You paint dreamscapes on the wall

Утренний лучик весеннего солнца пробивается сквозь полупрозрачную тюль, заливая своим теплом и светом маленькую спальню квартиры на окраине города. Лучи скользят по стоящим в углу недописанным масляным и акриловым полотнам, мелькают солнечными зайчиками в стоящем на полу зеркале во весь рост, отражаются в стеклах, покрывающих большие рамы для фото, на каждом из которых изображён только один человек. Солнце мягким золотом ложится на белые смятые простыни, на которых спокойно спит обнажённый по пояс молодой человек. Чонгук. Лучи ненавязчиво касаются лица, черты которого во сне кажутся нежными и расслабленными, почти детскими и очень резко контрастируют с накачанными крепкими руками, обвитыми просвечивающими сквозь загорелую кожу венами и покрытыми чернилами, украшающими узорами и надписями правую руку от плеча до запястья. С каждой минутой солнце всё больше заполняет комнату своим светом, но парень всё же не спешит просыпаться, изо всех сил стараясь хоть немного продлить такие драгоценные минуты в постели с утра. Когда сил терпеть уже ставшее назойливым солнце не остаётся, он медленно переворачивается на другой бок, желая укрыться от такого мешающего спать света. Чонгук неловко шарится рукой по противоположной стороне кровати в поисках теплого изящного тела его личной музы, но находит лишь чужую смятую подушку и теплые от солнца пустые простыни. — Тэхён? — охрипшим ото сна голосом шепчет парень. Тишина. Он ждёт с минуту, все ещё ленясь открыть глаза. Никто не отзывается. Тогда парень всё же медленно поднимает веки, пару раз моргает сонно и убеждается, что вторая половина кровати пустует. Чон разочарованно выдыхает и переворачивается на спину, вновь закрывая глаза, но через несколько секунд тут же их распахивая. Пора вставать. Не утруждая себя надеванием футболки, Чон медленно выходит из солнечной спальни в такой же залитый светом коридор. Он знает, где прячется его муза, поэтому сразу направляется в самую дальнюю комнату, которая, на самом деле, была задумана как гостиная, но Тэхён, кажется, постепенно превращает её в свою студию, с каждым разом перетаскивая туда всё больше своих холстов и красок. Чонгук не против. Дверь в комнату оказывается чуть приоткрытой, но Чон не спешит заходить. Издалека своей музой полюбоваться хочет. В самом центре комнаты, среди разбросанных в порыве ночного вдохновения тюбиков с масляными красками, возвышается мольберт, а рядом с ним на табурете, подтянув одну ногу к груди, сидит самый красивый человек, которого когда-либо видел объектив камеры Чонгука, собственно, как и сам Чонгук. Единственный человек, которому до ужаса чистоплотный Чонгук готов простить любой беспорядок, размазанные на пушистом белом ковре краски и немытые кисти, оставленные в ванной до утра. Единственный человек, чья загадочная улыбка, как Чону кажется, не искрит фальшью и неестесственной сексуальностью, а заставляет окружающих неосознанно улыбаться в ответ. Единственный человек, поселившийся в сердце Чона, кажется, навсегда. Его безопасное место. Его Тэхён. На нём одна лишь большая белая рубашка, украденная из гардероба Чонгука, так деликатно спадающая с одного плеча. Не слишком сильно, чтобы открыть больше, чем позволено видеть посторонним, но достаточно, чтобы обнажить острую ключицу и плечико. Его темно-русые кудрявые волосы, снова немного отросшие, в свете солнца выглядят облачно мягкими. Такими и являются. Чонгук знает. Судя по всему, Тэхён проснулся ещё до рассвета, не смог справиться с настойчивостью ночного вдохновения, которое захватывает в свои цепкие объятия и не отпускает до тех пор, пока ты не возьмёшь кисть в руки. Сначала Чонгук ругал его за это, переживал, что Тэхён не высыпается, но со временем смирился с этими внезапными порывами вдохновения у своего парня. Рядом с Тэхёном на табурете с разложенными на нем красками стоит чашка с изображением красного сердечка-пришельца, которую Тэ расписал сам. В ней недопитый уже успевший остыть латте. За столько лет жизни с Чоном Тэхён так и не научился пить «настоящий» кофе, без добавления молока и двойной порции сахара, к которому Чонгук долго пытался приучить его. Конечно, впоследствии сдался. Тэхён во всем такой: перед ним невозможно устоять, нельзя не сдаться перед этими огромными ореховыми глазами и очаровательной квадратной улыбкой, нельзя не влюбиться в изящную худобу тела, в каждый взмах пушистых длинных ресниц, в каждое движение аристократических тонких пальцев, так умело держащих кисть, в созвездия родинок на коже, в причудливый изгиб его губ, которые Чонгуку хочется целовать постоянно, в каждую из тысячи маленьких привычек. Чон позволяет себе постоять ещё пару минут, полюбоваться своей музой. Хочет запечатлеть этот момент навсегда, но не спешит за камерой. Глазами фотографирует. Спустя ещё несколько секунд Чон все же решается неспешно подойти к увлеченному процессом художнику, сосредоточенно вглядывающемуся в работу и высунувшему кончик языка от усердия. Ещё одна мелочь, которую Чонгук заметил уже давно. Не говоря ни слова, Чон мягко обнимает Тэхёна со спины и целует в обнаженное плечо, а потом в шею, вызывая мурашки по телу. Этот поцелуй чистый, лишённый сексуального подтекста, такое же светлый, как это утро и как сам Тэхён. Ким немного поворачивает голову в сторону Чонгука, слегка трется своей щекой о крепкую шею. — Доброе утро, солнышко — негромко шепчет Чон куда-то в висок. Тэхён расплывается в блаженной улыбке, счастливо прикрывает глаза и, наконец, полностью разворачивается к Чону. — Доброе, Гук-и. Я снова не смог уснуть, пожалуйста, не сердись… Я обещаю восстановить режим! — Ким кивает как бы в подтверждение собственным словам и снизу вверх оленьими глазами на Чонгука смотрит. Ну точно взгляд Бэмби. Чон легко усмехается и мягко целует в лоб, давая этим понять, что совсем не злится. Не может на него злиться. Тэхён выдыхает почти бесшумно и поднимается со своего места, давая заключить себя в уютные объятия, сам крепче обнимает Чона за шею, потирается кончиком носа о его, губами почти соприкасаясь с чужими, но не целуя. Они стоят так с минуту, как бы негласно условившись немного продлить этот тёплый момент в объятиях друг друга. Они плавно покачиваются, как будто в танце, каждый из них думает о своём в тишине. А за спиной Тэхёна холст, на котором мягкими нечёткими мазками обозначены контуры полуобнажённых тел двух людей, кажется, лежащих на простынях цвета топлёного молока, с переплетенными ногами. Глядя на картину, Чонгук узнает себя в одном из этих людей.