Живой

      — …каса… — томный шёпот у самого уха раздался бесконечным эхом по всей пещере, уходя через каждую её щель вниз, по журчащему роднику.       Нестриженные ногти больно впились в широкие плечи, проводя красные полосы по молочной коже, и горячее дыхание измученного сладострастной пыткой учёного распаляло её, проникало в него, согревая. Цукаса чувствовал, как сердце учащенно забилось, и он опустился, ещё сильнее вдавливая тело под собой в расстеленный на земле плащ. Оно уже покрылось влагой и испачкалось из-за их так и не прекратившихся диких танцев. Но им обоим было не до того, чтобы волноваться о приятной на ощупь львиной шкуре. Нередкие мокрые поцелуи, жадные к прикосновениям тела и сбивчивый шёпот — всё это одурманивало, не позволяя им различать реальность от мальчишеской фантазии. И лишь это существовало для них. В сырой пещере, где только они вдвоём.              Когда он открыл глаза, мир был так ослепителен и ярок, что не сразу поверил, прекрасный сон ли это или страшная явь. Но зрение возвращалось, как и чёткое представление, что и кто стояли перед ним. Дрожа от могильного холода, Цукаса выбрался из своего ледяного гроба, едва передвигая своими двумя, тянулся к теплу. То было его маленькая сестричка, не выдержавшей слёз радости и счастья, и их практически невозможно было друг от друга оторвать. Они сидели на коленях, заключившись в крепкие объятия, — Шишио до сих пор не мог поверить, что действительно жив.       Тёплая рука, испещренная шрамами и свежими порезами, коснулась его плеча. Он поднял взгляд и увидел красноглазого демона, что вытащил его из кошмарного плена.       

Мы привыкли называть непохожих на нас демонами, совсем не замечая того, что они в тысячу раз были ангелами.

      Сенку ангелом не назовёшь — уж точно не по его поведению и характеру.       — Какова обстановка?       — Мы летим на Луну.       Достаточно, чтобы вновь сбиться с толку, но это же Сенку. От него другого ждать и не придётся. Цукаса сделал вид, что покорно сдался, бросил вполне логичную фразу, но в душе надеялся на одно: он нужен учёному не только из-за силы и навыков хорошего тактика.       Крохотная надежда, что между ними всё ещё горел огонёк, не угасала ни на секунду, ни на минуту. В своих «снах» он представлял себе совершенно иной мир: незапятнанный пороками прошлого, объятого цветущей и солнечной весной, повсюду зелёные холмы и поля, журчащие родники и приятное на слух пение птиц. Мечта — не более. Недостижимая, но реальная при других возможностях.              Сенку мёртвой хваткой вцепился в затылок шатена, притягивая к себе каждый раз, когда тот опрокидывал голову, задыхаясь от нехватки воздуха в лёгких. От резких и острых ощущений ему самому было затруднительно дышать и двигаться в такт, но Сенку не останавливался. Он искренне наслаждался горячим вожделением, что текло по его венам и артериям, коих ему дарило чувство заполненности. Было больно и неприятно, хотелось даже отодвинуть назад своё исступленное желание — остаться с ним и раскрыть свою вечно прячущуюся глубоко в сердце любовь — но Сенку и сам не понял, в какой момент всё поменялось. Каждая секунда теперь была бесконечной и потрясающей.       Нутро распирало то от грубых, то нежных толчков. Во рту пересохло, от чего и в голосе слышалась хрипотца. Они оба пытались быть как можно более тихими: было бы очень неловко, покажись кто-нибудь у входа в пещеру, застукав их за интересным занятием.       — Я ждал тебя. Всегда, — Цукаса зажал в своей ладони руку Сенку, и поцеловал, ластясь к ней.       — Я обещал, — шепнул в ответ Сенку, пряча пунцовое лицо за спадающие локоны. Ох, как же он не любил сентиментальность. Что же есть в Шишио такое, что заставляет выскальзывать наружу все его «слабости»?       Цукаса по-детски хихикнул, целуя влажные щёки возлюбленного. Затем ловко поднял его чуть обмякшее тельце и усадил себе на бёдра.       — О-ох, — исступленно протянул Сенку, широко распахнув глаза. Твёрдый член его большого кота словно вошёл в него ещё глубже.       Они просидели так несколько секунд, пока Сенку не начал самостоятельно двигаться, не дав возлюбленному времени на передышку. Ощущения не такие, когда лежал раскинутым на львиных одеяниях, — ещё отчётливее, раскалённее и отраднее. Ему совсем не было больно — горячая плоть Цукасы приятно растягивала тесные и нежные стенки. Жар внутри был слишком пленительным, приметным, и Сенку, сам не зная откуда, находил сил насаживаться до упора. Влажная головка вдавливалась в простату — пещера наполнилась громкими, утробными стонами, и Сенку сильнее сжал член в себе. Он не догадывался, как это принесло Цукасе мучительную, но сладкую боль.              Он не мог сразу привыкнуть к свету. Не мог самостоятельно передвигаться. Не мог чувствовать вкуса еды и вина.       А мысли, что он до сих пор мёртв, всё же исчезли.       Его окружали реальные люди, что работали в поте лица и веселились редкими ясными вечерами под звуки барабанов. Непринуждённость и свобода веяли кругом — он осязал их каждой клеточкой кожи. Он вдыхал их полной грудью и его наполняло уверенностью: он снова поднимется, почувствует вкус изысканной еды Франсуа, возьмёт в руки меч…       Цукаса не сомневался в своих силах. Он лучше всех знает своё тело и организм, однако не мог сказать точно когда.       Когда почувствует себя живым по-настоящему.              Губы сминались в упоительном поцелуе, ласкали мягкую и распалённую кожу век, щёк и шеи, оставляя мокрые следы. Сбитое дыхание раздавалось в ушах тягучим мелодичным звуком, и руки вцепились в спины, запотевшими ладонями гладя вверх и вниз. Сенку всхлипнул из-за неожиданного резкого толчка, отозвавшегося больной пульсацией в животе. Он опустил взгляд и жалобно выдохнул, открыв рот. Блестящие от слёз алые глаза заприметили выпуклость, что на его плоском животе выглядела довольно… вызывающе. Он не мог подобрать слов, не мог собраться с мыслями, и в его груди расцвела жгучая тяга прикоснуться к себе. Странное, на самом деле ощущение. Цукаса был таким большим.       Сенку приподнялся и опустился — снова и снова — его ладонь гладила живот, и непонятно отчего заливисто засмеялся, привлекая внимание возлюбленного. Тот тоже завидел своё естество и пребывал в лёгком шоке. Прикоснулся и испытал те же противоречивые, в большей степени непонятные, новые чувства.       — Цу, — севшим голосом пробормотал Сенку, взяв в ладони его лицо. Поцеловал не менее страстно и требовательно, чем до этого.       — Прости. Тебе больно? — шатен осторожно уложил любимого на шкуру, раздвигая его ноги шире.       Сенку отрицательно замотал головой и сжал колючую гриву над головой. Он ждал, когда Цукаса начнёт по обратному кругу двигаться в нём. Его большой львёнок не заставил себя долго ждать. На секунду показалось, до сего момента они только разогревались. Но это было не так.              — Ещё пару дней — и можешь позабыть об этих палках, — в голосе Сенку как всегда несокрушимая уверенность.       Цукаса улыбнулся парню в ответ, завороженно смотря на то, как он массировал его колени маслом. Оно приятно пахло цветами, коих собрали ещё с самой весны, высушили и добавили в ароматную смесь. Вообще Шишио не был любителем подобных процедур, однако Сенку так старался помочь ему поправиться, что он не мог отказать. К тому же прикосновения учёного дарили небывалое ощущение, которое передавалось тёплой волной в самое сердце.       Рука невольно тогда потянулась к распущенным по острым плечам белым волосам. Два ярких рубина удивлённо посмотрели на такие же два янтаря. Мягкая и добрая улыбка, пожалуй, искренняя и самая что ни на есть настоящая, озаряло бледное лицо сильнейшего в мире старшеклассника. В его глазах плескалась вечная благодарность Сенку. А сам учёный не мог оторвать взгляда от Цукасы — он был пленительно красив. Так красив, что он потянулся к нему, обвил руками шею и впился в соскучившиеся по ласке губы. Он целовал его в первый раз в жизни, неумело, жадно…       — Прости, не сдержался, — учёный глуповато ухмыльнулся, отходя назад.       Не сдержался?       Цукаса едва успел дотянуться до прохладной руки учёного и притянуть к себе, так, чтобы он уселся на его колени.       — Я бы и сам не сдержался, — сказал он, пылко целуя Сенку.       — Знал бы ты, как я ждал того дня, когда снова увижу тебя. Не в этой чёртовой морозилке. Среди всех нас, стоящим на двух ногах, чёрт, живым. Мне было тяжело… без тебя.       — Я виноват, — Шишио обнял его, лаская вспотевшими ладонями его спину сквозь оленью тунику. — Но, всё же позади, да? Я здесь.       — Да. Всё позади. Я с тобой.              Они оба в унисон, громко охая, кончили, пачкая друг друга горячим семенем. Усталые и выдохшиеся, они легли, прижавшись друг другу мокрыми телами. Сенку рвано дышал возлюбленному в шею, периодически целуя и покусывая кожу, и не отпускал из своей цепкой хватки его ладонь. Цукаса же гладил учёного по волосам, притянув к себе вплотную. У него получалось куда лучше восстанавливать дыхание.       Спустя время, когда солнце исчезло за горизонтом и тень сумерек коснулась крон вековых деревьев, они покинули пещеру. Вернулись вполне отдохнувшими, однако всё равно нуждавшимися в спокойном и долгом сне.       — Я люблю тебя, — едва слышно шепнул Цукаса, идя позади учёного. Никто ещё не знал, что их отношения пересекли черту, и потому шёл чуть отдалённо. Не то чтобы они хотели скрывать этого, просто ни тот, ни другой пока не были готовы.       Однако его слова достигли Сенку. Ибо он шепнул тоже самое в ответ.