Слуга Тьмы

Ее сердце не билось. Лес, обступавший Литтл-Хэнглтон, стоял в ночи обугленным, страшным и голым: лишь черные когти ветвей раскачивались под черным небом. Все черно. А под ногами снег — серый, ненастоящий. После недавней бомбежки здесь все так. Мертвая земля, а под ней — мертвые люди. — Не смотри, — сказал Нейдж. — Ничего, посмотрю, — Кетти Коутс — темный рыцарь, не трепетная девица, и подобные зрелища ей нипочем. — Не смотри. Ее Лорд обернулся, одарив Кетти ледяным взглядом. У него темные глаза, красивые — как у зверя. Только и звери так не могут глядеть: прямо в душу. — Мой Лорд? — Скоро ритуал. Очисти разум от мыслей. Не думай ни о чем. Кетти простодушно улыбнулась. — Да я ни о че… — Думаешь, — оборвал ее Том. — и кроме того — лжешь. Грудь схватило; что-то острое оцарапало легкие и рванулось к горлу. Кетти стоило труда не сблевнуть. Ну что ж, что так, то так: она врала. Стоит ли из-за этого ей шею ломать? Своего Лорда она не могла ослушаться, как не хотела, но куда тут денешься — он в ее мыслях. Он в ней. И нет спасения от этой страсти. Левую руку — ту, на которой теперь извивалась черная змея с черепом — обожгло страшной болью. — Все в порядке? — притворно-заботливо поинтересовался ее Лорд. — Аа-га… — Кетти могла поклясться, что сейчас ее губы выгнулись в самой мучительной улыбке из возможных. — Просто что-то в горле застряло. Завтрак, видно… и кишки. — Будь аккуратней, — Едва зрительный контакт прервался, боль отпустила. — И не разочаровывай меня еще. Кетти хотелось бы что-нибудь съязвить насчет разочарований, но голос не шел из глотки. Да и настроения не было. Когда ее Лорд сердится, ей тоже плохо — только б он знал. Но он не знает. И не хочет знать. Чувства смертных, таких как она, ему чужды. — Сказал же тебе, Коутс! — шикнул на нее Эйвери, подходя ближе. — Чего смотрела? — Все-все, Нейдж. Не жужжи. Эйвери пахнет пауками, которых хранит в банках, а еще пряной кислотой и книжицами — такими же сухими, как он сам. Чего ему любовь? Он прежде тарантула поцелует, чем девицу. Кетти мысленно ухмыльнулась, представляя эдакую сцену, но потом ей снова стало грустно. “Литтл-Хэнглтон” — гласила табличка, страшно топоршащаяся из-под покореженного авиабомбой шоссе. Чем дальше они шли, тем гуще становились толпы беженцев, несущихся к Лондону. Сейчас их особенно много: они идут и днем и ночью, старики и малые дети, мужчины высокого и низкого роста, босоногие и с младенцами на руках. “Не смотри”, — повторял им Темный Лорд. И они не смотрели. Один раз, правда, какой-то сумасшедший маггл напросился на их внимание: — Безумцы! Вас убьет там, безумцы! — Он был в мотоциклетных очках, впалыми от бессонных ночей глазами и сбитыми в кровь руками. Ее Лорд толкнул безумца с дороги и тот больше не вставал. Чуть позже Кетти увидела (хоть и не должна была) первые могилы близ шоссе — маленькие, вырытые для детей. Ворон Корвуса кружил над ними и каркал; ей же казалось, будто птица говорит: — Тр-рупы! Тр-рупы! — сказал он и сел на плечо Кетти. — Знаю. Эту птицу не уймешь. Эйвери говорит, Корвус сам воспитывал ее. Чудаки эти Лестрейнджи. Вороны у них заместо собак — и у каждого по своему, вроде спутников жизни. Такие, слышала Кетти, по сотню лет живут. Страшные бестии. Как и их хозяева. Корвус шагал в стороне, сразу позади нее. Бледный и тощий, как вяз — настоящий мертвец. И пахнет от него мертвецом, мертвым вороном. В школе он боялся едва ли не каждой тени, а сейчас вырос, совсем другой человек. Фредди говорит, Корвус был первым. Первый слуга Темного Лорда — звучит красиво. Вторым стался Нотт, третьим Эйвери, четвертым — сам Фредди. Долохову досталось стать пятым, а Кетти — шестым. Шестое место хоть и так себе, но Нейдж верно заметил: “С тобой нас семеро, — сказал он после Посвящения, в умывальне, стирая с нее кровь. — Семь — самое могучее волшебное число. Наш Лорд любит такие совпадения”. “Наш Лорд”, сказал он. Темный Лорд принадлежит каждому из них, но никому лично — все слуги Тьмы равны и все Ему едины будь ты первым или последним. Обидно. Кетти прикусила губу и вперила пальцы в ребра. Сердце ее не билось с тех пор, как она попробовала молока единорога, но куда ж ты денешь страсть? Ей хотелось Тома. Такими мыслями, однако, со своим Лордом не делятся... — Стоять! — вдруг раздалось из подлеска. Рябой маггл в форме выглянул из-за сосны и поднял перед собой керосиновый фонарь. — Зона бомбежки. Дальше ходу нет. Назовитесь! Ее Лорд выступил вперед, откинув капюшон. — Покажи нам кладбище, и я тебя не убью. Рука маггла инстинктивно потянулась к кобуре, но едва коснувшись, замерла в нерешительности. Кетти почувствовала заячий страх, свернувшийся в нем тугими кольцами. — На… назовитесь! — У тебя нет оружия, не пытайся нас обмануть, — спокойно, как само собою разумеющееся, сказал ее Лорд. — Ты носишь эту штуку и форму для красоты, но не думай, что нас пугает ее вид. — Не... не знаю о чем вы говорите! — О тебе. — Том сделал шаг и другой, встав с ним вровень. — Стервятник клюет брошенное мясо и в том нет ничего достойного осуждения, но когда этим занимается человек мы отчего-то кличем его мародером… — Я ничего н-не крал! Они с-сами остави… — Как я и сказал: ничего достойного осуждения. Показывай нам кладбище. Лицо молодого человека исказила гримаса ужаса; рука, бывшая все время на поясе, немедленно дернулась вбок с выставленным указательным пальцем. — Т-т-ата-м! — Спасибо, — со всей вежливостью ответил Том и повернулся к своим рыцарям. — Убейте его. Маггл тут же побелел, как простыня. — Но в-вы обещали, что не… Не… — Все так, — Ее Лорд виновато покачал головой. — Ты имеешь право выбрать, — Обведя своих рыцарей рукой, он обернулся к магглу. — Выбирай же: кто вместо меня станет твоим убийцей. Выбирай быстро. — Бровь его вопрошающе изогнулась, когда глаза несчастного пробежали слева-направо, так ни на ком и не остановившись. — Тяжело тебе видно решить? — Маггл зажмурился. — Тогда позволь мне: Кетти! Ее сердце будто обдало холодным ветром. — Мой Лорд? “Убей, — разлетелось в голове медным эхом. — Заслужи мое прощение“. Кетти не посмела ослушаться. Да и как можно, когда Темный Лорд на тебя так смотрит — жадно, неистово, мрачно. О, ради этого взгляда она и человека зарежет. За улыбку ее Лорда, за его внимание — неужто это не сладко? Голова сама кивнула в поклоне, опережая мысли: — Мой Лорд… Она подошла к магглу. “Кости, кровь и кинжалы”— так говорил ее Лорд, собирая слуг в дорогу. Кости, кинжалы… Все даже очень просто. Кости стояли перед ней, кинжал был сжат в руках: горло несчастного оказалось как раз перед глазами. Она провела по нему — легко и резко, как по шелку. Кровь не преминула появиться следом. Несчастный попытался кричать, но Кетти быстро зажала ему рот. — Ш-ш-ш, скоро все закончится, расслабься... — но тот лишь сильнее дернулся в ее руках — совсем как заяц. Ноги его выбили страшную дробь по земле, ударили ей в живот. — М-ф-ф! — Да что за драккл! Неужели... она волнуется? Кетти метнула взгляд к своему Лорду. — Хе-хе, сейчас… — Пальцы ее, наконец, сошлись на плохо рассеченном горле и придушили несчастного. — Теряешь сноровку, Коутс. — едко заметил Нотт — белобрысый, высокий, с печатью безразличия на лице. Кто с ним не знаком может подумать, эта мина у него с рождения, но Кетти знала: Уиллан та еще змеюка, умеет притворяться. — Ой, чья бы корова… — Довольно! — оборвал ее Лорд. Кетти виновато потупилась. Разочарован ли он ей? Видно, разочарован. И в душе противно как-то. Грязное убийство. Сучье дело. Кости, кинжалы… и так мало крови. От злости, она резанула покрепче — и алые брызги хлынули ей на рукава горячей струей. Ее Лорд Любит кровь, а особенно когда Кетти в ней пачкается. — Ну как, достаточно? — Полы мантии слиплись, пальцы скользили. — Я молодец? — Она изобразила на лице самую невинную улыбку, какую только могла. Вышло нелепо. Ей не идет невинность. — В каком-то роде… — Лицо Тома казалось непроницаемым. Глаза, пустые как два колодца тени, будто бы и не смотрели на Кетти. — Теперь поднимись и тащи его: нам понадобится тело. Легко ее Лорду сказать. Экая туша — да еще и с рюкзаком наперевес... — Значит, тебе придется волочь его. — нетерпеливо перебил Том. “Дуреха. Он читает твои мысли”, — сразу пронеслось в голове. Кетти молча прокляла себя за наивность и взяла труп под мышки, когда тот чуть было не вывалился из ее ладоней. — Волочь так волочь. Не проблема. Кетти сняла с маггла сумку и сапоги, вытерла о рубаху слипшиеся от крови пальцы. Белокурый, с веснушками на щеках, мертвец чем-то походил на нее. Девица приложила руку к груди покойника: сердце его не билось. Ее — тоже. — Помочь? — предложил Корвус. Засучив полы робы, он опустился и потянул ноги маггла, дав ей перехватить труп с другого конца. — Ого… Я у тебя в долгу, Лестрейндж. Они поспешили нагнать остальных. Дорога до кладбища петляла, как змея, путаясь с другими, еще более извилистыми. Пару раз приходилось останавливаться, чтобы перевести дух — тащить покойника сущая морока. Кетти это бесило, а Корвуса, казалось, только забавляло. — Не так ты хотела нести эту службу, а? — поддразнил он. — Привыкай. Такова наша доля. Сучья же доля. Бросив себе под ноги взор, полный сарказма, Кетти невесело хохотнула: — Кажется, мой Лорд принимает меня за гуля: уж кому-кому, а им-то по нраву волочь свеженькие трупы, — недолго насладившись своей остротой, она вновь посуровела. — Впрочем, я понимаю... — Не-а, — загадочно протянул Корвус. — Не понимаешь. Кетти скорчила недовольную мину. Впрочем, куда ей? Лестрейндж провел с Темным Лордом больше времени, чем все они. Знает, наверное, что к чему. Он был его Первым. Первый слуга Тьмы — звучит красиво. Язык Кетти так и зачесался от вопросов. — Расскажи... Как ты стал служить Ему? — Р-раскажи! — вдруг каркнул ворон, приземлившись ей на плечо. — Р-раскажи! Р-раскажи! — Не к спеху, грязнокровка… — Лестрейндж бегло обернулся, будто проверяя, тень ли то за его спиной, или что похуже. — Такие речи наш Лорд порицает. — Боишься Его, да? — поддразнила Кетти. Корвус не поддался на уловку. — Дуреха, если у тебя есть хоть капля мозгов — тоже бы боялась. — О, я боюсь, не думай… Но страх ведь возбуждает, а? — Она поглядела на свои руки — багровые, заляпанные в крови. — Если б мы всегда всего боялись, то стояли бы здесь, подле него? — Тащи давай, — Лестрейндж двинулся скорее, и ей пришлось удвоить шаг. — Наш Лорд не любит, когда много болтают. — А мы будем совсем немно… — Корвусов ворон больно сжал ей плечо. — Ладно-ладно, поняла. Оказавшись перед кладбищенскими воротами, они застали друзей возле большой могилы — свежевырытой, глубокой, на несколько человек. Памятник, венчавший ее, чуть покосился и надпись покрыл пепел, но самое крупное слово Кетти смогла прочесть: “РЕДДЛ”. — Хоть бы предупредил, что мы идем к твоим родителям: я бы нарядилась получше. — Бросайте его, — Рука ее Темного Лорда указала на яму. — И встаньте к остальным. Кетти встала между Эйвери и Ноттом, от праздности ковырявшем землю кончиком сапога. Корвус и Фредди с Долоховым были тут же рядом — на руках у Фредди вздулись волдыри, Долохов стоял, держа обе лопаты воткнутыми в дерн. Тяжело же им пришлось: могила глубокая, знатная. Будто кто-то специально зарыл ее так, чтоб оттуда не вышли… — Мне нужен помощник, — объявил Том. — Кто из вас хочет вести ритуал? “Я”, — жадно прошептала Кетти, и ее ноги сами шагнули вперед. Увы, не только ее: оглядевшись, она увидела Корвуса, вышедшего из ряда. — Пойдет только один из вас, — Скрестив руки за спиной, ее Лорд обернулся. — Решайте. — Ты у меня в долгу, Коутс, — напомнил Лестрейндж. Дракклова задница, а ведь так и есть. Кто ее за язык тянул? — Буду дважды. Спросишь с меня что душе угодно. — Я спрашиваю сейчас, — не уступал Корвус. В голосе его было что-то отчаянное. — Позволь мне… “Не позволяй, — прошипело змеями в голове. — Возьми свое, докажи ему с-свою преданнос-сть…” Что-то терпкое и горячее разлилось внутри. Неужто ревность? Похоже на ревность, но и она так не гложет... — Друзья, мне обидно смотреть на то, как вы ссоритесь, — с деланной встревоженностью заметил ее Лорд. — А обиднее всего будет тащить в яму еще один труп… — Том всмотрелся в их лица. — Ладно! — Лестрейндж поднял руки. — Твоя взяла, грязнокровка. Иди. — Отдай ей ворона, Лестрейндж, — приказал Темный Лорд. С явной неохотой, Корвус свистнул птицу и, подойдя к Кетти, всучил в руки, крепко держа за крылья. — Убей его б-быстро, — Губы вальпургиевого рыцаря дрогнули. — Не как с тем магглом. Сразу ломай шею, ясно? — Ого! Так вот ты ж… — Это мой друг. — Корвус погладил ворона. — Позаботься, чтоб его встретила достойная смерть, — Он больно хлопнул ее по предплечью. — Слышишь? — Кажется... — Ты мне дважды должна, — Рукой он толкнул ее вперед — к Темному Лорду. — Шагай уже, грязнокровка. Легко же это, шагай. Ноги, будто сговорившись, не слушались ее на подъеме; пальцы, липкие от крови, едва держали ворона. Сучий Лестрейндж, мог бы ведь сразу и сказать — она б уступила… Но сейчас это она поднимается к своему Лорду, а не Лестрейндж. Значит, по ней честь, ее выбрали, она достойна. И нечего тут думать. Кетти прогнала прочь тревожные мысли и встала подле своего Лорда, над могильным обрывом. — Тр-рупы! Тр-рупы! — разошелся ворон. Ее Лорд отвел взгляд от пропасти и посмотрел на птицу: — Как примечательна Смерть… Верно? — Темные глаза поднялись на Кетти. — Знаешь, почему вороны всегда подле нее? — Думаю, им жрать охота? — Они ее слуги. И как верные слуги, они показывают ей дорогу. Их влечет чужая погибель… Вот почему тебе ни в коем случае не стоит переламывать им шею. — Кетти поспешила покачать головой, но тотчас что-то холодное и липкое тронуло мозг, перебирая ее мысли. — Да, вижу Корвус так тебе и сказал... Но ты выполнишь мой приказ. Режь крылья и бросай его в могилу живым. — Но… — Лестрейндж, к моему сожалению, имеет один печальный недостаток: он слишком привязывается. Пора бы ему показать, чем это грозит. Кетти с трудом улыбнулась; птица дернула из рук, точно перепуганная чем-то похлеще смерти. — Выйдет некрасиво, конечно… но как хочешь, мой Лорд. Доставая нож, она прижала ворона к груди. Сердце его билось часто — даже очень. Ее сердце не билось совсем. И в самом деле, что это она должна Корвусу? Что она снова волнуется? Рукоять скользила в пальцах, мокрых — но теперь уже только от пота. — Очисти разум, — подсказал ее Лорд обманчиво мягким голосом. — Что с тобой? — Как будто ты не слышишь мои мысли… — А их и не надо слышать — у тебя все на лице написано. Совесть. Жалость. Стыд. Брось их, порви обещание, покажи ему дело рук своих и удовольствуйся им. — Он положил ладонь ей на плечо. — Порадуй меня. — А мой Лорд действительно порадуется? — Она почувствовала, как к щекам приливает кровь. — Мой Лорд наградит меня, м-м? Тонкие пальцы больно впились ей в ключицу. — Ладно-ладно. Поняла. Она сделала все, как просили. С подрезанными крыльями птица ухнула вниз, залившись карканьем на всю могилу. Потом Кетти, как и следует, бросила туда кинжал и сплюнула на ладони, еще испачканные кровью. Все кажется — больше от нее ничего не требовалось. Луна, чуть вышедшая из-за задымленного неба делала всю кровь черной. Черной была и земля, и надгробие, и Лестрейндж, в темной ярости глазевший снизу на них. Кетти подумала, что сейчас ей будет стыдно, но стыд ушел, будто смытый приливом, едва Темный Лорд потрепал ее по голове — небрежно, крепко, как верную собаку. Ах, есть что-то сладкое в этом. Что-то ненормальное. Животное. И зверь, что змеился внутри нее, всегда млел от такой ласки. Как и она сама. — Да заключится сие во Тьме! — проговорил ее Лорд, обращая взгляд куда-то к небесам. — Перед тобою невинно убиенный, слуга Смерти и кровь их — того достаточно чтоб доказать нашу преданность. Под ними — кости моих предков. Сделай так, чтоб все, чем они владели, перешло мне! С этими словами он рассек свою ладонь и выжал в могилу несколько капель крови. Кетти заметила чешую, проступавшую на сгибе кисти — змеиную, почти как и ее, когда она обращается. Красиво... Вдруг раскаты грома треснули над головой: могила, недвижимая никаким заклятием, начала закрываться. Отступив назад, она увидела, как горсти земли, точно намагниченные, засасывает обратно в огромный черный зев. Земля дрогнула пару раз, прежде чем яма исчезла — мраморной плиты больше не было, траву выжгло магическим пламенем. Все, что осталось — это огромная статуя, выросшая из теней, с косой, прижатой к груди. Статуя Смерти. — Дело сделано, — объявил ее Лорд, оборачиваясь. — Теперь у нас есть новый дом. Новый дом оказался неподалеку — высокий, каменный, в четыре этажа с четырьмя каминами. Темный Лорд повел их на холм, чуть в сторону от леса, прямо к нему. Бархатисто-зеленый сад кое-где испятнали воронки от бомб, ворота разнесло то ли взрывом, то ли заклятием, но особняк уцелел. Он был стар — старше всех домов в городке, что они видели. И как у старика, словно вены на дряхлых ногах, меж камней его проступал тонкий плющ. Кетти переступила порог вместе со всеми. Дверь хлопнула, занявшись сиянием — таким же, как на кладбище — и огородила их от посторонних глаз, точно купол опустился над окрестностью. — Добро пожаловать, друзья мои, — Ее Лорд топнул пыльную половицу еще недавно уложенного паркета. — Кровные чары отныне висят на этом доме. Я принимаю вас подле его очага — пейте, ешьте, что найдете в погребах, все ваше. Закрепляя ритуал, нам потребуется пробыть здесь всю ночь. — Звучит так романтично, мой Лорд… Не обращая на нее ни малейшего внимания, он продолжил: — Никто из магглов не будет видеть нас, ни одно заклятье не покинет этого места — здесь мы можем продолжить наши тренировки вдали от мракоборцев. В следующем году я заканчиваю Хогвартс и переберусь сюда окончательно — до тех же времен всем должно быть известно только, что на каникулы меня задерживают в приюте. Ясно? Все кивнули, переглянувшись между собой. В ту ночь Вальпургиевы рыцари запивали копченое мясо и несвежие сухари добрым красным вином из подвалов. За высоким столом с ее Лордом сидели Уиллан Нотт, Мальсибер и Эйвери — им же с Лестрейнджем и Долоховым пришлось расстелить скатерти на полу. Корвус, передавая мясо, ударил локтем ей в поддых. — Ай! За чт… — Сама знаешь. — Ах, да… — Кетти стало погано. Неужто вот оно, сучье чувство вины? — Слушай, врежь-ка мне еще. Я — тварь. Я заслужила. Вместо этого Лестрейндж просто плюнул ей в лицо. — Ну ладно... Справедливо. Последующий ужин был холодным — как в еде, так и в речах. Долохов, захмелев, предался своим русским песням. Эйвери затянул с Лордом какую-то беседу. Отвернувшись, Кетти подавила в себе ревность. Это она должна сидеть с ним на лавках. Она… Она… Вздохнув, девица вгрызлась зубами в копченый окорок — солоноватый, сухой и противный. — Любишь Его, да? — Корвус кивнул в сторону Темного Лорда. — Зря любишь. Он не из тех, кто способен это оценить — и никогда им не был. — Что, сам пробовал, а, Лестрейндж? — Хоть ты верно и тварь, Коутс, но даже тварь это чует: Ему чужды наши смертные страсти. Она чуяла, да: все чем-то пахнут. Эйвери пауками, а Корвус — мертвой ворониной. Страх пахнет влагой и тленом; пахнет грусть, тревога и ложь — все в этом мире, даже мертвые и еще не рожденные. Том Реддл не пахнет ничем. На середине трапезы ее Лорд поднялся из-за стола и, попрощавшись со всеми, вышел. Блюдо и кубок его были так же полны — нетронутые, словно он и не жаждал этой пищи. Кетти встала следом, отерев сальные ладони о скатерть: — Прошу прощения, сэры, — сказала она, зевнув. — Сон разморил. — Ага, — Нотт запрокинул сапоги на стол. — Но нам-то можешь не врать, грязнокровка. — Топай уже, — шикнул Корвус. Кисло улыбнувшись, она подняла кубок: — За твоего павшего друга, Лестрейндж. Он был самым лучшим вороном, которого я убила. Не держи обиды. Своего Лорда она застала на балконе, выходящем с третьего этажа — отсюда можно было разглядеть весь их путь через разбомбленный городок: и выжженный лес вдали, и поля, черные от рытвин и взрывов, и кладбище, и груды пепла, и беженцев — живых, мертвых, умирающих… Но Том не смотрел на все это. Подняв голову, ее Лорд наблюдал за звездами. — Слыхала от одной бабки — в них наши судьбы начертаны. — Твоя бабка глупа, — не отрываясь от вида, сказал ее Лорд. — В них только огонь. — Это я тоже слыхала. Говорят, он такой яркий, что дотягивается до самых темных уголков нашего мира. Скажи как иронично: мы можем видеть его, но никогда не ощутим. — Она выразительно двинула бровями. — Да уж, такие они, сучьи звезды. Холодные. — Вечные. — Мой Лорд не пробовал любоваться чем-то… — Ее локоть лег Тому на плечо — потеплее? — Нет, — Он стряхнул ее руку. — Нет в жизни большего чуда, чем прикасаться к вечности — ты поймешь это, не сейчас так позже. Услада бессмертных — быть подле звезд, наблюдать их рождение и гибель, пока последнее живое существо не исчезнет из этого мира и круг не начнется сначала. — Моему Лорду не будет скучно? — Вечная жизнь может наскучить лишь тем, чья собственная — невыразимая серость. Ничтожествам, конечно, куда проще доказать иное. Они любят набивать себе цену. Кетти ковырнула в носу: — Умная мысль. Я запомню. — Не трудись. Ты ведь не для того пришла, чтобы говорить со мною о звездах, — Том наконец, обернулся. — Тогда о чем? Она пожала плечами, кивнув на кровать, стоявшую всего в паре шагов. — Ну… Ночь долгая. Мой Лорд не делил с нами питье и еду — боюсь, ты и не спишь вовсе. Так может… — Здесь умерли мои дед с бабкой. К горлу Кетти подступил окорок. — Оу… Это ужасно. Соболезную — Ни к чему. Я сам их убил. Что ж, похоже на правду: ее Лорд и не на такое горазд. Она поджала губы и попыталась улыбнуться. — Ладно. Драккл с ними. Я — твой слуга. Чем мне можно услужить моему Лорду? Резкая боль пронзила череп, будто что-то змеистое и живое вползло в ее голову. Кетти повалилась на колени. — Ты жаждешь меня, — просто сказал Том. — но не как своего Владыку. Любишь… Знай, что любовь делает Темного волшебника слабее. Привязанности, переживания, тревоги — всему этому Тьма не покорится. Страсть — вот что она признает. Страсть — это хорошо. Это правильно. Страсть очищает и дает свободу. Она есть сама суть Темных искусств, если тебе угодно. Страсть, в чем бы она ни проявлялась, дает нам силы творить то, что другие волшебники не могут вообразить. Учись управлять ей — не трать попусту — и тогда ты станешь настоящим Пожирателем Смерти. Она подняла взгляд на своего Лорда. — Когда? — Если ты спрашиваешь это… Еще нескоро.