Привилегия

Дверь в комнату с тихим скрипом закрывается. Единственный источник света — приглушенно горящая лампа, освещающая важные бумаги и сидящего за столом Чан Гэна. Гу Юнь хмурится, стоит не услышать радостного «ифу» или протяжного «Цзыси», но как только он подходит ближе — на губах расцветает мягкая улыбка. Чан Гэн, придерживая голову одной рукой, а второй кисть — заснул. Настолько редкое зрелище в то же время беспокоило и вызывало теплые чувства. Гу Юнь слышал от Хо Даня, что Его Величество во время отъезда маршала, если и возвращается домой, то продолжает работать, пока солнце не начинает показывать первые лучи — страна как никогда не требует много внимания. Гу Юнь аккуратно заправляет за ухо чужую мешающую прядь, а затем осторожно вытаскивает из волос шпильку. — Чан Гэн. Гу Юнь дарит нежный поцелуй куда-то в макушку, а затем в уголок глаза. — Цзыси… Ты вернулся. Чан Гэн тут же забирает третий поцелуй в губы. — Всегда упрекал меня, что плохо слежу за своим здоровьем, а сам работаешь до поздней ночи. Сердящийся тон в его словах — напускной, в отличие от переживания, ясно читаемого в глазах. Как бы не хотелось Гу Юню защитить Чан Гэна — сердце императора всегда будет поделено между служением стране и нации, как в сущности, и его собственное. Но у маршала Великой Лян есть небольшая привилегия — ведь несмотря на все, он занимает особенное место в сердце императора. — Есть несколько моментов, с которыми мы должны успеть покончить к концу года и, конечно, надо разобраться с годовыми отчетами… Голос, мягкий как шелк, заполняет звенящую ночную тишину. Гу Юнь мог бы слушать его все оставшееся до утра время. Такой сосредоточенный на делах Чан Гэн производит особенное впечатление, равно как и другие его разнообразные стороны. Чан Гэн заканчивает говорить, то неожиданно коротко зевает. Гу Юнь тихо смеется. Вот она, главная привилегия маршала великой лян — видеть императора Тай Ши усталым, с растрепанными волосами и в помятых одеждах после тяжелого дня; в ночи перелезающим через стену резиденции Гу, чтобы встретиться со своим самым ценным сокровищем спустя месяц разлуки; звонко смеющегося в лучах летнего палящего солнца; раскрасневшегося, со сбитым дыханием, на выдохе стонущего любимое имя; разбитого, дрожащего, словно брошенный щенок, со слезами на глазах шепчущего с такой болью в голосе, что у Гу Юня сердце в тиски сжималось. Пальцы Гу Юня зарываются в волосах, взлохмачивая, поглаживая затылок. Чан Гэн слегка разворачивается, обнимает чужие бедра и упирается лбом куда-то в живот. — У нас есть время, чтобы поспать. Чан Гэн что-то мычит в ответ, крепче сжимая в объятиях, на что Гу Юнь посмеивается, наигранно удивляясь, как у Его Величества остается столько сил после изнурительной письменной работы. — Когда-нибудь, страна сможет обойтись без нашей помощи, тогда я передам трон и мы наконец-то уедем из столицы. — Сколько еще коварных замыслов у вас есть на меня, Ваше Величество? Чан Гэн поднимает голову, с искрящимся взглядом отвечая: — Столько, сколько вы разрешите использовать. Гу Юнь хочет отшутиться, но Чан Гэн резко встает, неожиданно легко поднимая его на руки, словно невесту. Гу Юнь не успевает ничего сказать, только обхватить чужую шею. — Полагаю, маршал устал с дороги? Я постараюсь, сделать все возможное, чтобы вы хорошо отдохнули. Гу Юнь мстит легким покусыванием в ключицу. Стоит заметить Чан Гэна с игривым блеском в глазах, способного спокойно давать волю чувствам, не заботясь о действии кости нечистоты, как сердце наполняется приятной теплотой. Есть ли большая привилегия, чем возможность видеть такие разные стороны Его Величества?