Испанское лекарство

Шеба I Рыжий масса Янгер совсем чего-то загрустил, даже кота с кресла не гоняет. А отчего — так он не говорит. Но не от еды, потому что ест он за троих. И, похоже, с массой Андерсоном стряслась беда. И не с ним одним, насколько самой Шебе ясно, потому что вредные массы Джеймсы ему родня. И вот если с массой Андерсоном что плохое стало, то самой Шебе не грех и перепугаться. Потому что миссус Андерсон ее и продать может. Молодой масса Леон тоже сидит сиднем да скрипку мучает, жалостное такое играет. Да не помер еще никто, зачем так делать? Даже кот на кухне под стол спрятался от такой музыки. И молодые миссус тоже загрустили. У них-то какое горе? Ходи в школу да уроки делай! Это ж не коров пасти! Дверь заскрипела. Вот никакой пользы от массы Янгера! Дверь смазать не может. Хорошо еще, что курить на улицу ходит! Ой, а это и не он — Шебе было видно из кухни ноги в жутких ботинках со стальными носами. Если миссус Андерсон дома и молодые миссус дома, а молодой масса Леон и не выходил с утра, то кто это? Кот осторожно прошел в прихожую, мяукнул. — Хоть кто-то мне рад! Масса Андерсон пришел? А похоже на то! Или его брат. Именно что ногами пришел, а не приехал. Шеба осторожно выглянула из кухни — о, так и есть! Масса Андерсон, пыльный и вымотанный. И на плечи ему влез истошно мурлыкающий кот. — А что случилось, масса Андерсон, сэр? — Много чего, а хорошего — ничего! Мало мне Кэтлоу было. — Это тот толстый белый старый масса, сэр? — Он самый. Еще раз увижу его — убью. А масса Андерсон не шутит. — А что он сделал, масса Андерсон, сэр? — Много чего. Соврал, например. Зря ехали, еле ноги унесли. Он хотел, чтоб мы пришли в гости к его знакомому. И я такое на голодный желудок говорить не стану. И тебе тоже такое рассказывать не стану. — Это какое-то страшно секретное дело, масса Андерсон, сэр? — Дай мне хоть кофе. Потому что дело не страшно секретное, — масса Андерсон увидел на столе кусок пирога для молодой миссус Вирджинии, вгрызся в него всухомятку и стоя, утерся ладонью, — а страшно поганое. Кот так и висел счастливым меховым воротником. Шеба поспешно забегала по кухне, готовя кофе и выискивая голодному хозяину что-то побольше маленького кусочка пирога с церковного пикника методистов. — Ну и пакость! Не сладкий и сырое тесто. Методисты, что с них взять. — Масса Андерсон снял кота на пол и устроился на стуле спиной к стене. — А тебе точно хочется знать, что я видел? Шеба поняла, что жене масса Андерсон ничего еще не рассказал. Почему это? — Так как тебе пояснить? У Кэтлоу есть ко мне и моим людям счеты. Я убил его сыночка в Лоренсе, он этого не забыл. Шеба благонравно промолчала. — А жене я уже сказал, что никакого племянника у Кэтлоу не было в Мексике. А теперь я пойду и скажу Коулу побольше. Чтоб как-то выручить его кузенов. — Выручить? Капитан, а куда ты влез? — рыжий масса Янгер пришел на запах кофе. — Не я, Томас Коулмэн Янгер. Они. Шеба аж удивилась. Интересное у массы Янгера имечко вышло! — Куда. Ты. Влез?! — Они влезли в очень большую беду. А я еле унес ноги и пошел к тебе. Нельзя даже Джесси так оставлять. Даже он такого не заслуживает. Кот заорал. — Да не ты, ты мышей ловишь, от тебя польза есть. А у знакомого Кэтлоу очень больная дочка. И личный медик ему не помешает. А все остальное я при женщинах и несовершеннолетних говорить не стану! Их стошнит. — То есть? — Не тут, Коул. Не на кухне. Чужак I Я не знаю, как я так вляпался! Еле ноги унес! И ведь все было нормально ведь! Приехали, поговорили с доном де Луна. Кэтлоу племянника не нашел. Собирались уже домой! И тут на нас налетают человек двадцать! Фрэнк немедленно поймал пулю в спину, от Кэтлоу. А я в этого жирного сукина сына и не попал, он унесся куда-то. Джесси полез отбивать брата, и этого засранца очень даже умело заарканили. Обоих даже. Вопрос — какого хуя? В Мексике нету докторов? В Мексике вообще нету никаких докторов, что надо Джесси ловить? С Кэтлоу хоть понятно, он эбби, и сын у него такой же был. У каждого свои недостатки и все такое. Но на кой хуй дону де Луна два придурка из Миссури? У них ни денег, ни знакомств, ни совести. И у Джесси всего имущества — дети да кошка. И у меня — то же самое. Или Джесси — дурак, потому что я не слушал, что они там говорили, а, похоже, он что-то не то сказал. И я поем, высплюсь и потащу Коула на выручку. Потому что даже мне понятно то, что с дочкой дона Исидро что-то не то. И это не потому, что она кровью кашляет. Видать, с головой у них неладно в семье, то есть это у нее от папаши. Интересно, что это за болезнь такая, что руки скрючены, а сама трясется меленько-меленько, аж ее с ложечки служанка кормит? Хоть у Джесси спрашивай, но его тут нету. А у местного дока я уже спросил, он ответил, что без пациента он ничегошеньки сказать не может. Тоже мне умник. Я заразу домой притянуть не хочу. Я и так помылся лишний раз! Меня Кэти и так чуть не убила! Вместо радостной встречи, что я — трезвый и хоть десятку заработал, она стала орать, что опять! Чего — опять? Я умалчиваний не понимаю. Ее выводок гнусно захихикал в три глотки и издалека показывал мне неприличные жесты. А не стыдно? И тем более — не надо называть ребенка Ламех-Каином, ему или ей еще родиться надо. И еще одна такая идея — я лично скажу пастору, чтоб назвал это горе Гидеоном, и вот пусть так и будет! И, главное ж, очень не вовремя! Денег нет, я вполне могу из Мексики не вернуться. И никого, кроме Коула, я в этот налет не возьму. Особенно — Чарли. Не место там сопляку, даже если у него — отпуск. Не место. Был бы он постарше — не вопрос. А сейчас именно ему нельзя. Я кое-что заметил в той деревне, возле дона Исидро: много женщин, но вот с мужиками там не очень. Совсем не очень. Их, мать их, там просто нету! И детей — тоже. Обычно штук десять по улице носятся, а там — нетуньки. Видать, или у них та трясучка заразная и дети от нее мрут быстро, или он и вправду многоженец, а дети взрослые и куда-то поехали. Ага, щас! Получается, если верить словам нашего информатора, что все они, те дети, тогда мне ровесники, а вот так просто не бывает. Женщина — не печатная машинка, каждая да чуть-чуть отличается. А еще мне очень интересно, это кто ж такой — наш информатор? Коул его или ее видел, а я — нет. Но, судя по тому письму, де Луна довольно странный человек, ни во что не верит, знания ищет. Дело хорошее, да только разве можно что новое найти в старых книгах? В запретных старых книгах? Я в школу не ходил, не знаю. Коула спросить надо. Чарли I А не зря я возле скаутов крутился! Па меня заметил только тогда, когда я на них выскочил. И просто промолчал. Это Коул орал, как католик на баптиста, мол, малым детям место в школе! Сам туда ходи! У меня отпуск в три недели! Я убил двоих. Я — снял скальп. И он мне не отец, чтоб говорить, где мне место. Па ведь ничего не сказал? Молчит. Плохо. Это ж в какую кучу свиного говнеца мы влезли и булькаем там? Зачем дон де Луна ворует людей? У него бордель? Но что такого страшного в борделе? И зачем ему две учительницы английского из Филадельфии? Одной бы хватило! Па только головой покачал, а Коул сказал, что мне такое знать рано, про бордель! Ну извините! Как мою маму на свадьбе успеть облапать «на прощанье» — это мистер Янгер успел! И, это, в борделе ж разные женщины работают, а пропадают одинаковые — молодые, белые, толстые, образованные, с очень хорошими оценками, не хромые, не кривые, не больные. Или у него свой личный бордель только для него одного, или я не знаю. Но жениться ведь проще и дешевле! Па от моих выкладок только хрюкнул. И вот это мне не нравится еще больше — бордель можно понять, а не бордель зачем нужен? А если это не бордель, то на кой хер ему нужен Джесси? Он же тот еще говнюк, да и в Мексике есть доктора. И чахотку никто нигде никак не лечит. Даже не знают, от чего берется. А Джесси ж не умник, а такой, с ножиком в зубах, и спит в сапогах, потому что пациенты будят. Да еще и раненого в заложники взять, для богатого человека как-то странно. И почему меня в это дело па ну так не пускал? Я ж не малый сопляк! Мог бы и сказать! — Там очень страшная херня. Непонятная херня и странная, но херня. Объяснил! Хуже, чем миссис Лерой в школе. — Вроде у него дома все обычно, пока не глянешь второй раз. И поэтому ему и те женщины нужны, он что-то поганое делает. Ему потому и Джесси нужен, чтоб помогать. Грамотно придумал, выблядок испанский. Очень грамотно. Янгер скорчил сложную рожу, ему, видите ли, не нравится, когда при детях говорят нехорошие слова. А мне не нравится, что моего отца этот самый Янгер прикрывает! Потому что они вместе — это как налить тепленькие подрощенные дрожжи в сортир для офицеров. А миссис Кастер приспичило. Да и если я буду задавать вопросы, то на меня никто и не подумает. Особенно — глупые вопросы. А на глупые вопросы могут быть умные ответы, как с той лодкой из шкуры. И я хочу трес лечес, в конце концов! Но у меня на них нет денег. А у дона де Луны точно есть такое на обед, он же старый, зубов нет, вот и ест, что помягче. Или хоть на мулов его глянуть. Интересно ведь, правда ли они такие замечательные. А Тушнячок у меня очень даже, хоть и сволочь кусачая, но идет так резвенько, к дороге привычный. Вот интересно, почему в армии я на любом коне могу и должен ездить, а тут — па к своему вороному не подпускает? Обидно даже! Я ж не малый сопляк, я даже на коне Кастера ездил! Кэтрин I Вот не думала, что увижу этого своего мужа испуганным. Андерсон, всегда свирепый и настороженный, тогда рассказывал мне некоторые факты с неподдельным страхом в голосе. И испугался он не за своих знакомых, те — люди взрослые, сразу не умрут. Он испугался того, что смог заметить. А вот что Леон сидит под домашним арестом, это его не напугало. Фыркнул только. Конечно, от него другого и не ждешь. Но и не возмутился. Я бы на его месте возмущалась и возмущалась. И большое Андерсону спасибо за то, что он рассказывал мне эти факты ночью, в ухо. И в самый ответственный момент кот уронил на меня мышь! Андерсон искренне старался не хохотать среди ночи. А мне как заснуть после этого? Потому что чем бы ни занимался дон де Луна в своем поместье, свидетелей его занятиям нет. И, насколько я знаю, де Луна вел какую-то переписку со многими медиками. И содержание его писем из разных медицинских журналов наводит на очень странные мысли: конечно, ужасно, когда единственного ребенка невозможно вылечить, но предлагать «верное средство», не упоминая, что это такое, — подозрительно. И если его средство работает, то зачем ему провинциальный недалекий доктор Джеймс? И я ничего плохого не хочу сказать о мистере Джеймсе, но он обычный врач и довольно злобный человек, и Андерсон это тоже знает. И вот поэтому этот же Андерсон так и понесся в Мексику. Потому что чужак в чужой стране не может никому пожаловаться или пояснить. И образование мистера Джеймса намекает на то, что «верное средство» не является чем-то известным или легальным. Или рабочим. Причем это ясно даже Андерсону! Или нет. Я у него не спрашивала. С меня хватило его реакции на то, что я ему сказала. А он на меня тогда глянул и зубы скалит. И сказал: «Придется поконокрадить, но голодным тут никто не останется». И он не шутил. Более отвратительного комплимента я за всю жизнь не получала! Я теперь себя чувствую женой Эда Тича! Если она у него была, конечно же. Вот не того брата Флоренс так нарисовала! Конечно, приятно, что хоть пятый муж — оптимист, но это уже опасно близко к дурости. А учитывая его характер и то, куда он понесся, мне уже можно выбирать новое траурное платье. Возможно, с вышитым черным бисером лифом. Если я в него смогу втиснуться. Потому что те его комплименты, которые вспоминать стыдно, намекают на то, что мне очень нужен новый гардероб. В старый я уже не вмещаюсь. И «тонкая талия» из комплимента для меня перешло в разряд оксиморонов. И Флоренс нужны новые ботинки. Хорошие новые ботинки. А Мелли опять приезжает в гости. Очень не вовремя. Но Мелли всегда так умела и опаздывала всюду, даже когда ей подарили часы. И она не должна знать про очередного племянника. Просто потому, что это ее не касается. Одного ребенка она уже сглазила! А еще нужно купить яиц. И корицы. И смальца. И три новые тарелки, потому что одну вчера уронила Вирджиния, а вторую загадила своими красками Флоренс. Это не цветы! Это — гадость! Они расплылись, и тарелка не пережила запекания в печи. Но идея была хорошая, милые ромашки на темном фоне. Или Флоренс, что на нее не похоже, не поняла, как закреплять орнамент на тарелке, или инструкция была изначально ошибочной. Док I Я не знаю, от чего лечить мисс де Луна. Но точно вижу, что она умрет не от чахотки. Она умрет раньше. Гораздо раньше. Мне не нравится то, как она ходит, как у нее дрожат руки и то, что месяц назад, по словам самого де Луна, этих симптомов у нее не было. Какое горе! Мне бы хоть поговорить с Фрэнком, хоть через дверь. Но я про это и не заикаюсь. Я знаю, что бывает с заложниками. Я просто надеюсь, что мой брат уже мертв. И я знаю, что домой мы не вернемся. Потому что Коул не сможет нас вытащить. И потому что капитан куда-то пропал. Он нас не бросит, но вряд ли он добрался домой. И еще потому, что я сижу прикованный за ногу, как зверь в зверинце. Старый урод де Луна заботится о том, чтобы я не потерялся и не проголодался. Кормит действительно хорошо, помидоры в меня уже не лезут. Но все равно вкусные. И все заботливо порезано на маленькие кусочки, чтоб я ложку или нож не украл ненароком. И, что странно, без мяса. Лепешки, помидоры, фасоль, печенье с корицей, гадость! И ни волоконца мяса. А ведь и на том обеде, после которого все испортилось, мясо было только в двух тарелках: у самого де Луны, жареные кусочки и соус в соуснице, и фарш, которым с ложечки кормили его дочь. Надо бы у де Луны спросить, зачем его дочь кормили сырым фаршем. Но, может, ее тошнит от другого. Или у нее — мясной червь. Огромные, отборные мясные черви путешествуют в ее жирке, едят ее мясо и делают новых червей. Ешьте ее, ешьте. Сожрите ее сердце, ребятки! Я вас боюсь, но приятного вам аппетита! Потому что я надеюсь, что де Луна придет меня убивать. И очень надеюсь, что он будет убивать меня холодным оружием. Я таких уже видел. И мне стыдно сравнивать де Луну с бедным мертвым Арчем Клеменсом, но вот взгляд у де Луны нехороший. Вот когда Арч глотки пленным резал, он так и глядел. Только Арч был дико сильный, а у де Луны кости уже старые. Могу и сломать. И вот что странно: почему гостям такой богатый человек предложил растительную пищу? Постный день — так он же мясо ел. Возможно, он не кормит гринго хорошей едой, как Зи при виде Коула ставит на стол чернослив. Но фарш больному человеку давать — я даже и не знаю. А вот спрошу. Сейчас мне должны дать обед, я у него и спрошу. Он же нервный, сам мне миску с обедом носит и на прицеле держит, пока я ем. О, дверь открывается. — Сеньор де Луна? А почему вы дочь сырым мясом кормите? — Это не мясо, это паста из крови, жира, костного мозга. И это нужно давать в сыром виде, при обработке теряет свойства. — Это ваше средство? Вы его сколько времени даете? — Шесть месяцев! И ей стало лучше, она не кашляет. — А этот тремор у нее начался уже на фоне приема средства? — Да, но это — единственное, что держит ее на этом свете. — А не наоборот, сеньор? Чахотку не лечат. Никто, нигде, никогда. Особенно — начинкой для пудинга. — Это — старинное средство! — Дышать на жабу тоже старинное средство, да только кашель от него не проходит. Кстати, я ж отсюда не выйду, можете говорить, чьи там кишки по рецепту. — Там нет кишок! — Мне гораздо интереснее, если вы так верите в свою начинку из неизвестно кого, то зачем вам я? Что я такого умею, что мексиканскому доктору неведомо? — Нет. Причина, по которой вы тут едите мои помидоры вместе со шкуркой, именно в том, что вы — не мексиканец. Я не хочу допускать к своей дочери грязного индейца! Ага-ага. Так я тебе и поверил! Если б ты это сказал в Ричмонде, штат Миссури, то понятно. Если б ты это сказал, ну, не знаю, в Париже или еще где в Теннеси, я бы понял. Но тут же одни индейцы! Креолов, как ты, можно по беспалой руке посчитать. И хорошие доктора — в больших городах. А ты держишь дочку в глуши, под замком, как и меня. Разве что к стене не приковываешь. — А разве в Мехико нет докторов-французов? — Косные, безмозглые отрыжки сатаны! Они не могут понять, что в моих руках — исцеление. — Уменьшите ваши кишки вполовину. Или разбавляйте. Потому что ее судороги и боли явно связаны с чем-то недавним. Она на ржавые гвозди не наступала? Какой-то очень медленный столбняк у нее, насколько я могу понять. — Такой болезни нет! — Есть! Вот у вашей дочки и есть! Шеба II Мало того, что миссус Мелли опять приехала в гости, когда ее никто не приглашал, она еще и написала поучительный стих, про малютку Хетти, которую съели черви. Очень длинный стих, про всякие болезни. Интересно, кому еще он понравился? Потому что миссус Андерсон закатила глаза, а кота просто стошнило на пятом куплете. Молодые миссус этого еще не слышали, да и не надо им. А вот массе Андерсону бы понравилось, он любит всякую гадость. Или это будет гадость даже для него? Ведь пока его нет дома, то и не спросишь. И придет ли он домой? Потому что он ведь не по делу поехал, а убивать. Сама Шеба очень даже помнила, как масса Андерсон стоял на вокзале и скалил зубы. И вот так он и шел, вместе с рыжим массой Янгером. А вот что с молодым массой Чарли будет, если масса Андерсон не вернется? Куда он пойдет? И чего делать станет? Если будет солдатом, так его никто в ту Мексику не пустит. А если уйдет из армии, так у него родня есть, тоже и не пустит. Маленький он еще, хоть от него весь форт стоном стонет. Да и со скаутами этими ребенку водиться не стоит, то собачатиной накормят, то он им самогона купит. И в карты играть научился. Шеба слышала, как молодой масса Чарли у рыжего массы Янгера всякое такое спрашивал, нехорошее. Интересно, а масса Андерсон тоже в детстве такой был? А спрашивать у него про такое вот неприлично даже. Хотя то, что он сказал Кэтлоу, оно еще хуже выходит, там чем дальше, тем кровожаднее его родня выходит, аж страшно. Миссус Мелли бегает по гостиной и расписывает, какой у нее замечательный молодой масса завелся. Аж целый доктор. Фу! Только не за столом про докторские штучки! Масса Джеймс как про тот пирожок и труп рассказывал, так до сих пор вспоминать противно! Миссус Андерсон рассматривает паука на потолке. Масса Андерсон пауков любит, убивать не дает, а вот миссус Мелли их боится очень, и вот поэтому паучье семейство на потолке плодится и размножается. Молодой масса Леон прикидывается мебелью и учит свою грамматику, если его послушать. Хоть кто-то делом занят! Или нет. Миссус Андерсон еще после тех грабителей не успокоилась. Сидит, пишет, а кто ж его знает, что он там пишет? А никого вооруженного в домне нет. Но хоть скрипку не мучает. Вот чего у него так противно выходит, а у массы Джима Андерсона — хорошо? И еще дрожжи почему-то взяли и умерли. Плохая примета! Хуже не бывает, хоть у пастора спроси! Им же и не холодно было, и молоко чуть подогретое, как они любят, и не ругался никто, и не курили возле них. И как теперь пирог печь? На песочном тесте? Так миссус Андерсон не любит, у нее зубы не очень. Плохие они у нее, если честно. Очень, потому что дети зубы едят, это всем известно. А у нее их пятеро уже. А еще миссус Мелли с какими-то письмами пришла, ей попросили передать. И вот от этих писем миссус Андерсон совсем скисла, как молоко, в которое сунул наглую морду Джесси. Что ж там такое написано было? Это про массу Андерсона? Да не стала б она по нему плакать. Чужак II Что там мелкий говорил про кучу говна? Угадал! Причем какого! Коул где-то нашел медицинский журнал с письмом от сеньора де Луна. Я сначала подумал, что это шутка. Или Коул так пошутил. Потому что взрослый образованный человек не может такое в медицинский журнал писать! Рецептик этот, это такой фарш из жира, крови и мозга очень загадочного зверя хомосапенса, во! Не старше семи лет. Есть сырым. Вернее, это я думал, что из зверя. Это, мать его, докторскими умными словами, хомосапенс этот получается на обычном языке — человек. Это шутка. Это — гребаная шутка. Такого просто не бывает. А вот — нихуя! Бывает. Я, блядь, начинаю любить Кортеса, хоть про него знаю только то, что он был малость ебанут и с отрядом в шесть сотен умудрился завоевать всю Мексику. И нахуй запретил людоедство! Коул смотрит на меня как на идиота. Я его понимаю. Еще и мелкого потянул. Хорошо еще, что он уже перерос рецепт. Но это еще ничего не значит. Вот черномазая моя готовит так, как ей удобнее, а не как написано. Она, правда, читать не умеет, но все равно. И де Луна тоже так может. Чарли, гаденыш, ржет, как два коня, и говорит, что де Луна, видать, не креол, а шайен или тонкава. Вот они могут людей лопать. И лопают! И Чарли вообще не испугался! Я б в его возрасте спал бы в подвале, чтоб этот псих до меня не долез. А он во какой бесстрашный! Коул теперь смотрит на Чарли с тихим ужасом. Вот своих детей заведешь, тогда и поймешь, что они могут учудить по десять раз за день. Так у него тоже ж младшая родня есть, тоже к их выходкам должен был быть привычный. А дети еще сильнее вот такое могут. А я привычный уже. Но к де Луна я Чарли не подпущу! Вот пусть прикрывает или лошадей стережет, но в его дом — ни ногой! Слышал? Конечно же, этот поганец сделал вид, что это не к нему обращаются! Понял? Чарли, я не шучу. Он вправду людей жрет или что похуже. Понял? О, поганец закивал. Вот у него привычка делать вид, что ветер воет, дождь идет, уши закрыты — а не слышно ничего! Я, наоборот, всегда всех втихаря подслушивал, а Чарли именно что на виду трется, не скрывается. И вот еще что интересно — рецепт тот старый, очень старый. И, похоже, не помогает. Или очень слабо. Тогда зачем? Проще держать свою дочь на солнышке. Хоть погреется. Потому что или она совсем слабоумная, людям обычно интересно, чем их лечат, или они оба точно как тонкава. Или делавары. Вкусно им, значит. А еще мне интересно, почему это заинтересовались только сейчас доном де Луна, и то — пинки? Он всем вокруг взятки давал, что ли? Если да, то нам пятерым надо будет так удирать! И пятерым — если очень повезет. Возможно, из кузенов Коула уже сварен холодец. Должны же они хоть на что-то сгодиться! Главное, не ляпнуть это Коулу. Обидится еще. Хотя если этот ненормальный сварит холодец из Джесси, то особого горя, если не считать его женушку, никому и не будет. Он довольно паскудный. Фрэнк неплохой человек, а вот Джесси — зараза. Странно выходит — родители одинаковые, а братья разные. Джим от меня не сильно отличается, а вот Джесси от Фрэнка — еще как! Чарли II Па чего-то там говорил, что Кортес был малость ебанутый. Да не совсем, у него было откуда подкрепление вызвать. А совсем ебанутые — мы трое. Ну ничо, не в первый раз. Па с Миссури, Коул — тоже, да и Джеймсы. Тут другое — как их вытащить? Мы не знаем, где они в доме. Надо найти человека, который знает, где там что. Нам нужен Кэтлоу. А вот где этот кусок свинячьего говна — легче спросить, чем найти. Но это мне легче спросить, а вот па — найти. Он вот именно что выслеживать умеет, Коул далеко не зря его взял. Поэтому мы прем куда-то непонятно, вдоль реки. Я даже не знаю, возле какой. Но па вот как знает, куда сворачивать. А я — вынюхиваю дым. Потому что не курю. Вернее, курил, да не понравилось. Как это люди выдерживают? Дым жжется, аж дышать нечем. Буду деньги экономить, а то — там десять центов, тут десять центов — и ты без штанов, потому что денег не стало. О, вроде тянет. Нам туда. Или куда-то на юго-юго-запад. Ну, я туда пальцем показываю. Пешком. Вдруг какой слепень цапнет Тушнячка за жопу, и он всех спугнет. Не, чего я — опять коновод? Я ж людей убивал! Я — умею. Но одно дело — мормон, а другое дело — старый, опытный скотокрад. И я ему не пришелся по шерсти. Ну извините! Не все ж такие дураки, как его отродье. Хотя я мало кому нравлюсь. Нету у людей чувства юмора, нету! А их двоих чего-то нет и нет. Хоть иди за ними. Но тогда кони останутся без присмотра, а это херово. Но выстрелов я еще не слышал. Или это они ошиблись, там просто какой-то другой человек. Или костер дальше, чем я думал. Так, главное здесь, в овраге, в тенечке, — не заснуть. Тут потяжелее, чем в казарме. Па двужильный, да и Джеймсам там весьма хуево, поэтому и темп такой задал. У меня еще две недели отпуска, можно не пугаться. Но все равно ноги отваливаются. И жопа. Похуже, чем когда мы за мормонами гонялись, потому что тут не так сухо, но вот жарко. Так, восьмой слепень, которого я прибил на себе. И я жду их до темноты, потом беру вороного и иду этих двух дураков искать. Может, они на каких-то местных бандитов наткнулись? И одной пули человеку хватает, я еще как знаю. Или одного удара ножом, Арч Клеменс хорошо глотки резал, па про него много рассказывал, особенно когда я малым сопляком кашу не ел. В смысле, чтоб я хорошо ел, а то вот так же не вырасту, и будут надо мной девушки смеяться. Просто у Арча уже не очень и спросишь, ел ли он кашу или нет. С ведьминой доской разве что. Только па на эти все спиритические штучки ругается хуже ездового на мулах с поносом, потому что они не работают, не говорят мертвые с живыми. Никак. А ведь есть же люди, которые сеансы сами устраивают, как вот Кастер. И Кастер клялся и божился, что ему брат отвечает. Что, прям голосом или у него мышка в углу зашуршала и Кастер, дурень, обрадовался? Не буду я у него про такое спрашивать, я жить еще хочу! Док II Магдалена все же скончалась. Первая хорошая новость за весь день! И, возможно, последний день в моей жизни. Потому что де Луна придет меня убивать, когда его дочь, эту самую Магдалену, закопают. И похоронят ее, судя по всему, на семейном кладбище в асьенде. А все мои планы на самодельное оружие невозможны — цепь короткая и очень прочная, вмурована крепче, чем зубы мистера Оглторпа, ремень и ботинки у меня отобрали. Зря я Фрэнка потянул сюда. Ой зря. Он такого не заслужил. А на подмогу можно не рассчитывать, не успеют. Ради такой смерти стоило выжить на войне! Интересно, Зи про меня долго будет помнить? Или найдет себе кого-то поумнее? Я не знаю. Мать по мне особо горевать не будет, у Сьюзи свои дети пошли, Квантрилл подрастает, вся в тезку, плачьте, женихи. А про Арча я молчу. И про Фрэнка. Это Фрэнк — ее любимчик, первенец, пример для всех, и для кошки — тоже. Да только кто ей скажет? Капитан? Вряд ли, он же не настолько дурак. Шаги за дверью. Тяжелые. Не де Луна, тот шаркает. Вот гадина! Будто мысли мои прочел, другого человека прислал. Даже в рожу ему не плюнуть! Кэтлоу? Много для тебя чести, чтоб я на тебя хоть глянул. — Смотрел бы и смотрел! Конечно, Кровавый Билл Андерсон на твоем месте бы смотрелся еще лучше, но приходится довольствоваться малым. И как тебе тут, малыш Джесси? Не хочешь к мамочке? — Без тебя было идеально! Хоть выспался. — А, да, ты же работаешь, потому что не можешь обеспечить свою кузину! Твои дети хоть говорить умеют? А то близкое родство. — Нет. Мама три раза замуж выходила, вот и получилось, что по ее браку Зи мне выходит троюродной кузиной, но общей крови нет. — А в Миссури можно выходить замуж не за родственников? Или это законодательно запрещено? — За родственников именно что нельзя, брату с сестрой. Двоюродным — уже можно, но еще не нужно. А тебе зачем? «Миссурийский брак» даже не везде в Миссури признается. — Какие извращенные тонкости! Даже противно думать! — Так не думай. — Бесполезная бравада, малыш Джесси. Ты хочешь показать мне свою храбрость, которой у тебя отродясь не было. Ты мог только убивать беззащитных. — Кэтлоу, ты меня убивать пришел или заболтать насмерть? — Ни то, ни это. Ты знаешь, от чего умерла Магдалена? Оно не заразно? — Такой храбрый эбби. А боится заразы! — Заразы все боятся, но от чахотки умирают не так. Я видел. И мне интересно, от чего умерла моя крестница. — Ты еще и католик? Помолись своим деревяшкам, может, помогут, ума прибавят! Похоже на очень такой растянутый столбняк: судороги, дрожь, боли во всем теле. Я слышал, как она орала ночью. А ты подумай, как это человек кричать должен, если мне через толстые стены слышно? — Он ее все-таки кормил «испанским мясом». Я говорил, что не сработает! Но кто когда меня слушает? — Это что, тот ядовитый фарш? — Вот именно. Я говорил, что это — безумная выдумка. Но он же образованный! Он же меня не слушал! — А разве бывают ядовитые звери? Вот чтобы мясо — отрава? — Звери — нет, малыш Джесси. Только есть такой мистер Дарвин, который умную книжку про происхождение человека написал. — Так он — богохульник. И я про такое и думать не хочу. — А вот если б ты эту книжку читал, то понял бы нечто важное, малыш Джесси. Человек — это зверь. — Меня уже тошнит. — Я и не думал, что он на такое пойдет. — Пошел. Теперь у него нет дочери. Какое горе, сейчас зарыдаю! — Вот насчет тебя, малыш Джесси, мистер Дарвин прав.