Дорогой Зла

      Хогвартс. Кабинет директора. Где-то между Хеллоуином и Рождеством.       

      Альбус Вульфрик Персиваль Брайан Дамблдор, носитель множества титулов и званий, директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, расположился в своем кресле и задумчиво смотрел на сидящего напротив бывшего ученика. Северуса Снейпа, нынешнего преподавателя зелий и декана факультета Слизерин по совместительству. И не просто смотрел, но и слушал, как тот резко и отрывисто высказывает ему все, что думает о сложившейся ситуации.       — Вы можете сколько угодно прятать голову в песок, директор, — ронял тяжелые слова зельевар. — Но Квиррел ведет себя чудовищно подозрительно! Не знаю, на кого он работает — может, сам по себе от жадности спятил — но он явно и недвусмысленно нацелился на Философский камень!       Дамблдор тяжело вздохнул и потер ладонью лоб. Как же он устал от всей этой дурацкой подковерной грызни!       — Квиринус мог и по недосмотру выпустить тролля… — бесцветно, сам не веря в свои слова, ответил Дамблдор.       — Тогда на кой вы поставили этого дилетанта на столь опасную должность? — с фирменным сарказмом поднял бровку Снейп. Но потом снова перешел на тяжелый и серьезный тон: — Альбус! Квиррел все лето провел где-то в Карпатах. Тебе напомнить, КТО там крутится до сих пор? Банды вампиров, оборотней, остатки боевиков еще времен войны с Гриндевальдом! Кто знает, с кем он мог повстречаться и на что подписался? Кто его мог подкупить, зная про Николаса Фламеля и его затруднения?       Директор снова вздохнул. Северус снова завел свою шарманку! Всего два месяца прошло, как он начал донимать Альбуса своими подозрениями — а эта история про “на какую из карпатских группировок Квиррел работает” уже успела набить изрядную оскомину.       Но в одном Северус был прав. Очень слабо верилось, что Квиринус Квиррел мог быть столь беспечен, что не зафиксировал пойманного горного тролля в достаточной степени, чтобы тот вырвался. Да и все его поведение с начала года…       Нет, в целом картина выглядела вполне логично.       Квиринус — отличный специалист в самых разных дисциплинах. Прекрасно разбирается не только в маггловедении (что неудивительно — полукровка все же), но и в чарах, и в ЗОТИ! Вот только одна беда — никогда всерьез не выходил “в поле”. После седьмого курса отработал в каком-то исследовательском секторе Министерства, набрался кучи теоретических знаний и добился стажировки в Хогвартсе. Дальше — сначала прием на полную ставку маггловедом. И вот, в этом году он должен был получить что-то вроде повышения — стать учителем ЗОТИ!       Если честно, Альбус отчасти винил в отъезде Квиррела в столь опасный регион, как Балканы и конкретно Карпатские горы, себя и Северуса.       Снейпа — потому, что тот никогда и не скрывал своего сомнения в истинной способности мечтательного маггловеда к реальному применению навыков ЗОТИ, его ядовитые замечания на эту тему наверняка заставили беднягу Квиринуса ринуться доказывать его неправоту!       Себя же Альбус корил за то, что сначала не одернул Северуса, а потом — не остановил самого Квиррела от опрометчивого шага.       И там, в Карпатских горах, куда бедняга Квиринус сунулся доказывать свою компетентность, он встретился… с кем-то. По всей видимости — с вампиром. По крайней мере, косвенные признаки об этом и говорили. В любом случае, эта встреча повлияла на молодого профессора не самым лучшим образом!       Если ранее он заикался только когда сильно волновался… то теперь волновался постоянно. Под одеждой бедняга явно носил связки чеснока, да и в свой нелепый тюрбан наверняка понапихал его в перемешку с серебряной эссенцией и парочкой амулетов.       Один из которых был явно ментальным — Квиринус и раньше худо-бедно умел прикрывать свой мозг от незаметного сканирования, а теперь и вовсе наглухо закрылся. Оно, опять же, и понятно — в сам Хогвартс никакой вампир не проникнет, да и выманить жертву посредством ментального внушения вряд ли сможет. Но последнее — только в том случае, если еще не пометил жертву. Если же Квиринус получил его метку…       Тогда становилась понятна его паранойя.       Но если бы это было так — Квиррел пришел бы к Дамблдору. Обратился бы за помощью к бывшему наставнику — так, как он это делал не раз, когда не мог справиться с проблемами сам!       А значит…       Альбус не хотел в это верить, но, похоже, что Северус прав. Либо Квиринуса завербовала одна из карпатских банд. Либо тот же вампир сделал предложение, от которого невозможно отказаться. Либо — а вот этот вариант Дамблдор усиленно гнал от себя — он решил похитить Философский камень лично для себя.       Но были и другие причины, по которым эта новость не доставляла Альбусу удовольствия.       — Хорошо, мальчик мой, — нахмурился директор, складывая пальцы домиком перед собой. — Что ты предлагаешь? Вызвать авроров? И что мы им предъявим? — поднял он бровь, копируя Северуса. — Домыслы и предположения? А даже если и будут железобетонные доказательства — ты представляешь, чем это обернется?       — Альбус, ваши игры в политику… — тут же скривился Снейп, но был прерван.       — Для тебя это игры, Северус! — жестко сказал Дамблдор, хлопнув ладонью по столу и сверкнув глазами поверх очков-половинок. — Но для сотен и тысяч волшебников, да и волшебных существ, эта моя “игра в политику” — единственная надежда на нормальную жизнь!       Снейп нахмурился, сжав губы, но промолчал.       — Твой дружок Люциус в последнее десятилетие попритих, — продолжил директор. — И я надеюсь, что после близкого общения с Темным Лордом в неадекватном состоянии и знакомства с бытом Азкабана он усвоил свой урок. Но есть другие — десятки их! Не участвовавшие в терроре Волан-де-Морта, но абсолютно разделяющие его тлетворные идеи! Как думаешь: что они сделают, стоит полукровке, — с нажимом, глядя прямо на побледневшего Снейпа, выделил последнее слово Дамблдор, — который, к тому же, преподавал маггловедение, и продвинулся на элитную должность преподавателя ЗОТИ лишь благодаря мне — стоит ему оступиться, засветиться в темной истории. Что они сделают?       — А я тебе скажу, — мрачно продолжил Альбус. — Они поднимут жуткий вой в прессе, на министерских дебатах, везде где только можно! “Маггловское криминальное отродье”, — явно кого-то копируя, проворчал Дамблдор. — “Их нужно контролировать, метить, отправлять в особые закрытые школы на перевоспитание” — знакомая риторика, м?!       Какое-то время они молчали, буравя друг друга взглядом. А потом Снейп холодным голосом спросил:       — Хорошо, Альбус. Простой путь не для нас. Тогда скажи: что предлагаешь ты?       — То, что ты называешь “зарыть голову в песок”, — фыркнул в ответ седовласый директор. — А я — “терпеливо наблюдать и выжидать удобный момент”. Вряд ли у Квиринуса хватит терпения ждать несколько лет, изображая заикание и таская тюрбан. Он станет действовать уже в этом году…       — Альбус, мы в школе! — вставил Северус. — Вокруг дети! Если что-то случится…       — Я уверен, — с нажимом проговорил Дамблдор, — что Квиринус, несмотря ни на какие сделки или даже взыгравшую личную жадность, не станет вредить ученикам! Нельзя так сильно пасть всего лишь за лето.       — О, эта ваша безграничная вера в людей… — в свою очередь устало потер переносицу Снейп. — Ладно, Альбус. Хорошо! Я продолжу просто следить за мордредовым Квиреллом. Но если он даст мне повод — один-единственный повод, — прищурился он, — я сотру его в порошок! Но, так уж и быть, — усмехнулся он, — сделаю это скрытно. Чтобы не повредить вашим… играм.       — О большем я и не прошу, мальчик мой, — покладисто улыбнулся директор.       Какое-то время они молча пили чай со сладостями. Было еще несколько тем для обсуждения, но перед переходом к ним, обоим стоило успокоить нервы.       — Что думаете о Поттере? — наконец, нарушил молчание Снейп. Не то чтобы это была неважная тема — скорее, наоборот, одна из важнейших! Просто на фоне художеств учителя ЗОТИ она несколько терялась. — Вам удалось что-то выяснить?       — Нет, Северус, пока глухо, — нахмурил кустистые брови Альбус. — Десять лет прошло. Десять! Но даже я — смею надеяться, весьма сведущий в магии человек — смог найти немногое по тому ритуалу.       — И все же? — напрягся Снейп. Все эти годы Дамблдор отнекивался, уходил от разговора на тему той роковой ночи 31 октября 1981 года, твердил о “недостатке данных” — и вот… Неужели?       — Джеймс Поттер не причастен к той защите, что наложена на Гарри, — медленно, будто неуверенно, начал директор. — Что бы это ни было — ритуал проводила Лили. Но единственное, что я могу говорить точно, — взгляд в напряженное лицо Снейпа, — что ритуал был проведен на крови. Нечто темное, злое… но абсолютно не фиксируемое магией!       — Потому вы упрятали его к Дурслям? — напряженное спросил Северус. — Кровное родство?       — И да… и нет, — тряхнул старик головой. — Если честно, я боялся оставлять его в волшебном мире. Помимо ритуала Лили — который сам по себе темный — в Гарри осталась какая-то частичка… нечто, принадлежавшее Волан-де-Морту! Стоило кому-то, кроме узкого круга людей, почувствовать это… Сам додумаешь?       — И мальчишку бы в лучшем случае лишили магии, — нахмурился зельевар. — После чего прожил бы он очень недолго.       — Именно, — кивнул директор. — А из всех посвященных более или менее возможность воспитать мальчика была у тебя. Но я подумал, что…       — Упаси Мерлин! — возмутился Снейп и передернулся, когда представил картину воспитания детеныша ненавистного школьного врага! — Ясно! Но что насчет его ментального блока? Или иных… странностей?       — Блок — явно следствие того защитного ритуала, — кивнул директор. — Странности же… — вздохнул Дамблдор. — Я предполагал, что Петуния не сможет нормально воспитать мальчика, но все же надеялся на её благоразумие. Да, все моя вера в людей, Северус! — раздраженно огрызнулся он, увидев усмешку на лице зельевара. — Но, если честно, не ожидал такого… самолюбования и чувства собственной исключительности от сына Лили и Джеймса…       — О, вот последний был именно таким, директор! — с таким концентрированным ядом, что можно было отравить василиска, процедил Снейп. — И не говорите, что никогда этого не замечали. И Поттер точно такое же избалованное маленькое дерьмецо, как и его папаша!       — Мы не будем сейчас возвращаться к твоей давней неприязни к Джеймсу Поттеру и той глупой школьной вражде, Северус! — отрезал директор, грозно сверкнув глазами. — Мне хватило этого еще в те времена!       Снейп поджал губы, но промолчал. Понял, что перегнул палку, а потому поспешил извиниться — без особой искренности, впрочем. Но Альбус, удовлетворившись этим, кивнул и вернулся к обсуждению:       — Что касается Гарри… Хорошо, что он все же ни с кем пока не враждует и никого не третирует. Это хороший знак — особенно в его возрасте! Да, он любит покрасоваться, побыть в центре внимания, похвастаться и показать свое превосходство — но ведь не более того. Да и заметь, — взгляд поверх очков-половинок, — он общается с самыми разными студентами двух противоположных факультетов! По мне, это в достаточной мере неплохо. Возможно, что, дружа с ним, тот же юный Малфой не будет столь подвержен… деструктивному влиянию своего отца.       О, вот на это Снейп бы не рассчитывал! Люциус был чертовски властен и нетерпим к чужому мнению внутри собственной семьи. Неудивительно, что крестник Северуса рос под огромным влиянием отца. Стремление быть идеальным наследником, гордостью дома Малфоев, показать себя перед родителями в лучшем свете — Драко пойдет на многое ради этого!       Так что даже не дружба — а просто общение крестника с младшим Уизли — невероятно шокировали Снейпа! Конечно, узнав подноготную и характер этого “общения”, он немного успокоился. Но сам факт!       И опять же — наверняка мордредов Поттер постарался!       Если честно, Снейп каждый день, каждый час ждал, когда отпрыск Джеймса Поттера наконец-то попадется на чем-нибудь… На чем-нибудь! Уж учитывая привычку его папаши нарушать правила и шастать ночами по школе, вытворяя пакости — должен был попасться рано или поздно!       Но — нет. Мальчишка корчил гнусно-насмешливые, надменные или самодовольные рожи, с ошеломляющей легкостью справлялся с учебой, порой ехидничал или вовсе пытался манипулировать окружающими… но на этом все. Снейп даже ловил себя на мысли, что с такими привычками Поттеру место было отнюдь не на Гриффиндоре.       Слизерин, и лишь отчасти — Рейвенкло, но никак не Гриффиндор!       Единственное, что подтверждало его право на нахождение под сенью алых знамен со львом, был тот урок полетов, где они на пару с Драко сначала устроили балаган с полетами, а потом отродье Джеймса еще и лихим пируэтом поймало шарик напоминалки! И да: Северус следил за тем уроком — еще не хватало оставить младшего Малфоя без присмотра. Под невидимостью, естественно.       Кстати, что касается полетов. Очень скоро начнется квиддичный сезон. И первым матчем будет как раз “Гриффиндор-Слизерин”!       Что ж, посмотрим, так ли Поттер хорош, как пытается показаться! Врожденные способности — врожденными способностями. Но опыт и слаженная команда за спиной, на вкус Северуса, значили куда больше! Первое у мальчишки было — не отнять. Но второго и третьего — нет. В отличие от сборной Слизерина…                     Снова Поттер.              — А-ха-ха-ха-ха! Во имя Слаанеш, это великолепно! — аж расхохотался Гарри, уходя от очередного бладжера, прошедшего буквально в паре сантиметров от него. Он мог себе позволить упоминание имен Богов Хаоса — в конце концов, в той мешанине ветра, рева стадиона и разномастных криков игроков, услышать его собственные бессвязные вопли мало кто мог. Да и неуловимый кураж запрещенности будоражил его не меньше, чем сам квиддич!       Гарри носился по квиддичному полю чуть ли не быстрее бладжеров, без какой-либо системы и плана, наслаждаясь ощущением полета и эманациями восторга, исходящие от игроков и зрителей. Несмотря ни на какие инструкции Вуда и обычную для ловца тактику, просто кружить в вышине или вовсе висеть на одном месте было жутко скучно. А потому Поттер вовсю развлекался, под изумленным взглядом ловца Слизерина и неодобрительным — своего капитана.       Но мальчику было плевать — он веселился!       Пронестись, наискось пересекая траекторию одного из игроков противника, отчего тот с руганью отвернул в сторону и с размаху врезался в трибуну. Будто бы невзначай попасться на пути квоффла, когда слизеринцы проводили пасс, отчего мяч оказался в руках Анджелины Джонсон — охотницы Гриффиндора. А когда один из разъяренных загонщиков попытался прибить бладжером обнаглевшего Поттера, тот вначале почти “подставился”, но в последний момент провернулся вокруг оси метлы, пропуская железный мяч мимо себя… Прямо в голову Флинта — капитана команды Слизерина!       А потом — неспеша подлететь к гриффиндорской трибуне и будто из воздуха вынуть снитч! В конце концов, повеселились — и хватит. Гарри мог бы и дальше развлекаться, но он логично рассудил, что скоро на поле просто кончатся слизеринцы — а ему они были еще нужны.       То, как ревели и неистовствовали трибуны — нельзя было передать! А стоило Гарри спуститься на землю, как он тут же попал в толпу восторженных гриффиндорцев, что принялись качать мальчика, скандируя:       — Поттер! Поттер! Поттер!       Миг славы — его славы — как достойный завершающий штришок прошедшей игры.       Лишь когда его уносили на руках прочь с поля, Гарри заметил два взгляда, обращенные на него.       Прямой и изучающий — Северуса Снейпа. И непонимающе-удивленный — Квиринуса Квиррела.       Но на время он решил выкинуть мысли о них из головы и насладиться своим триумфом. Слишком все было хорошо, чтобы сегодня заморачиваться натужными размышлениями. Он победил, и победил ярко! Благодаря своим исключительным талантам, напряженным упражнениям и предвидению.       Да, предвидению, что снова заработало в полную силу. А все благодаря малышке Квинки, что помогла ему, наконец-то, провести новый ритуал!       О, с каким наслаждением Гарри вновь погружал дрожащие от возбуждения пальцы в пульсирующие внутренности добытого домовичкой книззла! С каким упоением поглощал ауру ужаса и боли, исходящую от умирающего животного! В конце ритуала он даже, расчувствовавшись, обнял свою ненаглядную рабыню — так он был благодарен за подаренную возможность принести жертву Хаосу!       Сама рабыня, правда, была этому совсем не рада: когда обнаженный по пояс мальчик, весь покрытый кровью и внутренностями, вдруг крепко обнял её, Квинки судорожно всхлипнула и потеряла сознание. Но Гарри это не интересовало — он чувствовал себя настолько хорошо, что не обратил на это внимания.       Впрочем, мысль о том, что помимо обычного принуждения Квинки надо бы как-то отблагодарить, таки возникла в голове Поттера. Но как это сделать — еще предстояло подумать.       Как уже не раз за прошедшие с её “вербовки” недели, Гарри с удовольствием подумал, что маленькая эльфийка оказалась весьма ценным приобретением. Повинуясь его приказам, подкрепляемым периодическими приступами боли от Метки, Квинки показала очень и очень интересные места замка.       Например, вход в потайные катакомбы, что простирались на несколько этажей ниже подземелий Хогвартса. И это были отнюдь не дикие гроты или сырые канализации — это были в том числе и древние, заброшенные классы, залы с низкими потолками и даже что-то вроде темницы!       Проход в этот лабиринт был перекрыт старой рассохшейся дверью, заколоченной крест накрест куда более свежими досками — видимо, Филч постарался. Но колдуна Хаоса эта преграда, разумеется, не остановила — и уже скоро Гарри с горящими от восторга глазами вовсю исследовал таинственные катакомбы.       Найти в таком лабиринте место для ритуала было проще простого. Особенно учитывая, что домовики тут если и появлялись, то только по прямому поручению директора раз в десять лет!       Впрочем, на всякий случай Гарри велел Квинки дополнительно прикрыть облюбованную старую аудиторию маскирующими чарами — как он выяснил, домовики такими вполне владели, даже такие молодые и неопытные, как его рабыня. Да и то сказать — “молодые”! По меркам людей Квинки соответствовала где-то семнадцати-восемнадцатилетней девушке. Вроде бы действительно юная, но по сравнению с одиннадцатилетним мальчиком куда более опытная в различных чарах.       Книззла эльфийка украла у какой-то рейвенкловки — Умник посоветовал. Ученики факультета Ровены Рейвенкло были достаточно индивидуалистичны и рассеяны, чтобы какое-то время вовсе не замечать пропажи. А потом и следов не останется.       В катакомбы Гарри проник без применения Прогноза — слишком уж затратное это было колдовство, да и от предыдущего раза он еще не оклемался. Нет, он просто велел Квинки перенести его туда, благо в коридоре со старой заколоченной дверью не висело ни одной картины. Это был старый пыльный тупик, заставленный обломками парт и каких-то ящиков — сюда вряд ли даже Филч последние лет пять совался.       После ритуала мальчик был в приподнятом настроении и открыто улыбался всем окружающим, вызывая ответные улыбки, а также легкий румянец у девчонок. Хотелось петь и шутить, обнять весь мир и поделиться с ним своей радостью!       Конечно, немного разбавил эту радость тот факт, что Квинки не могла переместить Гарри куда тому заблагорассудится даже внутри стен замка: в Хогвартсе было полно мест, закрытых даже от эльфийской аппарации. Тот же кабинет директора, гостиные иных факультетов, изрядный кусок катакомб под подземельем Слизерина и весь восьмой этаж в крыле Рейвенкло — и это был далеко не полный перечень.       И это еще не упоминая о местности за пределами школы. Например, просто взять и телепортироваться эльфийской магией к хижине лесника и тем паче в Запретный лес или обратно было нельзя, для этого сначала надо было пересечь границу антиаппарационного барьера, что выходил чуть за стены замка.       Но это были сущие мелочи по сравнению с остальными перспективами!       Обидно, конечно, было, что в ванную старост, в которой, как оказалось, был бассейн, проникнуть было нельзя. А то Гарри бы не отказался от того, чтобы понежиться в горячей воде с ароматизаторами и пеной! Но Квинки честно предупредила, что в ванной есть мозаика в виде русалки — примерно с той же функцией, что у живых портретов. Так что походы в ванную стоило для начала легализовать, что на первом курсе было почти нереально. С другой стороны, в квиддичную команду-то он как-то попал, да и личную метлу заимел…       Впрочем, ванная могла и подождать. Сейчас Гарри было лениво решать, каким образом проникнуть туда.       Наступила зима, и как-то почти сразу — Рождество. Гарри и сам не мог понять, как так вышло. Видно, продолжал действовать принцип, что когда занимаешься интересным делом, время летит незаметно.       Да и то сказать: помимо изучения катакомб, упражнений и тренировок в обнаруженном зале, учеба стала поинтересней, чем в самом начале. Они начали изучать реальные чары, практические приемы трансфигурации и прочие, пусть и по-прежнему простенькие, но все же забавные приемы. Снейп все так же шипел на несносного Поттера на своих уроках, то и дело стараясь снять баллы. И искренне недоумевал, каким образом Гарри умудряется, совершенно наплевав на рецепт, получить в итоге именно то, что было нужно — не больше, не меньше! Но доказать ничего не мог, скрипел зубами и срывался на Лонгботтома.       Малфой и Уизли где-то постоянно пропадали, а при встрече, будто невзначай приостанавливаясь в коридоре, о чем-то загадочно шушукались. Гарри не вслушивался — и так знал, что двое маньяков-шахматистов снова где-то соберут свой кружок по интересам и будут рубиться в свою игру до полного посинения! К ним уже присоединились парочка рейвенкловцев и хаффлпафец, и Поттер мог поспорить на то, что вскорости таких будет куда больше.       А вот на Рождество произошло нечто удивительное!       — Мантия-невидимка! — изумленно воскликнул Рон, глядя на то, как Гарри распаковывает сверток с подарком. — Воу! Это же мордредовски редкая и ценная вещь!       — Ну-ка! — азартно воскликнул Поттер и накинул мантию себе на плечи, стоя перед зеркалом. И радостно рассмеялся, глядя на то, как тело ниже шеи попросту исчезло: ни ряби, ни странных всполохов — чистейшая невидимость!       ”Подумать только!” — воскликнул в голове Гарри Умник, пока мальчик баловался с нежданным подарком. ”Маяк!”       “Маяк?” — замер Поттер, почти мгновенно выуживая из своей памяти разговор в начале учебного года. “Те… предметы и прочие штуки, что как бы питают магию нашего мира?”       ”Именно”, — подтвердил Умник. ”И эта мантия — одна из них! От неё прямо-таки веет тем, что смертные любят называть “божественностью”. Кто бы ни сотворил этот артефакт, энергии он в неё вложил столько, что можно было расколоть и утопить в мантии планеты целый континент!”       “Ух ты!” — сглотнул мальчик, совершенно новым взглядом посмотрев на обновку. “И… что?”       ”Пока ничего”, — будто бы пожал плечами демон Тзинча. ”Нужны исследования, опыты… Единственное, что могу сказать точно уже сейчас — эта штука отлично подходит для того, чтобы погружаться в варп без риска подцепить в свой разум лишнего пассажира. Отлично экранирует!”       “Погоди-ка”, — нахмурился Гарри. “Но тебя-то я слышу”.       ”Ты впустил нас в свой разум, дал убежище — так что мы связаны куда сильнее”, — хмыкнул Умник. ”А вот для остальных обитателей Эмпирей ты теперь невидим! Удобный инструмент, полезный. С его помощью ты можешь тренировать погружение в варп без лишнего риска. Говорю же — отличный инструмент! Другой вопрос, как он оказался у Дамблдора...” — обратил он внимание мальчика на записку, приложенную к подарку.       “Мантия моего отца?” — нахмурился мальчик. “Моя семья владела одним из Маяков?!”       ”Ну, Поттеры были старой и уважаемой волшебной семьей”, — протянул Умник. ”Не самой богатой и знатной, но все же старой и уважаемой! Кто знает, какие еще артефакты найдутся в хранилищах твоей семьи или ближайших родственников?”       “В нашем сейфе ничего такого не было”, — нахмурился Гарри.       ”Скорее всего, это был сейф конкретно с наследством Джеймса и Лили Поттеров”, — проговорил Умник. ”Мало ли, что может найтись в заначках родителей твоего отца? Или иных родичей?”       Гарри кивнул, принимая информацию к размышлению. Бесполезную в данный конкретный момент, но способную пригодиться в будущем.       Примечательным был и другой подарок, сделанный, неожиданно, лесником Хагридом. В высокой клетке, выделявшейся на фоне груды подарков, сидела великолепная белая полярная сова.       ”Какая красота-а...” — протянул Сластёна, и Гарри был склонен с ним согласиться. Птица была прекрасна! Он провел минут пять, просто с глупой улыбкой любуясь на свое новое приобретение. А отмерев — весело засмеялся! Мальчик и сам задумывался о покупке почтовой совы: в конце концов, как еще он будет списываться с друзьями на каникулах? Отправить письмо из школы можно было и местными совами, но из дома Дурслей… Разве что опять выманивать и просить о помощи чужих птиц. Так что Фулгрим — так он по совету ухахатывающегося Сластёны назвал сову — была очень и очень своевременным даром.       Но подобный подарок требовал как минимум “спасибо” со стороны Гарри. Да и, получалось, что этот Хагрид знает Поттера — и это нужно было проверить. Ну и любопытно было мальчику посмотреть на настоящего полувеликана, чего уж там! Так что в ближайшие выходные он планировал нанести леснику визит.       Для чего и отправил Фулгрима с письмом, чтобы спросить у Хагрида, будет ли это удобно — в конце концов, он же вежливый мальчик.       Что интересно — ответ он получил практически через полчаса. В нем обрадованный полувеликан написал, что Гарри может приходить в любое удобное время, а если захочет — то и с друзьями.       Поттер хмыкнул и убрал обрывок пергамента, принесенный совой, в карман. В любое удобное — так в любое удобное. А удобно ему… прямо сейчас!       Впрочем, “прямо сейчас” немного не вышло. Сначала был завтрак, на котором Гарри поделился своими намерениями с Роном и Гермионой. Которые, после этого, тоже решили составить мальчику компанию.       По пути из Большого зала они столкнулись с Малфоем, причем — что странно — без его постоянной свиты в виде Крэбба и Гойла. Тот, узнав, куда идет троица гриффиндорцев, внезапно увязался за ними.       Уже стучась в дверь хижины Хагрида, Гарри усмехнулся. Это должно быть интересно!                     Саут-Хеленс. Домишко где-то на окраине.              — Ч-черт! — зажал нос и рот рукой темнокожий паренек по имени Мартин, переступив порог дома своего приятеля. — Энди, черт! Чем здесь так воняет? Энди?       Домик был небольшой и довольно скромный по меркам Лондона и даже Литтл-Уингинга. Одноэтажный, с парой комнат, кухней и заросшим маленьким садом позади — не самое презентабельное жилище. Но для Саут-Хеленса, особенно для такого бедного района, это был чуть ли не королевский дворец! Всяко лучше, чем бомжевать под заборами — так, по крайней мере, говорил тот же преподобный Арчи, призывая при этом благодарить Господа даже за такой подарок.       Они тогда еще шутили, что так отца Энди еще никто не называл — а именно после смерти старика Тетчфилда последний получил в наследство эту развалюху. Впрочем, если принять как факт, что именно Бог прибрал старого пьяницу к рукам, то все вставало на свои места.       Как раз порог этого дома и перешагнул лучший друг Энди, Мартин Абдельради. Перешагнул, тут же будто врезавшись лицом в мягкую, теплую и липкую подушку удушающего смрада, что царил внутри!       — Энди, черт! — повторил Мартин. — Что за вонь?! Ты где вообще?       В доме царил душный полумрак и тишина, нарушаемая лишь гулом крыльев от многочисленных мух, что облепили потолок и мебель, ползали по обоям с какими-то буро-зелеными потеками или просто кружились в воздухе.       Что касается стен, то медленно вошедший в гостиную Мартин с ужасом заметил на них надписи, сделанные чем-то красным! По большей части это были цитаты из Библии и какие-то странные рисунки, а также кресты и жуткие символы, при взгляде на которые, начинали жутко чесаться и болеть глаза.       Взгляд парня вдруг выцепил нечто, лежащее между продавленным креслом в углу и обшарпанной софой. Странный окровавленный сверток, как и все вокруг, был облеплен мухами, но даже так Мартин смог разглядеть его содержимое. И чуть не выблевал свой завтрак прямо на пол!       Потому что в свертке лежала гнилая говяжья печень, покрывшаяся отвратительной плесенью. Что ж, по крайней мере стал понятен источник мерзкого запаха!       С того случая, когда полгода назад непонятный “ангел” спас их задницы, утащив к чертям того нарколыгу, что пытался отнять товар — Энди сразу же сказал, что “завязывает”. В смысле, с работой пушера. И как бы Мартин не убеждал его, как бы не просил немного погодить, Энди был непреклонен!       Более того — друг стал весьма религиозен, стал ходить в церковь, молиться-поститься, ну и что там обычно верующие делают. Но и этого ему показалось мало!       Энди стал помогать преподобному Арчи, настоятелю местного прихода, с детишками из приюта неподалеку, да и по хозяйству. Старый священник нарадоваться не мог на внезапно “прозревшего” юношу, которого знал до этого, как беспутного городского шалопая, что баловался коксом и сам приторговывал наркотой в переулках — а теперь будто бы взялся за голову и решил изменить свою жизнь.       И лишь Мартин с беспокойством поглядывал на приятеля — все-таки они были знакомы почти всю жизнь, с младшей школы! Так что именно он заметил нездоровые изменения в Энди.       Тот стал бледным, каким-то изможденным, будто прозрачным. Ранее пышные русые волосы, которые тот отрастил до плеч и усердно за ними ухаживал, теперь поредели, свисая отвратительными сальными клоками. Под глазами набухли тяжелые мешки, а на руках появились странные язвы.       Но самое странное — при этом с лица Энди не сходила блаженная улыбка, будто ангелы пели ему прямо в уши. В сочетании с почерневшими и начавшими гнить зубами это смотрелось откровенно жутко!       В какой-то момент эти перемены в парне начал замечать и преподобный Арчи, после чего попросил его лучшего друга — то есть как раз Мартина — присмотреть за Энди. Что-то с ним было не так!       Но прийти непосредственно домой к другу Мартин решил только после того, как узнал что Энди не появлялся в церкви уже почти полтора месяца.       Вообще, если бы Мартин не был уверен, что у них в городке неоткуда найти подобное, он бы точно решил, что его дружок подсел на что-то посерьезней кокса. На героин, например — видал он такие же, как у него, язвы, как раз от шприцов герыча! Но Лорд не имел дел с этой дрянью, а других наркодельцов в Саут-Хеленсе не было.       Но теперь, стоя в изгаженной гостиной дома Энди, темнокожий паренек уже не был так уверен в том, что тяжелая наркота тут ни при чем. Потому что если не она — то что могло довести человека до подобного дерьма?       Услышав нечеткое бормотание в спальне, Мартин ринулся туда.       — Энди? — неуверенно спросил он, приоткрывая дверь… и замирая на пороге.       Если все, что он видел в доме Энди до этого, было омерзительно или жутковато, то увиденное в спальне было просто кошмарно!       Даже не так. Это было омерзительно, страшно, неправильно… нечисто!       — ...И приду я к Престолу Твоему, и призришь ты меня, Господи. И возрадуешься, увидев меня, ибо буду я полон Милости Твоей! И понесу я Благодать твою народам, во мраке невежества прозябающим…       — Энди?! — голос Мартина был глухим — новый приступ рвоты скрутил ему горло. И на этот раз он не был уверен, что сможет его сдержать!       Его друг был здесь: стоял на коленях перед чем-то вроде алтаря, покрытого теми же кроваво-буро-зелеными разводами, что и стены в гостиной. Разбросанные тут и там черные перья — то ли вороньи, то ли голубиные — были перемешаны с грязью и калом, образуя на полу отвратительную массу. На стенах те же написанные кровью — Мартин уже не сомневался, что это именно кровь — цитаты из Библии и жуткие символы.       Но самое страшное — распятие!       За алтарем, у которого бормотал странную молитву Энди, высилось большое деревянное распятие, высотой чуть ниже взрослого мужчины. Обычный деревянный крест, с прибитой к нему фигурой Христа.       Вот только Христа ли? Потому что из привычных атрибутов изображений Господа, у этой жуткой фигуры был разве что терновый венок!       Чья-то изуверская рука с потрясающим — и ужасающим — искусством вырезала изломанную, омерзительную скульптуру, изображающую полусгнивший труп. Открытые язвы, подобные тем, что появились на руках Энди. Торчащие из разрывов в грудине обломки ребер. Обтянутый кожей череп вместо головы, лишенный нижней челюсти и с одним выпученным глазом.       Мартину на мгновение показалось, что кожа отвратительной фигуры на кресте странно бугрится и натягивается — будто это и не искусно вырезанное дерево, а самая настоящая гнилая плоть!       — Ч-что это за хрень?! — воскликнул темнокожий паренек, все же сгибаясь в приступе жестокой рвоты.       — А, Мартин! — обрадованно воскликнул Энди, с улыбкой глядя на то, как его друга немилосердно тошнит на пол. — Я так рад тебя видеть! Ты как раз вовремя, чувак! Не это ли следствие Провидения Божьего?       — Ч-чувак, — дрожащим голосом пробормотал Мартин, кое-как придя в себя. — Что здесь, мать твою, происходит?! Что, — он обвел чуть подрагивающей рукой окружающий ужас, — это?!       — Это? — как-то удивленно огляделся Энди. А потом снова расплылся в улыбке. — Это — храм Господень! Мой маленький личный храм. Тебе нравится? — спросил он, не спеша поднимаясь с колен.       — Энди, это уже какая-то нихрена не здоровая хрень! — затряс головой из стороны в сторону Мартин. — Чувак, ты явно не в себе, ты болен!...       — Что ты, чувак! — рассмеялся в ответ Энди. — О чем ты? Я никогда раньше не чувствовал себя лучше!       — Но что?... — начал было Мартин, но осекся, когда его взгляд упал на живот друга. — Ч-черт, мужик! Да у тебя кишки вот-вот вывалятся!       — А? Да? — Энди рассеянно посмотрел на ту мешанину гнилой плоти и кишок, что представлял собой его живот. Он раздулся и жутко шевелился, отвратительно хлюпая. — Не беспокойся, все в порядке. Это скоро закончится. Когда Господь пришлет сюда своего вестника!       — Какой Господь, какой вестник, чувак? — пытался достучаться до своего явно больного друга Мартин. — Ты черт возьми гниешь заживо! Тебе помощь нужна, чувак! Я сбегаю позво…       Слова буквально застряли у чернокожего в глотке, когда Энди вдруг захрипел и выгнулся назад, выпячивая вперед гниющий живот. Здоровенная язва на нем захлюпала и запульсировала, будто кишки сами собой начали двигаться, подобно омерзительным червям. А потом из живота парня на пол выпал какой-то отвратительный комок слизи и крови.       — Твою мать! Что это за нахер?! — отпрянул назад Мартин, чувствуя, что его уже пустой желудок сейчас во второй раз вывернется наизнанку. — К хренам! Я к таксофону — тут скорая нужна! Черт, черт, черт!       Он ринулся прочь из жуткой спальни и намеревался уже выскочить на улицу. Но сделать ему этого не позволили — в ногу Мартина врезался брошенный с ужасающей силой утюг!       — А-а-а! — заорал, выпучив глаза, парень. — А-а, больно! Господи, как же больно-о!       — Ничего, — раздался со стороны комнаты, из которой сейчас выходил продолжавший блаженно улыбаться Энди, тонкий скрипучий голосок, совсем не похожий на голос его друга. — Скоро боль пройдет. Страданий больше не будет — никогда! Дедушка позаботится об этом, Мартин Абдельради. Он позаботится о тебе!       Вид говорившего существа окончательно подкосил беднягу Мартина, и он попросту сомлел, распластавшись на полу и неловко вывернув сломанную утюгом ногу.       — Тьфу ты! — досадливо сплюнуло существо, только что родившееся из кишечника Энди. — Малохольные смертные какие пошли… Иные, помню, годами могли в трупных отвалах жить, заживо гнили — и ничего, не ломались. Кремень были людишки! А это? Тьфу! — снова сплюнул демон.       А это был именно мелкий демон. Низкорослый — чуть выше кошачьей холки — толстенький колобок нездорового бледно-розового, с зелеными вкраплениями, цвета. Широкая пасть была усеяна мелкими игловидными зубами, между которых мелькал длинный зеленый язык. Огромные глаза-плошки были мутно-белыми, а на голове торчала пара маленьких рожек.       — Мдя… — потерев жирный подбородок, проворчало существо, глядя на бесчувственное тело. — Ладно — тащи его к алтарю, дружочек.       — А что мы будем делать с ним, Посланник? — спросил Энди.       — Проводить разъяснительную работу! — наставительно ответил демоненок, подняв тоненький когтистый палец — один из трех на маленькой пухлой ручке. — Давай-давай, пошевеливайся! У нас еще куча дел. Покушать, например, — облизнулся он. — А потом — найти того замечательного, удивительного человечка, что привел меня в ваш мир. Так-то!       С этими словами новорожденный нурглинг подкинул на руке деформированную пулю и, поцеловав её, двинулся обратно в спальню.