Синдром Адели

Картману пять. Он сидит за столом в детском саду. Сейчас время обеда, и комната наполнена стуком ложек, чавканьем и тихими перешептываниями: воспитатель внимательно следит за порядком. Эрик съедает свое печенье, но оно оказывается таким вкусным, что мальчику хочется еще. Рядом сидит Кайл, и его печенье еще не тронуто. - Кайл, отдай мне свое печенье, - говорит Эрик. Он даже не просит, а требует, привыкший получать все, что угодно. - Вот еще, - огрызается Кайл. – Ты и так слишком жирный. Сидящие рядом Кенни и Стэн хихикают, прикрывая рты ладошками. - Я хочу твое печенье, - повторяет Картман, и тон его становится угрожающим. - Возьми мое, Эрик, - влезает в разговор сидящий слева от Картмана Баттерс, протягивая желтый прямоугольник. - Я не хочу твое, я хочу его, - Эрик отмахивается, как от мошки. Стотч грустно опускает глаза, расстроенный тем, что опять не угодил своему другу. Кайл берет стакан с соком, чтобы запить еду, но Картман резко протягивает руку и хватает печенье, толкая локоть Брофловски. Тот обливается оранжевой жидкостью. Картман смеется и засовывает трофей в рот, рассыпая на себя крошки. Брофловски разозленно смотрит на довольного Эрика, а потом выплескивает остатки сока на его грудь и лицо. Эрик кричит что-то с набитым ртом, давится и кашляет. Воспитатель подбегает и вытаскивает мальчика из-за стола. Брофловски провожает рыдающего Картмана удовлетворенным взглядом, а другие ребята вокруг смеются, пока Эрик не видит. Картман собрал все кубики в детском саду и строит из них целый город, занимающий треть свободного пространства в помещении. Ну, как, строит… Скорее, руководит строительством, отдает приказы другим мальчишкам и пристально следит, чтобы все шло так, как он приказал. Баттерс то и дело получает пинки и тычки, да и другим достается время от времени. Только двое ребят не участвуют в этой массовой игре: Кайл и Стэн сидят в стороне за столом и рисуют. Эрик все чаще косится на них, и лицо его постепенно мрачнеет. - Эрик, посмотри, теперь я хорошо построил небоскреб? – Баттерс заискивающе вглядывается в «босса». – Эрик, куда ты? Эрик?.. - Отвали, - Картман проходит мимо, попутно ломая пирамиду из кубиков. Кайл и Стэн не замечают его приближения, увлеченные своими рисунками. Эрик стоит возле столика, наблюдая за появляющимися из-под руки Брофловски карандашными штрихами. - Ка-айл, пойдем играть в строительство города, - зовет Эрик. Мальчики поднимают взгляды, и они вовсе не кажутся дружелюбными. - Чтобы ты шпынял нас, как Баттерса? Вот еще, иди сам играй, – рыжий снова опускает взгляд к листку. - Баттерс – придурок. А ты будешь моим заместителем, хочешь, Кайл? - кажется, Эрик вовсе не обращает внимания на Стэна, разговаривая только с Брофловски. - Не хочу, - Кайл смотрит на Эрика и отворачивается. Картман злится: как этот глупый мальчишка смеет ему отказывать? Никому он еще не предлагал стать заместителем, а ему – предложил! Наверняка это все из-за этого придурка Стэна, который сидит рядом. Эрик проглатывает обиду и решает зайти с другой стороны. - Что ты рисуешь? - Себя и своего лучшего друга, - нехотя отвечает Кайл. Картман приглядывается. И вправду, на листке нарисованы двое – мальчишка в зеленой шапке улыбается, а рядом с ним стоит другой – в синей шапке с помпоном. - Нарисуй и меня тоже, - говорит Эрик, глаза его недобро сощурены. - С чего бы это? – Кайл поднимает голову, и зеленые глаза удивленно и раздраженно оглядывают мнущегося рядом мальчика. - Я тоже твой друг. - А вот и нет, - не соглашается Брофловски. – Ты мне не друг, потому что ты противный и толстый, как поросенок. Кайл и Стэн смеются, а Эрик краснеет от злости. - Тогда и его нечего рисовать! – он хватает со стола рисунок Кайла и дергает на себя. Лист рвется, разлучая нарисованного Кайла с его другом на бумаге. Брофловски вскакивает, его щеки сердито и грозно алеют. Стэн остается сидеть, но внимательно наблюдает, готовый вот-вот прийти на помощь другу. Даже игра сзади приостанавливается, и мальчики, кто испуганно, как Баттерс, кто равнодушно, как Крейг, кто с интересом, как Кенни, взирают на происходящее. Воспитатель замечает, что стало слишком тихо, и торопится к месту назревающего конфликта. Ее уже порядком достали ежедневные драки этих двух мальчишек. Картману девять. Он засыпает с мыслями о том, как довел Кайла до белого каления сегодня. Эрик ненавидит проклятого жида, ненавидит так сильно, что не может выбросить из головы. Кайл всегда вмешивается в его дела. Кайл всегда пытается сорвать его восхитительные планы. Кайл вечно идет на поводу у своей совести. Потому что Кайл – еврей. Все евреи – слабы и ничтожны. Как и Кайл. Картман спит, и ему снится, как Брофловски ползает перед ним на коленях. Снится, как Кайл целует его руки. Кайл связан, избит и унижен. Кайл молит о прощении. Но он его не получит. Не получит даже тогда, когда будет жарко целовать не только руки. Эрик просыпается утром и думает о том, какой бы гадостью разозлить ненавистного еврея сегодня. Думает о том, как сильно он ненавидит евреев, особенно одного конкретного представителя. Думает о том, как отвратительно быть рыжим. Думает о том, как позорно быть из Джерси. Думает, что Гитлер был прав, когда устраивал геноцид. Нужно обязательно донести эту идею до Кайла, чтоб он знал, как Картману противно находиться с ним рядом. Картман приходит на остановку с повязкой на плече. На красной ткани – черная свастика. Кайл заметно злится, впрочем, он этого и не скрывает. Эрик доволен собой: он привлек внимание еврея, он надавил жидовскому выродку на больную мозоль. Теперь зеленые глаза сверкают бешенством только для него. Палец в зеленой варежке тычет ему в грудь. Еврей швыряет свои слова ему в лицо. Ему, Эрику. И это отчего-то чертовски приятно. Так приятно осознавать, что жалкий жид наконец там, где ему подобает быть: возле представителя высшей расы. Это естественно, что жид хочет трогать его. Хочет говорить с ним. Хочет смотреть на него. Ведь все евреи – рабы. За этими мыслями Картман даже не слышит, что там такое предъявляет ему Брофловски, и только довольно улыбается, от чего Кайл распаляется еще больше и пытается сам сорвать провоцирующую повязку. Это возвращает Эрика к реальности. Он, нагло скалясь, рассказывает о лагерях, о геноциде и о грязной крови, о Гитлере и Иисусе, о Египте и Германии, о том, что еврей должен уважать его авторитет. От драки спасает только вовремя появившийся школьный автобус, в который Стэн силком заталкивает упирающегося друга. Картман заходит следом и улыбается. Картману тринадцать. Он сидит с Кайлом в своей комнате. Их только двое, и это уже стало привычным. Стэн проводит почти все вечера с Венди. Его девушка очень требовательна, а он не хочет ее обижать. Кенни вечно пропадает невесть где, а потом наутро рассказывает невероятные вещи о девчонках, тусовках, алкоголе и наркоте. Они с Кайлом играют в видеоигры. Иногда Кайл задевает плечом локти Эрика, которые тот специально растопыривает пошире. Тогда Эрик толкает Кайла и говорит, что евреи вечно лезут повсюду, где их не ждут. Они вместе делают домашку, и Брофловски злится, что Картман такой тупой и вечно списывает. А Эрик просто не хочет ничего делать сам. Ему нравится смотреть, как Кайл выполняет всю работу. Ведь грязная работа – удел евреев. Рыжие кудри закрывают его лицо, когда он склоняется над тетрадью. В эти моменты Картман представляет, что Кайл склоняется вовсе не над задачами, а над кое-чем другим, принадлежащим ему, Эрику. И в паху становится горячо и тесно. Подросткам так мало нужно для возбуждения. Розовая резинка на карандаше скользит по губам и проникает в рот. Еврей слегка прикусывает ее, касаясь языком, а потом снова начинает писать. Картман смотрит, не отрываясь, и взгляд его полон жадного неудержимого желания. Уже прошла та пора, когда Эрик был ребенком. Теперь он понимает причины своей ненависти и от этого ненавидит еще больше. Ненависть так же сильна, как желание обладать. Эрик не говорит об этой тайне никому, кроме самого себя. Парень уже не в том возрасте, когда можно разговаривать с игрушками или воображаемыми друзьями. А доверять другим – нельзя. Приходится обсуждать проблемы с самим собой. И иногда второе Я начинает спорить с первым. Это сводит с ума. Картман говорит, что ему надо отлить, и уходит, сопровождаемый хмурым взглядом зеленых глаз. Там, в ванной, Эрик мастурбирует, представляя себе все того же Кайла. Нужно всего несколько минут, чтобы довести дело до кульминации и вымыть руки и лицо. Эрик смотрит на свое отражение в зеркале. Он видит толстого подростка в красной футболке, растрепанные волосы, стекающие со лба капли воды, раскрасневшиеся щеки и безумный взгляд карих глаз. - Что, опять? – говорит отражение. - Отвали. Я ненавижу этого жида. – Эрик вытирает лицо полотенцем, но глаза продолжают внимательно следить. - Ты любишь его. Это неправильно. Найди себе девчонку, пока все не зашло слишком далеко. - Да кто на меня позарится?! – психует Картман. – Я… Я жирный. - Все можно исправить. Лучше ходить в спортзал, чем разговаривать со своим отражением. - Кайл все равно на меня и не посмотрит, - горько выдыхает Эрик и сжимает пальцами края раковины. - Забудь о нем, ты болен. Тебе нужна помощь. - Любовь – не болезнь… - А Всемирная Организация Здравоохранения считает иначе. То, что ты чувствуешь – психическое отклонение. Обратись к специалистам, тебе помогут. - Что? Рассказывать кому-то об этом? Да ты псих… - И это ты мне говоришь? – хмыкает отражение. Эрик некоторое время разглядывает свое лицо, потом отворачивается и выходит из ванной. Нельзя слишком задерживаться, это было бы подозрительно. Кайл разговаривает по телефону. У аппарата хорошие динамики, и Картман слышит голос Стэна. - Чего надо этому хиппи? – спрашивает Эрик, едва только Брофловски кладет мобильник на стол. - Он предложил присоединиться к ним с Венди, - Кайл отвечает нехотя, и Эрик понимает, что он чего-то недоговаривает. - Что толку тусоваться с влюбленной парочкой? – Картман настороженно хмурится. - Ну, - Кайл мнется. – Он сказал, что они пригласили бы еще и Бебе. Она жаловалась Венди, что ей одиноко вечерами без подруги, и Тестабургер и Стэн решили, что вчетвером было бы веселее. Картман мрачнеет, взгляд его выдает парня с потрохами. Хорошо, что еврей не смотрит на него в эту минуту. Только дурак не догадается, что эта сука Венди и гребаный хиппи Марш решили свести своих лучших друзей, чтобы ходить на свидания вместе. Чертовски мило. - И почему ты не пошел? – голос Эрика наигранно равнодушный, но если бы Кайл прислушивался, то заметил бы, как он дрожит от ненависти и ревности. - Потому что, кроме меня, никто не сделает эту сраную контрольную, а на тебя нельзя положиться. Брофловски откидывает волосы назад, чтобы не заслоняли обзор, и снова склоняется над книгой. Эрик доволен. Эрик уже придумал план мести этой шлюхе Бебе, которая давно положила глаз на его еврея. Картман стоит в незнакомом коридоре. На потолке мигают лампы, а в дальнем конце виднеется приоткрытая дверь. Эрик идет к ней, потому что знает, что там его ждет нечто желанное. Деревянная створка легко отворяется. Взору предстает кровать под тяжелым бархатным балдахином. На кровати – кто-то обнаженный, хрупкий и рыжий. Рыжий до безобразия. Хочется намотать эти кудри на кулак и хорошенько потянуть, причиняя их обладателю нестерпимую боль. Это Картман и делает, и Кайл стонет, срываясь на хриплый крик. У Кайла на шее тяжелая цепь, конец которой теряется где-то в складках покрывала, и звенья ее тихо звякают от каждого движения. - Ты мой раб, - шепчет Эрик. - Я твой раб, - эхом отзывается жертва. - Ты меня любишь, - Эрик впивается губами в бледную шею. - Ты меня любишь, - повторяет тот. Картман дергается, испугавшись такого ответа, но понимает, что не в силах двинуться с места. - Ты мой раб, - Кайл встает, освобождая свои волосы из кулака Эрика. - Я твой раб, - шепчет Картман одеревенелыми губами, и по его спине бежит струйка холодного пота. Кайл тянет цепь, лежащую кольцами на кровати, и Эрик понимает, что конец ее – на его, Эрика, шее. Кайл тянет, пока не оказывается с Картманом лицом к лицу и Эрик не начинает задыхаться от натяжения, а потом Кайл впивается в его открытый рот и кусает, прихватывая зубами, сжимая, пока не начинает течь кровь. Легкие требуют воздуха, подбородок утопает в горячей крови, Картман брыкается, что есть сил, в панике пытаясь разорвать оковы. Одеяло обмоталось вокруг тела, а собственная ладонь прижата ко рту и даже зажата зубами. Эрик не сразу это понимает, а когда наконец осознает, что он дома, то начинает глубоко дышать, опустив руки. Пижамные штаны топорщатся. Лицо Кайла все еще стоит перед глазами, обжигая мозг сверкающим зеленым. Невозможно. Картман запускает руку в штаны и снова жмурится, мысленно возвращаясь в начало сна, туда, где Брофловски в его власти. На следующий день Картман убеждает Баттерса, что Бебе – суккуб, и ее миссия – погубить всех парней в их классе. Баттерс сталкивает девушку с лестницы. Вокруг толпа народа, и никто не знает, что произошло на самом деле. Бебе ломает ногу и два месяца не сможет выходить из дома. Что ж, через два месяца Эрику придется придумать новый план. Потому что никто не посмеет завладеть вниманием его ненавистного еврея. Картману семнадцать. Вокруг сверкают огни, отражаясь от зеркальных шаров, повсюду поразвешаны гроздья шариков с гелием, столики с закуской и выпивкой почти все заняты. Кто-то танцует, кто-то вспоминает школьные годы и обнимается, словно в последний раз, кто-то сидит и молча наблюдает за всеобщим весельем. Выпускной – такое дело. Эрику пришлось очень-очень постараться, чтобы Кайл не нашел себе спутницу. Настолько сильно постараться, что труп Келли сейчас лежит и разлагается в выгребной яме за городской свалкой. Рядом с телом Бебе, которое лежит там уже два года. Наверное, отвратно воняет. Джесси и Стейси тоже не смогли попасть на выпускной, они сейчас в больнице с тяжелейшим отравлением. Хорошо, что другим парням хватило ума пригласить остальных девушек пораньше, иначе, кто знает, вдруг Кайл приглашал бы всех свободных подряд, пока они не кончились бы. Вот мороки было бы тогда… Эрик смотрит на Кайла. Только они двое пришли сюда без своих вторых половинок. Брофловски выглядит так представительно в дорогом черном костюме. Его задница в этих брюках смотрится восхитительно, и Эрик жалеет, что не может любоваться ей, пока еврей сидит. Хочется дернуть за галстук, сорвать пиджак и разрушить весь этот лоск дерзкими прикосновениями. Будь они одни, Картман не сдержался бы, пожалуй. Сам он давно уже повесил свой пиджак на спинку стула и приспустил красную полоску ткани на шее, чтобы не так давило. Эрик понимал, что выглядит шикарно, его искусная небрежность и равнодушие давно уже привлекали слабый пол, особенно после того, как парень все-таки внял своему второму Я и стал ежедневно посещать качалку. Впрочем, стал бы он делать это, если бы туда не ходил Кайл? Только вот проклятый еврей все так же звал его жиртрестом, словно не видел, как Эрик изменился. И это выводило из равновесия. - А почему Нэнси не смогла пойти с тобой? – Стэн оторвался от губ Венди, выглядящей превосходно в вишневом платье, обтягивающем ее тонкую талию. Возможно, Маршу стало стыдно перед другом, который остался без пары. - Я сам не понял, - Кайл отпил из бокала красное вино. Парень явно скучал и от нечего делать уже изрядно набрался. – Что-то про какие-то приметы мне загоняла или про суеверия… Бред. Нэнси была дальней родственницей Венди, ей было шестнадцать, и она приехала в гости по каким-то неинтересным причинам. Однако слова Кайла произвели странное впечатление на Тестабургер. Она смутилась, отвела взгляд и избегала смотреть в сторону друзей. - Венди? – Стэн поднял брови. - Что? Ох… Что? – брюнетка покачала головой, понимая, что лучше сказать. - Прости, Кайл, но это из-за меня в некотором роде. Все, кто сидел за столом, вопросительно уставились на нее, даже Картман, который вообще практически не принимал участия в беседе. - Я должна была раньше тебе сказать, но… - Венди вздохнула и сочувственно оглядела Брофловски. – Про тебя уже давно ходят слухи, что ты проклят. Каждый раз, когда у тебя появляется девушка, или ты начинаешь за кем-то ухаживать, или кто-то увлечется тобой – с ними что-нибудь происходит. Возможно, я могла сказать об этом при Нэнси, и она… Испугалась. - Что-то происходит? – смутные подозрения закрались в голову Кайла. – О чем ты? Венди замялась, переглянулась со Стэном, который, похоже, уже понял, что она имеет в виду. - Ну, вспомни Бебе, - брюнетка опустила глаза, предаваясь тоске по подруге. – Она столько раз попадала в больницу, а потом и вовсе пропала. А ведь все знали, что ты ей нравился. Кайл пораженно уставился на девушку. Она что, считает, что это он виноват в исчезновении Стивенс? И, похоже, не она одна, раз по школе бродят слухи. Парень задумался, вспоминая, что едва ли хоть раз за всю жизнь был на нормальном свидании. Вспомнил, как то и дело происходили непонятные происшествия, несчастные случаи, загадочные совпадения, приводившие тех, с кем он хотел бы сблизиться, в больничную палату. - Я пойду, подышу, - он встал, прихватив с собой бутылку с остатками вина. - Чел, я составлю компанию? – Стэн приподнялся, беспокоясь, но Кайл мотнул головой. Хотелось побыть одному. Свежий воздух заставил голову, ослабленную алкоголем, закружиться еще больше. Ночной ветерок обдувал лицо. Кайл опустился на ступеньки и, привалившись спиной к перилам, отхлебнул из бутылки. - Что, жид, решил напиться? Понимаю, будь я рыжим евреем – я бы повесился. Тяжелое крупное тело примостилось рядом, вдавливая Кайла в железные прутья перил. - Иди ты, Картман, - Брофловски пихнул того в бок, но едва ли Эрик сдвинулся хоть на сантиметр. – Хватит меня преследовать. - Ты еще не знаешь, что такое преследование, пархатая тварь, - зловеще протянул Картман. Кайл оставил его слова без внимания. Эрик нахмурился и продолжил: - Ладно уж, так и быть, хотел сделать сюрприз, но скажу сейчас. А то ты совсем раскис, может, приятная новость поднимет тебе настроение, – Картман выдержал театральную паузу. – Мы будем учиться вместе, в одном колледже. Ты говорил, куда поступил, и я подал документы туда же. Ты рад, мой милый еврей? Сказать, что Брофловски прошиб холодный пот от ужаса – ничего не сказать. Парень неверяще уставился на одноклассника, надеясь увидеть в его глазах хоть каплю насмешки, но поиски были тщетны. - Скажи, что ты шутишь, и я не дам тебе в морду, - угрожающе выплюнул он. - Какие тут шутки? – почти искренне удивился Эрик. – Теперь мы все время будем вместе, и никто нас не разлучит. Я попрошу, чтобы нас поселили в одну комнату, запишусь на те же дисциплины, что и ты, разве не шикарно? Мы будем вместе ходить на занятия, вместе делать уроки, вместе отдыхать и вместе спать. Уверен, ты счастлив. Кайл шокированно молчал, не в силах подобрать подходящих к случаю слов. Эрик улыбался. - Разве не ты говорил мне, что восхищаешься тем, как я ненавижу тебя? Еще бы, такие чувства тяжело нести и приумножать с годами, но мы справились, верно? - Я… Никогда ничего такого не говорил! Совсем спятил?! - Значит, приснилось, - Картман равнодушно пожал плечами. – Мне всякое снится, в том числе и про тебя. Я иногда забываю, что правда было, а что - нет. Но это и не важно. Какая разница, во сне или наяву, но ты говорил, что я тебе нужен. Кайл в полнейшем изумлении попытался вскочить, но тяжелая рука придавила его к месту. - Куда же ты, потрох? Картман говорил отвратительно ласково, и в глубине карих глаз плескалось безумие. Его рука лежала на плече одноклассника, и он, судя по всему, совершенно не собирался ее убирать. Кайл судорожно пытался вспомнить, сколько сегодня выпил жиртрест, но не мог, ибо совершенно не озадачивался этим вопросом на протяжении вечера. Почти пустая бутылка вина выпала из ладони, звякнула о ступени и покатилась вниз, когда сухие губы Картмана накрыли приоткрытый в удивлении рот Брофловски. Язык нагло пролез внутрь, и Кайла затошнило от отвращения и ощущения нереальности происходящего. Он резко дернулся, вскочил, попятился прочь. - Ты псих! Тебе лечиться надо, скотина! Но Эрик его не слышал. Казалось, в его голове Кайл говорил что-то совсем иное. Картману двадцать один. Он лежит на своей кровати и теребит в руках страницу, вырванную из тетради Кайла. Весь обрывок исписан мелким аккуратным почерком, слова бегут друг за другом, складываясь в предложения. Картману плевать, что именно там написано, возможно, какая-то лекция по истории или праву, важно то, что Кайл старательно скользил по этому листку ручкой, касался его пальцами, возможно, даже дышал на него. А теперь этот листок мнется в пальцах Эрика. Кайл лежит на соседней кровати. Как Картман и обещал, он выбил им общую комнату в общежитии при колледже. Пришлось рассказывать заведующему общежитием о том, какие они близкие друзья. Мужчина проникся и пошел навстречу. Эрик уверен, что Кайл был безумно рад, однако его еврейская сущность отказывалась вести себя как подобает, так что Брофловски даже не поблагодарил Эрика. Но он не в обиде, он все понимает. Если Кайлу тяжело признаться общественности в том, что они любят друг друга, то пусть. Главное, что он, Эрик, знает правду. Кайл читает свои записи, доходит до страницы, которую вырвал Эрик в попытке отобрать тетрадь, и косится на него. Однако ничего не говорит. Во взгляде его – презрение и нежелание связываться лишний раз, а еще непонимание, какого черта Картман теребит этот убогий листок. Не думает же он, в самом деле, что Кайл попросит его обратно? Картман стоит в коридоре общежития в толпе таких же студентов и удовлетворенно смотрит на представшее перед ним зрелище. Заведующего общежитием выводят под руки двое полицейских, а тот невнятно бормочет что-то и заглядывает в глаза всем, кого видит, в поисках поддержки. Это было совсем несложно – подговорить нескольких студенток подать на заведующего жалобу, что он приставал к ним и предлагал грязные вещи. Шантаж и подкуп – лучшие друзья Картмана. Потому что переселять Кайла в другую комнату – нельзя. Мужчина говорил, что Кайл сам просил его об этом, и неоднократно. Но разве можно в такое поверить? Ведь Кайл – его Кайл – любит Эрика всем сердцем. Возможно, заведующий сам положил на него глаз, иначе зачем бы ему лгать? Картман смотрит в спину жертве своих интриг и сам уже верит в то, что тот – маньяк и насильник. Эрик улыбается. Нужно будет рассказать Кайлу, что он, Эрик, спас его от грязных посягательств. И тогда еврей больше не будет выглядеть таким затравленным, как раньше. Картман изучающе рассматривает парня, который сидит позади и чуть сбоку. Лектор по психологии не особо обращает внимание, вертится кто-то или нет, позволяя Эрику пристально следить за тем подозрительным типом. По всему видно, что он гей. И его крашеные зализанные волосы, и обтягивающая маечка со стразами, и какие-то бабские джинсики… Парень замечает взгляд Эрика и вопросительно поднимает брови, на что Картман хмурится еще больше. Он прекрасно видел, как этот клоун посмотрел на Кайла, когда они вошли в аудиторию. Кайл сидит рядом. Он такой наивный, что ничего не замечает. Эрик снисходительно думает о том, что не будь его рядом, Кайл бы уже давно был обманут, использован и испорчен какой-нибудь крашеной стервой или таким вот пидарастическим отсосом, как этот. Но Картман рядом, а значит, Кайл в безопасности, хотя и не видит угрозы вокруг. Зато Эрик видит. После лекции, когда Кайл смывается куда-то – эта его привычка вечно убегать раздражает Эрика, хотя эти жалкие потуги скрыться иногда даже умиляют, – крашеный подходит к Картману. - Привет, я Колин, - он протягивает холеную руку с радужными браслетиками. Эрик отвечает на рукопожатие и называет свое имя, однако в мозгу его напряженно проносятся сотни вариантов дальнейшего развития событий. - Я боюсь, что ты не так меня понял, - Колин обворожительно улыбается, - я вовсе не хотел пялиться на твоего парня… Он ведь твой парень? - Да, мой, - Эрик оценивающе склоняет голову. - Повезло тебе с ним, - Колин подмигивает, намекая на соблазнительную внешность еврея. – Но не переживай, я вовсе не собираюсь у тебя его отбивать. У меня есть любимый, и мы счастливы с ним вместе. - Да я и не собирался переживать, - хмыкает Эрик. Какие уж тут переживания, план созрел еще в аудитории. Колин кивает и уходит, подмигнув и бросив вежливое «Увидимся!» «Это вряд ли», - думает про себя Картман. Губы Кайла такие сладкие, руки – такие нежные, а внутри у него так тесно и горячо… Кайл стонет, Кайл тяжело прерывисто дышит, Кайл просит еще, Кайл хочет больше, сильнее, дольше… - Получай, грязная еврейская шлюха… Поц обрезанный… Рыжий выродок… Эрик двигается, чувствуя, что еще немного – и… Он просыпается, тяжело дыша, сжимая одеяло руками, путаясь в простыне. В комнате еще совсем темно, но рядом на подушке Эрик видит рыжую кудрявую голову. Кайл просыпается от возни рядом, резко садится, прижимаясь спиной к холодной стене, испуганно смотрит на соседа по комнате, который почему-то опять залез к нему в кровать, но ничего не говорит, только лишь затравленно сверкая глазами и мысленно умоляя жиртреста сдохнуть. - Ка-айл, ты просто прелесть, - тянет Эрик, глядя на еврея снизу вверх. - Вон из моей кровати, Картман! Еще раз тебя тут увижу – вызову полицию, понял?! - Зачем? Разве тебе было плохо со мной? - Да не было у меня никогда ничего с тобой! И не будет! – Брофловски срывается на истеричный крик, а к горлу его подступает панический ужас. Чертовски страшно - просыпаться от того, что среди ночи жиртрест пролезает в его постель и ведет себя так, как будто они любовники. Эрик хмурится. Он действительно не понимает, почему Кайл говорит такие вещи. Ведь не могли эти его воспоминания быть просто сном? Впрочем, это неважно. Картман успокаивается, с улыбкой перелезая в свою кровать. Во сне, в мечтах или наяву – но это было. Рука с радужными браслетиками свешивается с носилок, прикрытых белой простыней. По испуганному лицу Кайла скользят отсветы от мигалок скорой и полиции. Толпа гудит, обсуждая новую смерть в их колледже. Всего пятьдесят баксов какому-то бомжу, чтобы тот вскрыл машину, влез в нее и тихо пристрелил отвратительного гомика из пистолета, данного Эриком, когда тот залезет внутрь. Это даже еще проще, чем обычно. Эрик лежит на кровати и смотрит в потолок. Еврей рядом мирно посапывает, свернувшись в клубок и закутавшись в одеяло. Невинный ангелочек. Это зрелище стоит того, чтобы тайком, когда жид заснет, забираться в его постель и лежать там до утра. Уже почти пять, но Картман совершенно не хочет спать. Он вообще не помнит, когда последний раз спал больше четырех часов подряд. Да и разве можно спать, когда его милый, его хороший рыжий еврей так близко? Эрик поворачивается и проводит пальцем по щеке спящего. Кайл спит крепко. Что ж, пусть спит. Эрик устраивается поудобнее на спине и просовывает руку через резинку пижамных штанов. Кайл ушел в библиотеку. Сначала Эрик хотел пойти с ним, но потом решил, что все равно сегодня там никого не будет, потому что все студенты на очередной шумной вечеринке. Вместо этого можно провести время с пользой, и пошариться в вещах жиденка. Вдруг найдется что-нибудь интересное. Учебники, тетради, ручки и прочая скучная дрянь полетела в сторону. Так, что тут… Письма. Это уже интересно. От матери… Спрашивает, как дела… Рассказывает, что Айк поступил… В Саус Парке открыли новый гипермаркет… Дом по соседству сгорел… Бла-бла-бла… Совершенно неинтересно. А вот это уже занимательнее. Конверт официального вида. Ответ на резюме? Что еще такое? Эрик нервно стучит пальцами, бегая взглядом по строчкам. «…вакансия уже занята…», «…специалист, как Вы, через год…», «С уважением, БоркЭндПейпер-корпорейтед». Что еще за хрень? Кайл хочет устроиться на работу, а ему, Эрику, ни слова не сказал? Как некрасиво с его стороны. Эрик был уверен, что после окончания учебы они найдут работу в одном месте, чтобы не разлучаться никогда. Стало быть, жалкий жидовский потрох хотел скрыть такую важную информацию от любимого? Эрик в бешенстве сминает конверт. Мысли лихорадочно метались. Через год, значит, готовы взять… Ну нет уж. Что это вообще за фирма такая? Впрочем, неважно. Эрик успокаивается так же резко, как и разозлился. Человек или целая корпорация – никто не посмеет разлучить Картмана с его евреем. Пламя пожирает все здание, словно стараясь заглотить его в себя целиком. Языки огня пляшут в жарком ритме музыки, состоящей из треска, звона лопающихся стекол и испуганных панических воплей. Четыре машины пожарных не в силах побороть стихию, разбушевавшуюся этой теплой ночью. Зря Кайл захотел пойти на это собеседование, да еще и так уперся. Теперь он стоит рядом, закутанный в плед. В его руках стаканчик с какао, которое раздают всем жертвам пожара. Такое чувство, что полиция только за этим и приезжает - кутать людей в пледы и разливать горячие напитки. Но Кайл послушно пьет, и зелень его глаз странно сливается с отсветами огня. Как будто глаза полыхают. Как будто внутри полыхает он весь, и пламя прорывается наружу сквозь его волосы и зрачки. Слишком много было людей в этом здании. Слишком много поставлено на кон. Нельзя было отпускать глупого еврея в эту клоаку. Там непременно с ним что-то случилось бы. А как защитить ото всех сразу? Легко… Так легко, что Картман удивляется, как ему раньше не пришла в голову эта восхитительная мысль. Теперь он прикован наручниками к ручке в полицейской машине. Но он вовсе не расстроен, он счастлив, что спас Кайла, и за этот подвиг его должны отпустить. Он любуется Кайлом на фоне пламени. Он чувствует триумф и эмоциональный подъем. Скоро его выпустят из машины, и тогда Кайл сможет его обнять и отблагодарить. Скорее бы. Полицейский подводит Брофловски ближе к машине, где сидит Эрик. Здесь немного тише, и можно спокойно задавать вопросы. - Ка-айл, - тянет Картман в приоткрытое окно. – Теперь ты любишь меня еще больше, верно? Брофловски бледнеет и кутается в плед теснее, хотя на улице жарко и без палящих языков пламени в тридцати метрах отсюда. - Ты чуть не убил меня, жирный кусок дерьма! – выплевывает он с ненавистью. Осознание того, что теперь он может сказать Картману все, что думает, делает Брофловски самым счастливым человеком на свете. Наконец-то он избавился от преследующего его психа! Неужели теперь он сможет жить спокойно? Впервые в жизни свобода окрыляет, и Кайл вкладывает в свой взгляд столько ненависти и презрения, сколько может. - Ка-айл, что ты такое говоришь? – Эрик искренне удивляется. – Ты не погиб бы, мы вдвоем остались бы живы. Это они все должны были умереть, потому что разлучали нас! - Ты долбанутый псих! – шипит Кайл. Полицейский закрывает окно машины, чтобы задержанный не мешал опрашивать главного свидетеля, но Брофловски слышит, как напоследок Эрик с безумным видом произносит: - Ты такой красивый в этом пламени, Ка-айл… Мисс Картман вглядывается в лицо сына через толстое стекло палаты. Он ее не видит, он сидит, раскачиваясь, и что-то бормочет. - Я не понимаю, - женщина обращает свои большие влажные глаза к доктору. – Что случилось с моим сыночком? - Ему предъявили обвинение по нескольким статьям, в том числе многочисленные убийства, шантаж, попытки изнасилования и поджог государственной собственности с попыткой убийства. Эрика признали виновным, но обследование показало, что он не владеет собой. Ваш сын болен. - Но… Чем? Это можно вылечить? – мисс Картман умоляюще вглядывается в глаза доктора. - У Эрика ярко выраженный синдром Адели. Это обсессивно-компульсивное расстройство психики, в быту чаще именуемое неразделенной любовью. Ваш сын признался, что с детства влюблен в одного из своих друзей. Мистер Брофловски, который и является объектом страсти, подробно описал поведение Эрика, и нет сомнений в том, что на почве синдрома Адели в нем развились так же маниакальные и параноидальные синдромы, выражающиеся в патологических навязчивых идеях преследования, защиты объекта вожделения от мнимых опасностей и некоторых незначительных сопутствующих отклонениях, таких, как бессонница, отсутствие аппетита и психическая зависимость. - Но… - Лиэн моргнула, припоминая что-то. – Эрик писал мне и в звонках по телефону говорил, что у них с Кайлом все хорошо. Что на каникулах они вместе приедут в гости. Я думала, мальчики счастливы вместе. - Это еще один симптом синдрома Адели, - кивнул психиатр. – Вполне вероятно, что ваш сын действительно верил в то, что говорил. - Это лечится? - мисс Картман обеспокоенно взглянула сквозь стекло на сына, который перестал раскачиваться, зато встал на ноги и принялся хаотично передвигаться по палате. - Боюсь… - доктор замялся, но женщина поняла все по его глазам. – Если бы вы обратились к нам несколько лет назад, то, возможно, мы могли бы… Но теперь… Мы будем делать все возможное. Лиэн Картман заплакала и прижалась к груди доктора. Ее любимый сыночек, ее Эричка, ее милый поросеночек… Что же теперь будет? Картману двадцать пять. Заболтать санитара ничего не стоило. Эрик всегда мог легко найти подход к людям. Нож, спертый из кабинета экстренной хирургии, помог Картману раскрасить белую палату чуть более веселыми расцветками. Пусть санитар полежит, его найдут утром. Все остальное было делом техники. Так легко придумывать планы побега, когда ты такой умный. К тому же, там, за высоким забором, его ждал любимый Кайл. Картман знал, что еврей ждет его и скучает. Они разлучили их. Они насильно оторвали друг от друга две половинки одного целого. Нужно всем отомстить, всем им. Но сначала - найти Кайла. А если они промыли ему мозги, и жиденок испугается идти с ним, идти против всех – что ж… У Картмана есть нож.