смотреть?.. Кажется, он слегка пьян, раз позволяет себе такие мысли. Нужно очень постараться, чтобы развезло с простого мартини, но так как он пил уставшим и на голодный желудок… А может, это колдовство ночи и цветных огней одурманили ему разум. Колдовство… или танец Спайка. Он как будто делал это специально для него, Джета. Показывал себя, ничуть не стесняясь. И ещё эта дурацкая музыка… Если бы Джет знал наверняка, что Спайк его видел, то подумал бы, что… Он замер, не донеся сигарету до рта. Внезапная мысль зажглась в нём вспышкой молнии, такой яркой, что даже расхотелось спать. Что, если Спайк действительно… — Дашь закурить? — спросила возникшая рядом тень. Спайк. Джет так глубоко погрузился в мысли, что даже не услышал, как он подошёл. Зараза, он-то надеялся, что напарник пошёл спать, когда отстал от него по пути на мостик. Джет раздражённо вздохнул. — Свои кури. — Закончились, — беспечно пожал плечами Спайк и присел рядом, как ни в чём не бывало. Долбоёб. Никакого покоя. Джет молча протянул ему пачку и зажигалку. Щелчок, и свет от пламени лизнул Спайку лицо. На глубине зрачков заплясали отсветы. Джет отвернулся, снова уставился на ночной пейзаж, старательно игнорируя тот факт, что Спайк уселся рядом с ним. Настолько близко, что их плечи и бёдра соприкасались. Но отодвигаться совсем не хотелось. Рядом послышался довольный низкий вздох. Краем глаза Джет заметил расслабленную, немного пьяную улыбку Спайка и то, как он слегка откинулся назад, оперевшись на локти. Рубашка окончательно вылезла из брюк и распахнулась, открывая взгляду крепкую грудь и твёрдые мышцы живота. В бледной подсветке от стола гладкая кожа Спайка казалась призрачно-бледной, а сам он — каким-то ночным видением. И… «И какого хрена ты на него пялишься, как последний кретин?» Внезапная мысль ударила в затылок, и Джет тут же отвёл глаза. Конечно, он не таращился прямо в открытую, но косого взгляда было достаточно, чтобы рассмотреть красивое тело Спайка. Он уже видел его раньше, но хотелось ещё и ещё. Хотя признаваться себе в этом было как-то неловко. До сих пор. — От твоей физиономии молоко скисает. Этот всегдашний наглый, самоуверенный тон. То, как Спайк с ленцой тянет слова… Каждый раз Джету хотелось то ли ударить его за это, то ли поцеловать. Он медленно повернул голову, взглянул на напарника через плечо. Всё ещё развалившись на столе, тот с наслаждением потягивал сигарету и ухмылялся одними уголками губ. Губ, на которых наверняка оставался привкус табака, мартини и бог знает чего ещё. «Держи себя в руках. Включи мозги. Он же просто тебя провоцирует». — Тебя за это надо благодарить, — буркнул Джет и затянулся. Отворачиваясь, не удержался и снова мазнул взглядом по торсу напарника. Да что же такое… — Правда? — Удивление в голосе Спайка звучало настолько искренне, что Джет ему почти поверил. — Мне казалось, я не просил тебя искать меня. Джет помолчал. А что говорить? — Если в следующий раз упьёшься до смерти, я тебя оплакивать не буду, — отрезал он. И тут же услышал, как с лязгом захлопнулся капкан. — Так ты переживал за меня? Боже, как это трогательно. — Спайк даже не попытался замаскировать победный тон, и от этого Джет разозлился ещё больше. Надо же было так глупо повестись. — Спайк, ты меня заёб уже до крайности, — процедил он. — Иди спать, дебила пьяного кусок. — Это значит «да»? Джет резко ткнул бычком в пепельницу, едва не расплющив его. Сука, у него что, вообще тормозов нет? — Слушай, ты, — он резко обернулся к вальяжно полулежавшему напарнику и упёрся ладонью в стол. — Ты меня уже порядком достал своим долбоебизмом. Ты хоть когда-нибудь вообще мозги используешь, или всё в шевелюру ушло? Сначала творишь херню на охоте, потом напиваешься так, что я вынужден тебя забирать и волочь на «Бибоп», как родитель пьяного подростка… — То есть ты хочешь, чтобы я называл тебя папочкой? — Брови Спайка приподнялись в лёгком удивлении. Джет почти услышал, как в нём, как в газировке, начинают лопаться пузырьки гнева. Он же специально это делает, чёрт побери! — Спайк, свали нахер, пока я тебе не врезал! — Да брось, Джет. Просто признай, что в тебе говорит ревность, — в голосе напарника отчётливо звучало торжество. Но добило Джета другое: вызывающая, бритвенно-острая улыбка победителя. Рука сама дёрнулась вперёд, схватила Спайка за измятый ворот рубашки, рывком притянула к себе. Ему уже было плевать, как это выглядит, плевать, что Шпигель сто раз прав. Просто терпеть его выходки больше не было сил. — Ой-ой-ой, — изобразил испуг Спайк и засмеялся. Всё внутри Джета так и взвилось. — Слушай, ты, умник, блядь!.. — Что, Джет? Разве я не прав? Разве не поэтому ты не дал той девчонке меня поцеловать? Я польщён. Это даже приятно. У Джета в голове будто вспыхнул свет. — Ты ждал этого, — прорычал он. — Знал, что я приду. Спайк небрежно пожал плечами. — Догадывался. Не знал только, насколько яркой будет вспышка твоей ревности. Те девчонки подвернулись как нельзя более удачно. Да, и ещё, Джет… Тебе понравился танец? Гнев горячей волной шибанул в голову. Рывок — и Спайк уже лежит на столе с рукой Джета на горле. Конечно, он не собирался душить этого обормота, скорее, хотелось встряхнуть его как следует. А Спайк даже не попытался сопротивляться. Просто лежал, раскинув руки крестом, и смотрел, не отрываясь. И, судя по всему, совершенно не боялся гнева Джета. Скорее, ему было любопытно. Что, мол, будет дальше? Поцеловать. Впиться в его губы своими, бескомпромиссно, не спрашивая разрешения. Джету вдруг горячо захотелось сделать это. Вот что может быть дальше. Слишком близко. Слишком… интимно. Ведь он нависал над Спайком, почти касаясь его тела своим, и от этого кожу защекотало мурашками. Взгляды сцепились друг с другом. Глаза в глаза, не моргая. В темноте глаза Спайка казались абсолютно чёрными, манили своей бескрайностью. Что-то незримое дрожало в воздухе между ними, гудело, как электрический ток в проводах, а взгляд напарника обещал… что-то. Что-то, от чего совсем не хотелось отказываться. Тем тяжелее было отстраниться. — Иди спать, Спайк. Ты достаточно испытывал моё терпение сегодня. Тело почти взвыло от разочарования, но Джет не позволил жару желания, хлынувшему в пах, дёрнуть за рубильник, отключая мозги. Хотя хотелось. Так хотелось, что впору застонать сквозь стиснутые зубы. «Ну и что ты ерепенишься? Хочешь ведь… И он тоже». Джет постарался не слушать предательский внутренний голос. Ему всё-таки хватило силы воли, чтобы повернуться, собираясь уйти, но тут же на запястья легла тёплая рука — не останавливая, но привлекая внимание. Низкий голос Спайка с прорезавшейся соблазнительной хрипотцой огладил Джету кожу. — А ты меня уложи. Как под гипнозом, Джет повернул голову, чувствуя, как вся решимость тает, сгорает на углях нарастающего желания. В распахнутой рубашке, с волосами, в которых запутались запахи ночного ветра, бензина и табака, подсвеченный голубоватым и окутанный тенями, Спайк выглядел совершенно нереально. Воплощённая сексуальность. Тёмный взгляд с поволокой, отблеск улыбки… Предвкушение сладко заурчало внутри и свернулось пушным зверем в низу живота, ощутимо давя на вставший член. Как там говорит Спайк?.. Чему быть, того не миновать. Он наклонился к Спайку первым. Тот, будто обрадовавшись, тут же подался навстречу, обхватил рукой за шею. Губы мягко столкнулись, открылись шире. Спайк, как обычно, мелочиться не стал, сразу пошёл дальше, углубляя поцелуй, не давая Джету насладиться первыми секундами, всегда ударявшими пузырьками шампанского. Язык напарника был влажным, игривым, с горьким привкусом табака и сладким — мартини, отчего хотелось ощутить его только больше. Джет сдёрнул со Спайка порядком надоевшую рубашку и почти почувствовал, как тот ухмыляется в поцелуй. Поглаживания по крепкому, сильному торсу отозвались лёгкой дрожью в теле напарника, и это ощущение передалось Джету, стекло в пах очередной волной тепла. Дыхания не хватало, но разрывать поцелуй, всё более настойчивый и откровенный, хотелось меньше всего. Спайк обводил его язык по кругу, как обычно, дразнил, касаясь самым кончиком, чуть покусывал, распаляя всё больше. Джет не остался в долгу: широко огладил ощутимо напрягшийся пах напарника всей ладонью, вырывая у него беззвучный выдох через нос. Один — один. Спайк всегда был чувствительным и пылким, хоть по нему и не скажешь… Только когда молния спецовки со вжиканьем уехала вниз, Джет понял, что Спайк время не терял. Узкие ладони с чуть мозолистыми пальцами легли на живот, заскользили по груди: вверх-вниз, вверх-вниз… Глаза напарника нетерпеливо поблёскивали, как лужицы нефти, когда он двумя пальцами подцепил футболку Джета и потянул наверх. Джет сопротивляться не стал. Спустил верх спецовки на пояс, стащил футболку и поймал взгляд Спайка, ласкавшего его тело глазами. Каждый раз Спайк смотрел на него, как на что-то восхитительно красивое. И от этого желание только усиливалось. — Программа на сегодня — это звук и темнота, — прошептал Спайк, улыбаясь, и Джет улыбнулся в ответ. Одурманенный лаской, с поплывшей головой, Джет не сразу понял, в какой момент его член оказался во влажной тесноте рта Спайка. Он не успел проглотить рвавшийся наружу стон, гладя напарника по голове. Язык у него юркий и ловкий, уже знающий, как Джету нравилось больше всего, и каждый раз доставляющий невыразимое удовольствие. Он посмотрел вниз и чуть не застонал снова, настолько крышесносно выглядел Спайк, ритмично двигавший головой, бесстыдно толкавший его член себе за щёку. Глаза с длинными ресницами закрыты, губы плотно сомкнуты, а кудри так знакомо пружинили под его рукой, и от одного этого зрелища можно было кончить. — Да, вот так, — еле слышно прошептал Джет. Спайк открыл глаза, без капли стыда посмотрел на него снизу вверх взглядом, в котором сгущалась ночь, и Джету стало так греховно, так стыдно-хорошо от этого взгляда, что действительность стремительно теряла чёткие формы, колыхалась вокруг размытыми пятнами и тенями. «Мало. Хочу ещё, — выстреливало электрическими вспышками в мозгу. — Хочу его». Спайк тихо засмеялся, когда Джет снова толкнул его на стол, но смех тут же сменился стоном, стоило ему пару раз провести металлической рукой по влажному от смазки стволу напарника. Он уже знает, как нравится Спайку. Знает, как загнанно он будет дышать под ним от каждого движения, извиваться ужом на сковородке. И повторять его имя, снова и снова. — Джет, да… М-м, Джет… Джет не отвечал, только слушал задыхающийся шёпот Спайка и долбёжку собственного сердца в груди. Каждый толчок — всё глубже и глубже, каждый толчок — отрыв от земли. Удовольствие накатывало волнами, размывая окружающий мир в сплошное пятно. Спайк сжимал ему предплечья, закатывал глаза в экстазе, прогибался в спине чуть ли не мостиком, и во всём этом он был такой реальный, такой настоящий и искренний, что Джет был готов кончить от осознания одного этого факта. — Джет, Джет, Джет… Растаять в нём, как тает серебро в огне, как смешиваются молоко и кофе, виски и кола… Только бы навсегда остаться с ним — вот так… И они двигались — вместе, как единое целое, взмывая в небо на невидимых качелях. Падали до самого дна, обнимая друг друга, как в последний раз. До тех пор, пока между ними не остались только звук и темнота.