По зябкому миру из праха и пепла, идёт человек обтянутый рясой. Идёт он всё дальше по бескрайней пустыне, ближе к кладезе мира страдающего.
Давно он не маг, и уже не колдун. Никак не пророк или вестник. Ни бог и ни дьявол, чего уж таить. Сам уж не знает, кто есть в этой вечной юдоли.
Возможно, что он лишь давно опустевший сосуд, что бродит по давнему щебню былых королевств, без цели иль глубокого смысла, под протяжные вопли тленных ветров?
А может целитель, что сей мир затухающий вновь в форму вернёт?
Бог его знает, честно слово моё.
***
— ... В безмолвной тишине межзвёздного вакуума, по бескрайнему звёздному морю, неторопливо дрейфовал планетарных размеров «атолл», на центре которой громоздилась цитадель. На краю столь небольшого космического галеона, витал в тоскующем безмолвии скелет. Древний демон мертвецов, что зовётся архиличём. Он был обит с ног до головы сверкающим доспехом, из невероятно редких материалов. В руке его костлявой, томился древний скипетр что был подобен лабрису. Украшен этот скипетр был лезвиями, подобным двум крылам. И черепом, что вылит из металлов неземных. На этом черепе виднелись рога два, что сработаны были великим гуру кузнецов. Смотря на этот скипетр, сам лич невольно подмечал, что тот был больно уж похож на лабрис. Но быстро прогонял все эти мысли. Ведь не смел он сомневаться в предназначении того, что было лично создано его великим Господом. Внимательно разглядывая порожними глазницами в бескрайнюю гладь меж Правь и Навью, он в иной раз дал себе понять, что нет в ней больше ничего, чего бы он не видывал за долгие годы прозябания. И ему стала понятна та тоска, отчаянье и унынье, в чьи самые ужасные глубины, был когда-то погружён его Владыка. Немного призадумавшись, архилич повернулся ликом к невероятных, а если быть точнее, ненормальных видов цитадели. В глазах обычных смертных, она была непомерна противоречива, парадоксальна и абстрактна. Она всё время изменялась да искривлялась, противореча всем обыденным законам древних миров. И только те, кто выше слов о времени и расстоянии, могут заметить ту непостижимую закономерность, с которой цитадель меняется. Но даже если и понять сей противоречивый факт, замок всё ещё был защищён. Ведь невидимые стены хранят его покой. Когда лишь те немногие, кому было дано сюда добраться, касались невидимой преграды, они теряли чувство времени и пониманья расстоянья. Любой чужак "увидев" эту стену, бессознательно лишь прянул к цитадели на пролом, попадаясь в столь жестокую ловушку растерзанья. Способны их увидеть только те, что были за преклонностью законов. Или же те, что получили от подобных дар все-созерцания. В иных же случаях, необходимы были сведенья о чём-то столь далёком, и правильные знания великих запредельцев. Но мы сейчас не будем углубляться в столь запутанные дебри непостижимых мирозданий. Довольно просто, непринуждённо, прошёл наш лич сквозь эту стену, словно и не было её. И дальше шёл на встречу он давно уж принятому им дорогой, из радужного света, и серых нитей вольной гибели давнишней. Где под конец же воссияла, звезда фиолетового глаза. Выйдя из ворот радужной обливки измерений, лич наш горестно вздохнул. Его встречал всё тот же тёмный лес измения. Такой мрачный и скучной, глумящийся над чувствами земными. Не слыхали его духи-демоны о милости божественной, о доброте или надежде. Томятся в нём лишь боль отчаянья, и вой протяжный прозябанья, подобно ветру, в тихой глуши. Лич протягивает руку, смотря прямиком в чащу. И духи испугались его взора, как перед дьявольским огнём, что с ядовитую усмешкой, глумится над их видом ветхого раздора. И в миг развергнулся весь лес кромешный, под гнётом пылких огоньков в глазницах, и из раскрывшейся чащобы, прошёл небесно-белым полотном, о раскрывшие кривые деревянные изгибы, искристый лучик света в столь непроглядной вечной ночи. Все духи тёмные в то же мгновение попрятались от света бела полотна, что так мучителен для тел их. А те, кто не успели скрыться, в мучениях клубком свернулись, рыдая ядовитыми слезами. Но дьявол-лич не обратил на них внимание, и без каких-либо медлений, пошёл он дальше в глубь пучины святой, плевав на мелких демонов страданья. И вновь он на перепутье из трёх троп. Мудрости, войны и тленности. Лич слишком хорошо запомнил свою родимую тропу, из которой он переродился. Потому так снова не медля, направился по меру тленному. Сквозь сгнившие реки Дзахира, где тот воспевает свои пьесы. Кривые болота Эриха, где тот всё пишет летописи о небывалых снах. И наконец, прошёл сквозь безжизненные земли Джагона, что всё также безуспешно пытается взрастить в пустыне жизнь. Давно привычными уж стали все эти виды для лича. И проступая сквозь очередной ядерный каскад, он наконец очнулся в месте, что для него был назван домом. Замок словно из серого гранита, с неизмеримой численностью башен, что вздымались далеко за небо. Почерневшие от первобытной чёрной маны стёкла витражей, таившие в себе историю не одного тысячелетия. Скелет свернул свою голову налево, увидев вновь приевшуюся разуму картину. Давно уж сгнившая, продолжала она лелеять древо из чистой кости, на чьих заострённых концах без ведомого конца, как слёзы с детских лиц, стекали лепестки всех видов и цветов. Имя зомби, что так ласково и нежно обращается с костным древом, было "Геката". Некогда мудрая тёмных кошмаров и мрака богиня, в чьих руках была власть над преисподней и чудищами мира, была сбита со своего вычурного престола своим новым Властелином. Но не было гнева, в её ныне пустынных глазницах. Лишь только лелеянье и нечестивый восторг, от необъятных ипостаси вечно мёртвой красоты. Лунная богиня колдовства, бывшая когда-то прекрасной вечно юною девой, превратилась в страшащей видов полу-труп. С неё как со змеи, давно уж слезла кожа, оставив лишь мясо голое, изгнившее, да кости, неумолимо почерневших за доли вековые. А очи стеклянные, живые, всё смотрят в даль мира подполья. Но не мешает ей всё это заботится о колоссальном древе, порождённого из крови некровных детушек их Божества. Глянув на неё ещё где-то с мгновение, он невзначай посочувствовав её глупой юдоли, продолжил путь свой в покои вечного умиротворения и ирреальных мыслей. Туда, где все грехи и добродетели были подобны звуку в бескрайней пустоте, а все твои деяния, бессмысленные бредни в реальности забвенья. — "М-м?.." — но путь был резко заслонён ему стеною статных фигур из великанов и горгулий, что охраняют сны неведомого Бога. — "Снова пароль им нужен? Ладно, так и быть." И заговорил с ними архилич на невиданных наречиях, что человеку не слыхались. И скрежетал он челюстью-костями, дабы донести свою волю до товарищей и братьев. Когда же он закончил этот немыслимый концерт из трепыхания и хруста, солдаты лёгкою походкой двинулись в единый прямой ряд, попутно отворяя ворота в сомнамбулические недры их Господина. Лич в уже который раз издал тот лёгкий тембр самобичевательного стона. В который раз всё это происходит? Сколько будет продолжаться? Зачем он повторяет это раз за разом, в надежде хоть на какие-либо изменения? Ответа нет, и быть не может... И вот опять, лёгкой, мимолётною походкой, пролетает он над всеми стражами, чьи разумы давно находятся в забвении. Нет ни препятствия, ни хоть какой-либо эмоции. Пустые, бесчувственные маски лишь на месте былых лиц, и больше ничего. Ему никто не помешает, ни окликнет и не одёрнет. Он здесь единственный свободно мыслящий мудрец. Другие потеряли разум. Этот факт давно теплится в сознании лича, да только признавать его он всё-равно не торопился. Нет у него желания осознавать, что он единственный "живой" среди давно погибших. Наконец, когда прошла очередная бесконечность переплётов разума, он наконец дошёл к вратной радужной огранке. Дверь в плоть сплетений бесконечности миров, была в который раз так близко. Войдя в них совсем лишь на чуть-чуть, он видел всё, что только можно. От Эдемовых угодий, до первобытного кургана ада, где только пепел был, да Дьявол, что слёзы лил без света бога. Там видел он Асгардские ворота, и Нифельхейма недра. Да что уж тут перечислять? Скорее легче будет рассказать, что лицезреть наш архилич там не успел. Но сейчас у него, совсем другая цель. Не лицезрев преград перед собой, он наконец прошёл внутрь той самой радужной огранки, и вышел за пределы бытия. Снова миры предстали перед ним, только теперь, он видел всё. Буквально всё. От начала зарожденья до их конца и гибели. Наш лич ушёл за грань дозволенных волений, и перешёл на совершенно новый уровень всеведенья. Но это всё, лишь мимолётный миг. Мгновение, несведущих своих концов хотений. И снова миг, окрасился весь мир во мглу забвения. Набатом заиграла Пустота, забежали глазья Бездны и руки тянутся из Ничего. Душа лича уж далеко от тела, за новые измерения заходит. Но вот он видит свою цель. Заходит за сингулярности потоки, начав медленно стекать в лучах бесчувственного Лимба. Он слышит, видит, чувствует и созерцает пустоту, в которой был когда-то порождён. Пустота души давно почившего уж господина, что был не жив-ни мёртв. Он слышит всхлипы-стоны, какофоний из звуков агоний. И узнает ведь этот голос... Тот что мир свой погубил. Тот что Творца своего загубил. Тот что бессмертен, и тот что бесстрастен. Пустота одолевает разум. Безумия потоки не стихаю. Цвета потеряны в неистовстве, а душа плавится под взглядами иных миров. Идёт он вечно правильно, но также вечно не доходит. И этот цикл повторялся, раз за разом, не прекращаясь ни на минуту. Но что-то резко изменилось. Разум снова воспылал, безумие сошло на нет, а новые цвета накрыли пелену реальности. — "Что происходит?" Подумал архилич перед последнею дорогой. Зрение и разум затуманило, виднелись призрачно фигуры меж "небом" и стывшей преисподней. Не ясен ум, ни светлы надежды, захоронены мечты. Конец уж близок, сам же посмотри. И снова видит он фигуру титаническую, с хвостом что движется по кругу, замыкаясь на своей основе. И крылья источились словно корни, и перьев не осталось на оболочке. Там видна тьма, дом наш родной. Лич летит к ней, прорываясь сквозь ужас и мораль.***
Обитель пепла и пустыни. Здесь только ураганы и провалы, а небо чёрное как смоль. Нет больше ничего... Наш лич глядит опустевшими глазницами, что стало с миром их родным. Ведь не видал его уже, как стони триллионов лет. Но теперь он знает результат трудов его владыки. Мир опустел... А на троне, что сдерживали Бога, только цепи источившие. Бог наконец покинул это место. Уж близок миг конца истории.