***
Не можешь изменить ситуацию — поменяй отношение к ней. Понимает это и Райнер, когда через полторы недели, уже не так зажимается от окликов по новому имени. Огромную роль здесь играет Ирвин, с гордостью и теплом откликающаяся на новый позывной. Издалека наблюдает за ней, тихо и бережно организуя в душе отдельный, благоухающий белыми розами сад. Изредко перепирается с Пятой, которая так и не нашла для себе имя. Впрочем, ей итак идет. Смотрит, как в изящных пальцах, пока ещё ребенка, вспыхивают стихии. На то как искусно она управляется с ними, можно смотреть до безобразия долго. Сама же улыбается уголком губ, пряча в глубине зрачков глубокую печаль. Ей досталось бессмертие и колода тридцати шести карт. По всей видимости — отец верит что этими картами она сможет перерезать кому-то глотку. Как оказалось, нужны они вовсе не для этого. Пока сзади неё, на тренировочной площадке, её семья оттачивает способности, а Ваня в длинных коридорах играет на скрипке, Райнер уверенно раскладывает карты перед отцом и начинает игру. В игре жизни — она Туз.ТУЗ — игральная карта с одним очком, изображенным посредине, в большинстве карточных игр считающаяся старшей в масти.
Что ж, стоит отдать должное. Настолько доходчивой трактовки своей способности она ещё не находила. Сравнить Бессмертие с картой Таро Нуво*, надо же было додуматься. При том, это не только она. Равнее неё — только Королева, Король и Валет. Королева — Эллисон, за счет своей завораживающе-опасной способности. Впрочем, так все и разбилось. Третья сильна, за счет детского возраста, ещё не осознает до конца силу и мощь своей силы. Это намного искуснее манипулятивных путей, буквально прямые приказы, которых ты не можешь ослушаться. Король — Лютер, из-за старшинства и общей нумерации. Он первый. Соответственно, самый сильный. Конечно, она не может и не хочет отрицать его силу. Что же до Диего? Пока его силы достаточно скудные, почти без надежды на потенциал. И Валет — Ваня. Слабее вышеупомянутых фигур, только из-за незнания о своем даре. Как только он проснется или вскроется — моментально перескочит на место Королевы. А уж вместе с третьей это продолжится, или нет, один только Черт знает. Если пополнять этот список: она бы точно внесла Ирвин и Бена. На счет Пятой не уверена. Её способность сильна и практична, но идет в сильный разрез в сравнении с другими. Клауса бесспорно отнесет к Королю. А её способность недостаточно гибкая, чтобы встать на место Королевы или Короля. Будь она хоть четырежды Номером Ноль. Вот именно что, Ноль. Она буквально полный ноль, не имеющий в себе ничего кроме бессмертия и душащего холода с отталкивающей наружной оболочкой. Это и смекнул её отец, когда давал им «имена». Карточная символика их семьи. И это, по-правде, забавно. Но отлично отражающее все силы. Поэтому на своё положение Туза она не возражает. Все равно бесполезно. Бесспорно, она сильная фигура, не слабее Королевы и Короля. Просто у неё другой спектр. Тоже самое ей говорит отец, вручая стандартный пистолет с магазином семь пуль. «Не пневматический» — только и успевает скользнуть мысль, как на пальцах ощущается металлическая тяжесть. Её задача на задании проста — выполнять роль стрелка одной пули. Впервые на задании она стоит не в форме академии, а в стандартном, теперь, одеянии снайпера. И когда за углом прорезается пронзительный крик, к ногам падает испепеленное тело, а ей по-доброму усмехается Ирвин, растирая огненные пальцы. Райнер хмыкает. Они так легко совершают убийства.***
А через год пропадает Пятая. Демонстративно встаёт из-за стола и больше не возвращается. Грудь сковывает цепями волнения. Но они начинают жалить только после того как на пороге появляется заплаканная Ирвин, жмущаяся и льнущая к ней настолько доверчиво и беззащитно, что Райнер теряется. К ней шагнула её мечта. Шагнула, схватила и привязала. Кажется, навсегда. И руки правда цепкие, держат крепко, не желая выпускать. Ирвин боится, что тоже уйдёт. А в груди наконец-то появляется название этому чувство, гложущему её столько лет. Любовь. Прижимается к ней в ответ, растворяя в сердце сомнения. Не уйдёт, если ты сама этого не сделаешь. А Восьмая двигается ближе, по-собственнически прижимая. Нулевая опешивает, и оробев держит руки на уровне её плеч. Умиротворенные обществом друг друга и общей усталостью, они засыпают вместе на крохотном диване Райнер, крепко сжав друг друга.***
А утром, Райнер встаёт одна. И нигде, во всем здании, нет Ирвин. Ушла, растворилась в ветре. Умерла будто. И Ноль старается совладать с эмоциями, беспомощно покосившись на совершенно чужое ей общество. Умерли две последние надежды. Как теперь жить? Клаус выглядит слишком расслабленным. Кажется только Райнер замечает расширенные зрачки, в малахитовой радужке. Бессильно сжимает кулаки и проглатывает тугой комок. Перекидывает взор на Ваню, кажется, ещё больше зажавшуюся. Смаргивает мелкие слезинки, смотря на Реджинальда с плохо скрываемой злобой. Что-что. Это она хочет исправить. Сложно было воспитывать в себе жестокость когда всю жизнь сохраняешь нейтралитет. Но, пришло время выбрать сторону. Едкого, въедливого дыма костра и пороха на тонких пальцах. Звуков выстрелов и вкуса горячего Виски. Отглаженных официальных костюмом и редких истерик. Быстротечного пубертата, проведенного за обучением огнестрелу и редких игр в карты. Странно как азарт не привязался. И к двадцати шести от неё окончательно отвернулись Королева и Король. Валет не говорила ничего. В своей краткости молчала и изредко разговаривала, когда ловила фигуру обтянутую в чёрную кожу на кухне, за баром отца. Седьмая тут не живёт с момента их расформирования. А Ноль и жить незачем. Вот и работает наёмником. А что? Удобно. Её-то убить никто не сможет. Да и её стрелковые способности не прогнивают где-то за офисным столом. Жизнь медленно течёт, подобная ледяному источнику. И одновременно так стремительно, что она даже не успевает понять, как оказывается на внутреннем дворе дома, вглядываясь в две фигуры из-за спин братьев. Будто из-под толщи воды слышит комментарий Четвёртого о смерти отца. Послал на последнее задание и окочурился. Блестяще. А фигуры, не сговариваясь следуют на кухню. И все шествуют за ними, ведомые знаменем восстания и ослепительного света. Лёд в лёгких немного трескается. На кухне отчужденная атмосфера и горячий воздух. Опаляет внутренние органы совсем не по-светски. — Пятая, Ирвин. Что произошло? — И вновь Эллисон оправдывает свой статус Королевы. — И всё-таки он был чертовски прав. — Заглядываться на потолок, в забытом жесте, качая ногами, молодая женщина глядит на сестру убитыми, пыльным глазами. Руки сложенны на груди в смирении и отчуждение в фигуре слишком въедливое чтобы его проигнорировать. — Что? — Королева. Он был прав, когда сказал, что ты Королева. — Широко зевает, закрывая лицо рукой в кожаной перчатке. На кухне оседает неуютно молчание, нарушаемое соприкосновение болтающегося бедра о стол. Накаленность остывает, стоит только Третьей выдохнуть через пару минут. — Райнер, ты о чем вообще? — Всё разговариваешь? — Райнер, — Интонация ужесточается, но она только задушенно хохочет. — Ладно с вами, — Закидывает свои бесконечно длинные ноги друг на друга и равномерно раскачивает ими. Молчит. — У академии есть карточная символика. — Почему от этом знаешь только ты? — Голос Лютера совсем рядом слышится до того забавным, что она снова хохочет. Хотя она и не заканчивала. Где вообще начало или конец у их семьи? — Ты похож на обиженного ребёнка. Ну не знаю, отец не посчитал нужным посвящать вас в курс дела. — И на каком основании? — Неожиданно гремит тембр двадцатилетней Пятой, а в Райнер в груди воздух кончается и истерическими клубнями топчется. Отдышавшись от приступа, нечитаемой интонацией. Сухой, трескающейся, подпитанной затаенной злобой. — Потому что, только я здесь Номер Ноль<i/>. Пятая опешивает, вероятно от того насколько сильно изменилась её <i>подруга. На деле нет, не так уж и сильно. Все кроме приступа — огромный кусок лжи. И она это скоро поймёт, если им удастся поговорить. И только Ирвин, только на последних словах хмуро брови перемещает и по-взрослому серьёзные глаза на неё наводит. Блестящие серым изумрудом, они кажутся ей прекраснее всего. — Я ответила на ваш вопрос? Мы можем продолжить? — После минут неуютной тишины, её голос кажется в пару раз более раскатистым. — Да, верно, — Третья прокашливается, и в следующий момент обращается к девушкам — Пятая, Ирвин? Восьмая ведёт плечами и кратко пересказывает произошедшее. Буквально в трёх предложениях. Но сколько в них упрятанной боли, которой дано коснутся только Райнер. А та это и понимает. Они обе понимают. И всю ту неделю с небольшим — они не разговаривают. Только в Далласе тысяча девятьсот шестьдесят второго года, оказавшись вместе, после того как то время было похоронено в обломках луны, Райнер как следует её встряхивает, просто молчаливо отходя после этого. Она была права. Ваня с её силой — Королева. Не в её идеалах кричать и обвинять. Не в её идеалах было меняется. Что вообще было в её идеалах? Она сама не знает. Но кричать хочется. На животе скрепляется замок, а в лопатки утыкается мокрый нос, шепчущий извинения навзрыд. Говорящий о страхе, и обо всем. И Ноль понимает, так просто: да плевать на идеалы. Она все ещё любит её. И вряд ли это исчезнет или сотрется. Они справятся. Обвинять она больше не хочет.***
Они справятся. Кто в это верит вообще? Они — две наивных дуры. Не таких уж и наивных, как выясняется. Потому что урвать встречу с Пятой — выигрыш покруче многих. В моментальном порядке, разыскивают и остальных. Пятая берет все бразды правления на себя. Им по-сути нужно просто быть послушными и не присягать на её планы, чтобы наконец-то вернуть все на круги своя. На шестьдесят процентов все даже работает. Работает. До того момента, как их встреча не накрывается медным тазом. Эллисон и Ваня не пришли. И Ноль вроде не злится, ей вроде плевать. Но на взвинченную до состояния лопнувшей струны, Пятую смотреть больно. Поэтому, когда они отправляются на поиски Вани, она молчаливо протягивает сестре пластиковый стакан карамельного рафа. В молчании реабилитируется дружба. А по приезду на ферму — вовсе творится хаос. Начиная снегом, заканчивая перепуганной девушкой, что вырастает перед ними по приезду. Что-то бессвязно шепчет указывая на огромное здание. Без переглядок, все устремляются вовнутрь. Ирвин выравнивается рядом с ней, будто успокаивая разбушевавшееся волнение. Трясет отросшими черными волосами и коротко ей улыбается. Снова. Несмотря на то, что ей тело «старше», от этого жеста она чувствует себя одиннадцатилетним подростком с картами. Буквально слышит прогрохотавший выстрел, сделанный тринадцатилетней Райнер. Снова сглатывает комок и видит перед собой не Валета. Почти Королеву. И приходит осознание. И Ирвин, и Пятая — Тузы. Вот почему она так долго металась, пытаясь понять к какой группе их отнести. А потом, все происходящее смешивается в непонятный водоворот. От Куратора и Комиссии, до собственной смерти и Пятой, вышедшей на новый уровень, пронесшейся перед глазами синей вспышкой. Она почти почувствовала как пуля выходит из плоти и как секунды шагают назад. От пропажи Лайлы, до первого взятого портфеля и отправления домой. Долгожданного и будто забытого. Мышцы плеч ломит, но она почти искренне улыбается, впервые обнажая такой изгиб губ перед людьми. Они вернулись, они правда здесь. Осматривает здание, на наличие чего-то нового, но так и не находит, что конечно радует. В порыве забытой эйфории, порывисто обнимает Пятую, прошептав ей слова благодарности в скулу. Ловит руку Ирвин и уже у первой стены, порывисто целует губы, внимая аромату лимона. Глупая получилась история, и ни капли не поучительная. А карты Райнер давно выкинула. Зато ей почти тридцать и она объяснилась в чувствах.