***
Снова оказался в уютной и просторной спальне мужчина не скоро — нужный человек не нашёлся дома, поэтому пришлось одеваться и выходить на его поиски. Посыльный, оказывается, чинил вместе с другими мужиками мост, который размыло на прошлой неделе. Глупых вопросов тот никаких не задавал, просто молча принял письмо и отправился выполнять поручение Безухова. И теперь, стоя посреди комнаты, Пьер нежно и тепло улыбался, смотря на обнимавшего во сне одеяло, Болконского. Граф все ещё отчётливо помнит, как из холодного и закрытого со всеми и каждым человека, Андрей медленно превращался в нежного и очаровательного возлюбленного. Это стоило в свое время (если вообще это понятие актуально в мире мёртвых), Безухову очень много времени, уговоров и разговоров наедине. По-началу Болконский вырывался, недовольно шипел и артачился в его сторону, убегал и игнорировал, отсиживаясь у себя дома — причём в полном одиночестве, так как их пути с Лизой разошлись, как только они оказались здесь. По слухам, сейчас она ведёт прежний светский образ жизни, и у неё новый кавалер. Впрочем, бывшему супругу до этого не было абсолютно никакого дела. После того, что произошло, он мало что чувствовал, только тоску и серость в груди, осевшую мерзким осадком на душе. «Война меняет людей», сказал однажды кто-то. И Андрей изменился, правда в худшую сторону — стал ещё более закрыт, сумрачен, равнодушен. Иногда ему даже чудилось, что он умер дважды. И так было, пока Пьеру не надоедало терпеть, и он забирал друга из холодного одиночества. После шли поначалу неловкие, а потом более мирные разговоры, имевшие свойство растягиваться на часы. Много раз Болконский отстранялся, хотел снова погрузиться в свою пустыню безнадежности, но Безухов в такие моменты, несвойственно себе, властно разворачивал его лицом и к себе, клал свою огромную ладонь тому на щеку и твёрдо, чуть ли не по слогам твердил: — Не отпущу. Больше никогда. А потом Андрею самому наскучило одиночество. Стало таким привычным, важным постоянное присутствие графа, его медвежьи объятия, ласковые слова, а вскоре и поцелуи, после одного из множества интимных вечеров. Впервые он почувствовал себя по-настоящему любимым. Почувствовав пристальный взгляд на себе, Болконский медленно открыл глаза и приподнялся на локтях, встречаясь глазами с Пьером, который тут же растянул губы в мягкой, свойственной лишь ему, улыбке: — Моё солнце проснулось. С утра, весь такой взлохмаченный, сонный и открытый князь действительно был похож на тёплое, мягкое солнце. Пьерово солнце. Ну как тут можно не влюбиться? Снова и снова… До бесконечности. Андрей слегка нахмурился, словно вспоминая что-то, а потом внимательно оглядел возлюбленного. — А ты вообще ложился? Хотя нет, подожди, можешь не говорить, я сам отчётливо всё вижу. — Болконский, увидев непонимание Безухова, указал на свое лицо, проведя тонкими пальцами по нижним векам — мешки под глазами, милый. От такого тёплого «милый», Пьер был готов в ту же минуту растечься лужицей по паркету. Только его князь может говорить ему такие, казалось бы, простые слова, и уже касаться ими самого сердца. Граф подходит к нему, садится на край кровати, аккуратно берет небольшую ладонь в свою и почти невесомо касается её губами. Проходится по пальцам, костяшкам, плавно переходит к худому запястью — всё так же мягко, сладко, как будто боясь что одно неосторожное действие, и князь исчезнет, рассыплется в пыль. Но Андрей не пропадает, а наблюдает за Безуховым, но без прежней присущей ему настороженности, а расслаблено, спокойно. Потом второй рукой зарывается в волосы Пьера и немного их тормошит, при этом мило и слегка игриво улыбаясь. Они сидят так по-семейному очаровательно ещё с минуту, пока Болконский не спрашивает: — И всё же, mon amour, отчего не спалось тебе? Граф отпускает чужую руку, оставляет последний поцелуй на лбу, потом молчит ещё какое-то время, пока наконец не признается: — Мой друг, господин N., попал сюда. Я узнал об этом вчера поздно вечером, и не смог успокоиться, поэтому лишь рассвет — решил написать ему. Только что отдал почтовому, надеюсь он нигде не задержится. Хочу увидеть его как можно скорее! Андрей хмурится, пытаясь тщетно вспомнить такого, но после понимает, что скорее всего, этот человек был уже после него, и от этой мысли невольно налетает странная грусть, которая не ускользает от внимательных глаз Пьера. — André, ты выглядишь расстроенным? Что тебя опечалило, расскажи мне. — Безухов приобнимает маленького, по сравнению с ним, Болконского, за плечи и притягивает к себе, не давая ему шанс сбежать от вопроса. А тот в свою очередь, лишь тяжело вздыхает, устало прикрывает глаза, но всё же отвечает: — Мне жаль, так жаль, что я не смог быть рядом с тобой столько, сколько мог бы. Пока я находился здесь, ты сильно изменился, увидел многое, встречался со многими. Иногда я чувствую, что являюсь лишь страницей книги, которую перелистнули. Пьер удивлённо посмотрел на князя. Вот так просто услышать подобное откровение от него, далеко не частое явление, ведь говорить что-то прямо и без утайки было невыносимо трудно такому, прежде разбитому человеку, чувства которого уже были в чужих руках, а потом оказались разбиты. Да, такова была натура Андрея, он предпочитал сам обдумывать всё у себя в голове, а не спрашивать открыто. В отличие от чересчур прямолинейного и искреннего Безухова, иногда ставившего возлюбленного в тупик своим поведением. Поэтому сейчас, умилившись, граф наклоняется к Болконскому, оставляя очередной поцелуй, но уже в области шеи, и тихо шепчет тому на ухо: — Сейчас ты со мной, а я с тобой. Разве это не важнее того, что было когда-то? Хотя не скрываю, что при жизни я очень скучал по тебе, Андрей. Хоть со стороны Пьер выглядел простодушным чудаком, но в нём скрывался истинный талант чувствовать людей. Отчасти это и являлось прежде причиной их дружбы с князем. И сейчас Безухов прекрасно понимает, как трудно ему было находиться здесь, в полном одиночестве, с грудой пугающих мыслей и камнем на сердце. Князь отворачивается к окну, и ненадолго в комнате остаётся тишина, лишь изредка нарушаемая песнями птиц со стороны сада. Наконец Пьер не выдерживает, подцепляет пальцами чужой подбородок, направляя на себя и мягко касается его губ своими. Невинный жест, в котором заключается не столько романтический подтекст, сколько успокаивающий. Такой, какой нужен сейчас Болконскому. Он смотрит на мужчину странным взглядом, а после обнимает того за шею, тихо сопя тому в затылок. Безухов улыбается с такого поведения, заключает в капкан своих рук, немного укачивая, словно ребёнка и мечтательно смотрит куда-то в потолок: — Поехали со мной к графу N.? Я горю желанием вас познакомить, André. Пьер преподносит приглашение осторожно, давая возлюбленному свободу выбора, потому что прекрасно знает как тот относится к подобному, но при том, на всякий случай добивает последней фразой: — Я люблю тебя, душа моя. Прекрасно ведь знает, как она действует даже на самые строгие решения Андрея, что стоит произнести эти волшебные слова, как тот слегка краснеет, уводит взгляд, о чём-то ворчит, а в конце соглашается с Безуховым. И сейчас Болконский по-доброму усмехается, закрывает глаза и кладёт голову Пьеру на плечо, после чего сразу сдаётся. — Конечно, буду рад встрече с ним. Граф победно улыбается, пока Андрей закатывает глаза, а потом резко встаёт и вместе с тем хватает на руки ошалевшего от сих действий князя, прокручивает его вокруг себя, и пламенно прижимает к сердцу. Сейчас он радуется не самому согласию князя, а тому, что тот поделился с ним чувствами, переживаниями, которые Безухов смог рассеять. Это действительно ценные мгновения, кто бы что ни говорил. — Пьер, что на тебя нашло? Ты сегодня слишком приставучий. — смеётся Болконский, когда граф наконец-то ставит его на пол и снова обнимает, на сей раз за талию. Мужчина сильнее прижимает Андрея к себе, чтобы максимально сократить расстояние между ними. Они стоят так ещё немного, князь нежится в родных объятиях, словно желая полностью утонуть в них, а Безухов, будучи очарованным таким уютным Болконским, не может содержать красивых слов, так и просящихся вылететь наружу: — Ты моё очищение, моё духовное спасение, мой catharsis. Tu es à moi*. Только с тобой я становлюсь таким влюблённым дураком, не могу перестать наслаждаться тобой. Je suis heureux*. — льётся речь медовым потоком, а мужчины так и стоят в ночных рубахах, неприбранные, но с тёплыми взглядами, направленными друг на друга, счастливые до бесконечности.на этот раз действительно
до бесконечности