***
Зачистка проходит блестяще, все довольны и максимально утомлены. Уилл клонит голову на плечо Альберта, как только мы садимся в карету, и тот обнимая брата за плечи поглаживает по рукам как ребёнка. Эту сцену можно было бы назвать просто сопливой, если бы не одно, но — эта падла, лаская брата смотрит прямо мне в глаза и паскудно улыбается. Приходится выматериться про себя и уткнуться в ночной пейзаж за окном чтоб не устроить мордобой в карете. Сколько я себя помню, меня раздражали такие рафинированные аристократы, те кто не томился от скуки и бремени своего положения как я когда-то, а чувствовал себя как рыба в воде среди всех этих условностей, манер, правил и ограничений. Я находил таких мужчин немногим лучше грязи, слабыми и ни на что не годными. Ладно бабы, им вся эта хрень ещё как-то свойственна и простительна, но подобные особи мужского пола пробуждали во мне дикую злобу. И при первом знакомстве, Альберт показался мне именно таким, ни на что не годным дамским любимчиком. За что я жестоко расплатился на первом же задании. Он хладнокровно убил несколько человек, даже не запачкав свой дорогущий костюм, а затем, когда надо было уносить ноги, с улыбкой поведал, что, если я отстану он бросит меня как ненужный балласт, не раздумывая. Это я-то балласт? В боевой вылазке? Помню, как меня вывело это из себя. Я тогда ещё не знал, что по физической подготовке эта скотина не уступает мне практически ни в чём, и разозлился до кровавых пятен перед глазами. Захотел врезать ему по красивой морде, и нарвался на не шуточный отпор. Два сломанных ребра, и разбитый нос, достались мне за неправильную оценку соперника. Альберт отделался синяком на скуле, и вывихнутой рукой. С тех пор, каждый раз, когда мы с ним оказываемся на миссиях, не проходит и минуты чтоб он не достал меня до печёнок. И это уже стало даже чем-то вроде ритуала, но с недавних пор, к нашим перепалкам добавилось нечто новое. То, от чего я потом не мог заснуть неделю, или две, и отчаянно искал женского общества на ночь. Альберт прикасался ко мне едва заметными жестами, говорил таким голосом, от которого у меня волосы вставали дыбом на загривке и смотрел таким взглядом, который сжигал меня заживо. Я должен был это как-то пресечь, послать его на хер и жить себе дальше, но… Но я как последний наркоман пристрастился к этим знакам внимания, хоть и ненавидел себя за это. Ненавидел то, как тело реагировало на его прикосновения, ненавидел как срывалось в бешенный ритм сердце и пустела голова, ненавидел и хотел этого в одно и то же время. И Альберт знал это, чувствовал каким-то шестым чувством и пользовался на всю катушку. Он играл со мной, дразнил, издевался, как самый утончённый садист. Мешая внутри моего сердца коктейль из ненависти и болезненной зависимости. Думаю, что-то подобное испытывает к Уильяму Луис, хотя он без сомнений боготворит брата. — Полковник, вы там сознание потеряли или это усталость? Альберт говорит это на грани слышимости, но у меня непроизвольно сжимаются кулаки. Хочется плюнуть ему в лицо или сказать что-то мерзкое, но с нами в карете Фред и спящий Уильям, сцена была бы неуместна, чем эта сволочь и пользуется. — Пошёл ты. Выходит, как-то хрипло и отчаянно, вместо гневного и злого. Старший Мориарти не отвечает, а только облизывает бледные губы и смотрит прямо мне в глаза. Чёртов больной ублюдок.***
После доклада и обсуждения, я иду в душ и выкрутив кран с горячей водой на максимум упираюсь лбом в кафель на стенке. Мысли об Альберте заполоняют всё внутри черепной коробки, и я издаю бессильный рык сдаваясь перед этим наваждением. Рука сама скользит вниз по животу и обхватывает затвердевший член. Господи, как же до этого дошло? Почему меня возбуждает до кровавых пятен смазливый мудак, совершенно не похожий на девушку? Я никогда, никогда, чёрт побери, не заглядывался на мужиков! Но сейчас в голове всё словно поломалось. Это чувство, это желание, оно противоречило всему что я о себе знал раньше. Мои принципы, мои вкусы, мои чувства, они словно были теперь отдельно от меня. Всё заслонило собой ощущение безумия и нездоровой тяги к человеку, которого я ненавидел так же сильно как желал. — Ал… А…Альбер… Альберт… Губы сами выстанывают это проклятое имя, и уже через секунду, я понимаю, что в душевой я больше не один. — Ты звал меня, Себастьян? Я разворачиваюсь с такой скоростью, что сам поражаюсь ей. Затем, я вижу сквозь клубы белого пара, черты обнажённого тела стоящего рядом мужчины. — Какого…? Не успеваю я закончить фразу как Альберт делает шаг и оказывается рядом со мной. Сильный напор воды быстро превращает его идеально уложенную причёску в однородную массу каштановых волос, а по лицу очерчивая каждый изгиб стекают влажные дорожки. Глаза у него горят безумством как у фанатиков в момент одержимости, а на губах абсолютно незнакомая мне, плотоядная улыбка. — Ты ведь звал меня, я слышал… Ладонь с красивыми музыкальными пальцами ложится на мой член, и я ощущаю как даже после недавней разрядки возбуждение снова накатывает удушливой волной. — Что ты делаешь, блять?! Я сжимаю зубы чтоб не застонать в голос, когда он резко сжимает руку на члене и положив вторую мне на шею подаётся вперёд, сначала целуя в губы, а потом остервенело кусая. — Может и блять, тут ты прав… Раздаётся у меня возле уха перед тем, как ровные зубы Мориарти впиваются сначала в мочку, а затем в изгиб шеи между плечом и ключицей. Перед глазами у меня всё плывёт от жара и возбуждения. Всё тело содрогается от желания, и я больше не в силах себя контролировать. — Ах, ты ж… Я отрываю эту пиявку от своей шеи, замечая, как на пол душевой вместе с водой стекают капли крови, и развернув к себе лицом вгрызаюсь в его рот. Руками я впутываюсь в каштановые волосы и с силой прижав Альберта к стене кусаю его губы до крови. Коленом раздвигаю его ноги и вжимаюсь возбуждённым членом в пах. Ощущения потрясающие, всё тело отзывается на его близость, а когда я чувствую, как выгнувшийся навстречу любовник без стыда трётся о моё бедро весьма возбуждённым членом, из головы выветриваются последние разумные мысли. — Ар-р-р… Г-гх-х…. Ну и больной же ты! Утробным рыком рвётся из моей глотки, когда Альберт развернувшись в моих руках на 180 градусов, поворачивается ко мне спиной, и выгнувшись как похотливая сука, смотрит через плечо своими чёртовыми глазами. — Трахни меня Моран, или кишка тонка? На припухших и подкрашенных кровью губах появляется самая развратная улыбка что я видел, и я, наваливаясь сзади, перехватываю искусственной рукой этого придурка за горло, слегка сжимая и отводя назад. Я знают где и насколько нужно пережать трахею чтобы жертва задыхалась, но не отключилась, не пробовал этого в постели, но этот извращенец сам напросился. — Да я тебя порву к чертям, ты совсем рехнулся? Сам поражаюсь откуда у меня взялись силы на то, чтоб связать это в одно предложение, но зная, что и бабы то не все выдерживают мой размер, про эту аристократическую сучку и говорить нечего. Но Мориарти, облизывает пересохшие от асфиксии губы, и потираясь своей задницей о мой член, едва различимо шепчет: — Я тронут твоей заботой, но ты зря переживаешь… Дальше я уже не слушаю. Догадка, мелькнувшая после этой фразы, подстёгивает меня гневом словно кнут. Ну конечно, я у него поди не первый, с такими-то повадками и пристрастиями. Это я только с бабами раньше спал, а эта задница небось многих кобелей обслужила. В сердце что-то больно колет, отзываясь чёрной ревностью и злостью в душе. Всякие предосторожности исчезают, и я желая выместить свой гнев развожу в стороны ягодицы Альберта и приставив головку ко входу вколачиваю его в стенку душа. — Ах-х-х!! А-а-а-а… Глаза Мориарти широко распахиваются, и он сжимает пальцы в бесплотной попытке уцепиться за скользкую поверхность.***
Внутри него узко, горячо, влажно и невъебенно хорошо. — Что, всё-таки переоценил свои возможности, шлюха? Остальные ебыри понежнее были? Делаю пару пробных толчков и с удовольствием отмечаю, как на глаза Альберта наворачиваются слёзы. Он стонет что-то неразборчивое, скулит подо мной и весь сжимается. Но уже после пары новых фрикций, внезапно подаётся мне на встречу и сладко стонет. Я подхватываю его под грудью искусственной рукой, а живой прохожусь по всей длине его подрагивающего члена, раз, другой, совмещая ритм со своими толчками. Уже предвкушаю какие синяки останутся у него на бёдрах и груди от моих пальцев, передвигаю кисть выше и снова сдавливаю горло Альберта, топя очередной стон в хрипе. — Ещё, Моран, ещё, пожалуйста… Сипло шепчет Мориарти словно в горячке и в следующий момент вывернув голову из хватки целует меня в губы, очень пошло, глубоко, страстно, желая выпить душу до остатка, и я, не выдерживая вхожу на всю длину, заставляя его забиться в оргазме. — Себасть…ян… Се-ба… а-а-а-ах-х-х… Альберт содрогается, кончая мне в ладонь, и сжимаясь внутри от удовольствия, у него распахнут рот и безумно блестят глаза, а налипшие на лоб и щёки мокрые волосы создают впечатление полной уязвимости. — Гр-р-р… Блять… Я кончаю глубоко внутри Мориарти, сдерживая рвущийся наружу стон с его именем. Сжимаю руку на его груди, а второй прижимаю к себе за шею. Оргазм такой, что меня практически размазывает по этой реальности. В глазах туман, а грудная клетка кажется слишком тесной для кислорода. Приходится упирется рукой в стену чтоб не упасть. И инстинктивно поддержать мужчину рядом. Член выскальзывает наружу, с слышимым даже сквозь шум воды, пошлым хлюпаньем, и я отмечаю, как по внутренней стороне бедра Альберта начинает стекать вязкая струйка спермы, тут же смываемая водой. В голове проскальзывает мысль, что так же, наверное, исчезают следы, оставленные на теле этого человека всеми его любовниками. Бесследно и легко. Накатывает отвращение к себе за слабость своего поступка, за то, что стал одним из многих, за то, что не устоял, что повёлся… — Да гори оно всё! Сжимаю челюсти до боли, и хватая полотенце выхожу из душа. Хорошо, что ванная у нас у каждого своя, идти в таком раздрае по особняку было бы противно. А так можно сразу же накинуть рубашку и обвязав вокруг бёдер полотенце скрыться в спальне. Альберт без сомнения голым не пришёл, значит его одежда где-то там в душе, пусть одевается и валит ко всем чертям, видеть его сейчас выше моих сил. Тут бы разобраться с тем, как дальше жить с этим мерзким ощущением использованости в душе, после случившегося. — Себастьян. Голос за спиной какой-то новый, раньше в нём не было этих болезненных ноток, может он просто надорвал связки? — Чего тебе? Если нужно полотенце, то оно в душевой есть на полке, одевайся и уходи, раз получил что хотел. Хватаюсь рукой за лежащие на столике сигареты, нервно прикуриваю, и затянувшись сажусь на кровать. Надеюсь, что он уйдёт, не уверен, что меня хватит сейчас на очередную пикировку. На душе так гадко что хочется напиться. — Мне кажется нам стоит объясниться, полковник. В голосе я слышу знакомые нотки стали, и невесело ухмыльнувшись наконец-то перевожу на него глаза. О, Господи, он так и не оделся, стоит абсолютно голый посреди моей спальни, с мокрыми волосами, и влажной кожей, на которой багровыми отметинами расцветают следы моих пальцев и зубов. Глаза смотрят прямо, а на губах, опухших и истерзанных нет даже намёка на усмешку. — А у меня есть возможность отказаться? Интересуюсь, сглатывая вставший в горле ком и стараюсь отвести взгляд от его роскошного тела, особенно нижней его части. — Нет, её нет. — Тогда валяй, объясняйся, хотя если ты хочешь мне сказать, чтоб я держал язык за зубами, или не рассчитывал на что-то после случившегося, то это можно было бы опустить, я это уже и так понял. Никто из твоих великосветских кобелей, а тем более "братиков" не узнает, что ты опустился до животного секса с таким как я… А-а-а-а-а! Сука! Что ты творишь! Закончить свой монолог Альберт мне не дал, он в одно плавное движение вдруг оказался рядом со мной и без жалости впился пальцами в раненное на миссии плечо, раздирая края раны и вызывая обильное кровотечение. Рубашка мгновенно окрасилась алым, а болевые импульсы в мышцах заставили меня взвыть. — Я польщён твоим мнением обо мне, Моран, но по-моему, ты что-то не так понял… Лицо Альберта оказалось совсем близко с моим, его зелёные словно малахит глаза, смотрели мне прямо в душу. — Когда я сказал, что ты можешь взять меня без опасений я подразумевал что растянул себя, перед тем как прийти в твою комнату. Я же не невинная гимназистка чтоб не понимать каким размером, ты скорее всего обладаешь. Уж поверь, я довольно пристально изучил твоё тело за последнее время, и здраво рассудив, предпринял все меры предосторожности, чтоб наш с тобой первый раз не стал плачевным. В голове у меня что-то щёлкает и на мгновение воцаряется абсолютная тишина. По-моему, я даже не моргаю, а только ошарашено пялюсь на Альберта во все глаза. — Как первый раз? Но ты же сказал там в душе, про блять… И я… — И ты подумал, что я потаскуха? Пальцы Мориарти с новой силой раздирают мою кожу, заставляя сдавлено скулить от боли. — Я сказал это в контексте своего поведения с тобой… дорогой полковник. Что ж поделаешь, если ты будишь во мне всё самое БЛЯДСКОЕ… Змеиным шипением цедит мне на ухо Альберт продолжая терзать плечо. Я ощущаю как кровь стекает по локтю и дальше по кисти капая на пол, а рука немеет от адреналина, впрыснутого в кровь. — Я… я не понял тебя… Альберт. Несмотря на физическую боль мне почему-то становиться легче, словно какая-то тяжесть упала с плеч, а в голове прояснилось. — Простишь меня? Говорю неожиданно даже для себя, и в изумлении отмечаю, как внезапно загораются внутренним огнём зелёные глаза напротив. — Всё будет зависеть от того, как старательно ты будешь извиняться. Ухмыляясь, говорит мой любовник, и отпустив плечо медленно облизывает окровавленные пальцы, а затем, усаживается на мои колени, лицом к лицу, обнимая за шею.