Сердце моей Королевы.

Многие Королевы равнодушно сменяли трон Альбиона, и Верджил Уолш видел восход и закат каждой. Рыжеволосые девушки и женщины, завернутые в яркую фольгу жемчуга, камней и дорогой вышитой ткани, гордо шагали по королевскому красному ковру, царственной рукой небрежно раздавая приказы. Они все были под стать своей стране – холодные и справедливые правительницы древнего рода, что служили своей Родине до последнего стука в преисполненному любовью сердце. И каждая, без исключения, чувствовала те или иные чувства к еле заметному советнику с выцветшей кожей и волосами. Каждая из них робко, теряя весь свой блеск и величественность, подходили к молодому мафусаилу, протягивая тонкие руки, усыпанные перстнями. На все их чувства Уолш отвечал прохладной нежностью, но ни разу голубые, как утреннее небо, глаза не горели страстью влюбленного человека. Прошли века, а вечно молодой мафусаил продолжал правильно, словно идеально настроенный механизм, исполнять свою службу. Маленькие стычки с сестрой никогда не тревожили гладь его нескончаемого спокойствия и вежливости. И даже когда на горизонте времен появилась Кровавая Мэри, которая с рвением молодого воина, протягивала свои жадные руки к трону – для него ничего не изменилось. И все казалось статичным, перманентным, до того простого момента, когда старая, уже медленно умирающая королева сказала ему правду о последней девушке, что полноправно может занять давно пустующий трон Альбиона. Найти девушку было легко – и вот, на небольшой старой фотокарточке, которая была готова рассыпаться крошками бумаги в его тонких пальцах, он увидел будущую правительницу всея Альбиона – скромную монахиню, с лазурными глазами и непослушными волосами, которые небрежно раскинулись по узким плечам. Она была еще обыкновенней, чем предыдущие Королевы – заурядная девушка, которая, в скором времени, захлебнется невероятной мощью власти, что наполнит ее хрупкое тело. Тогда вечный первый советник Альбиона, надвинул капюшон на голову, словно тень скользнул по улицам Лондиниума, морщась даже от вида косых золотых лучей, которых он не видел уже многие столетия, предпочитая огромное светило тусклому освещению Гетто. Монахиня нашлась в небольшой церкви на окраине города – специфический запах древности, перемешанный с невообразимой грустью и отчаянием, сразу же ударил в нос мафусаилу, как только он переступил порог огромного прохладного здания. Белая фигурка девушки безвольной куклой лежала у гроба, лишь иногда хрупкое тельце сотрясали безмолвные рыдания. И когда молодая Королева обернулась на звук своего имени, который разбил вечную тишину древней церкви, Уолш не смог поднять глаз, ибо учтиво опустив голову, тягучим голосом объясняя ситуацию девушке. Но когда он взглянул на нее, ожидая тихого ответа, он почти утонул в безумной глубине небесных глаз, которые с удивлением рассматривали его. Длинные, дрожащие ресницы, на кончиках которых, казалось, блестело само солнце, пушистыми рядами аккуратно обрамляли красивые глаза. Криво стриженные рыжие волосы, выбиваясь из-под белоснежного апостольника, отражали свет тусклых свечей. Вся ее фигура, казалось, была окутана магическим золотым светом, словно она на самом деле была святой, нет, ангелом, что робко спустилась с небес, и теперь плакала над упокоившейся душой. Тогда она стала его личным солнцем, она – Ее Величество, Королева Альбиона, Эстер Бланшетт. Дни потекли плавно, снова так же статично, как и прошли несколько предыдущих столетий. Но в эту однообразность теперь вмешались нежность ее улыбки и озорной блеск лазуритовых глаз. Поначалу простого присутствия рядом хватало – Уолш, вопреки своему характеру, пьянел от простой нежной улыбки и чудесного запаха роз, которым была окружена юная Королева. Подавать ей чай, будить ее по утрам - все это придавало невероятную четкость происходящему, будто у реальности, до встречи с монахиней, была отключена яркость. Просто находиться рядом – этого было достаточно для того, что бы удовлетворить медленно разгорающийся огонь на дне его души. Но вскоре этого было мало. Вскоре появилась невообразимо сильное желание прикоснуться к Королеве, прижать ее хрупкое тело к себе, и больше никогда не отпускать. Ни за что на свете. Тогда первый советник, отбросив вековое спокойствие и непоколебимость, решил предпринять очень глупый поступок. В порыве любви он преклонился перед Королевой, сжимая хрупкие ладони в своих руках, прижимая их к себе. Реакция Королевы была довольно таки ожидаемой, но из-за этого, невероятно родной. Она отступила, прижав руки к груди, и замерла, будто молилась. - Ваше Высочество, я понимаю, что скорее всего, вы будете смущены но... я влюблен в вас, - Верджил сам не понимал, что говорит это, что признается женщине в любви, что дает своему вечно спокойному голосу дрожать, выдавая волнение, - я просто хочу знать ваши чувства, - он замолчал, впервые не находя слов. Впервые он почувствовал слабость, которая легко лишала его дара речи, заставляя коленки дрожать и прикусывать тонкие губы в волнении. Он мог бы сказать лучше. Отец учил его ораторскому искусству, и Уолш мог бы подобрать красивые слова, которые как нельзя хорошо описали бы его чувства. Но почему-то не смог. И какой-то частью своего замороженного сердца он понимал, что рыжеволосая девушка не примет его любовь, не прильнет к его груди, прижимаясь пухлыми губами к его тонким. Но он все равно сказал это, истязая свою душу, причиняя себе еще больше боли, чем надо бы. Королева покраснела, вздрогнула и отвела свои лазуритовые глаза. Ее шепот в этой абсолютной тишине казался грохотом колоколов, и каждое неосторожное слово раздирало Уолша изнутри. - Я... прости. Прости, пожалуйста, - она присела на колени рядом с ним, сминая платье и пряча слезы в ладонях, - прости, Верджил. Я..., - хрупкие плечи задрожали, будто она собиралась заплакать, - Я... - Любите другого, - легче закончить за нее, чем продолжать слушать тихий, дрожащий голос. Она кивнула, судорожно прижимаясь к нему, стараясь подавить слезы. Эмоции вызванные воспоминаниями о седоволосом священнике и жалостью к первому советнику переполнили ее горячее сердце, пока она тихо пыталась подавить грудные рыдания, прижимаясь к Верджилу. А он продолжал рассеянно гладить ее по непослушным волосам, вдыхая сильный, головокружительный запах роз. - Все в порядке, Ваше Высочество, - тихо шептал он, прижимая ее так бережно, словно она была сделана из фарфора и хрусталя, а не из плоти и крови, -я буду в порядке. Минуты и секунды тянулись, словно растопленная карамель, медленно и тягуче, обманывая чувства и превращаясь в часы и дни. Казалось, что само время замерло, на долгие мгновения замораживая в пространстве тот маленький промежуток, когда юная королева прижималась к Верджилу, когда он пьянел от ее запаха, когда в последний раз она была так близко, словно это все было иллюзией. После он плелся по слабо освещенным коридорам Гетто, чувствуя отвратительную высасывающуюся пустоту внутри. Очень хотелось заплакать, как маленький и беспомощный ребенок, но Верджил уже давно стал сомневаться, что у него вообще в теле имелись слезные железы. Впервые ему было настолько невыносимо грустно, до безумия, до раздирающего чувства в груди, словно там пригрелась огромная недовольная кошка, что иногда выпускала когти, вонзая их в мягкую плоть и превращая мышечную ткань в ненужные обрывки клеток. Он чувствовал себя так жалко, и противно, что ненавидел себя еще больше, чем когда признавался юной Королеве. В таком полубредовом состоянии он дошел до своей комнаты, слабыми, трясущимися руками открыл дверь и практически ввалился в маленькое, уютно обставленное помещение. Пару минут он пролежал в полнейшей тишине, слушая только собственное дыхание и как кровь стучала по вискам. но бездействие медленно убивало, заставляя снова и снова возвращаться к расплывчатому образу Королевы. Дрожащие ресницы, слепленные солеными слезами, сжатые в линию розовые губы, сцепленные в замок тонкие пальцы... и шелестящий голос, снова и снова повторяющий такие болезненные слова. «Прости» - этот еле слышный шепот любимого голоса словно врезался в грудь осколком стекла. Верджил бессильно застонал, сжимая светлые пряди. Голова просто раскалывалась от огромного количества различных образов Эстер Бланшетт. Казалось, что она переполняла все его существо, заполняя собой воздух и становясь таковым. Медленно тишина заполнялась мелодичными отголосками ее нежного голоса, давя на уши, и лишая Верджила реальности. Этот перманентный призрак ее присутствия продолжался и продолжался, пока Уолш с трудом встал и подошел к небольшому шкафу. Дрожащими пальцами он вытащил опиум и бутыль воды жизни. Это было глупое и нелогичное решение – особенно для Верджила, но был только один способ избавления от этих нескончаемых образов Королевы – опьянение. Порошок тонкой струйкой посыпался в воду жизни, на секунду кружась в танце, а потом бесследно растворяясь. Мафусаил припал сухими губами к прохладному стеклу и поспешно проглотил горьковатую жидкость. Потом снова смешал опиум и воду жизни и снова выпил. С каждым глотком образ голубоглазый монахини становился все прозрачнее и расплывчатее, с каждым бокалом ее голос становился тише и тише, пока окончательно не стих. Очнулся Верджил на том же полу, свернувшись в клубок, словно маленький ребенок. Мысль о собственном ничтожестве пронеслась стрелою в пустой голове и разбилась вдребезги, не успев донести основной смысл своему хозяину. - И вот наш прекрасный и вечно холодный хозяин Гетто и первый советник Королевы, - голос неизвестного внезапно разбил тишину, ударив по барабанным перепонкам, - ты жалок, Верджил. Мафусаил с трудом поднял тяжелые веки и повернул голову по направлению голоса. И натолкнулся на взгляд ... на взгляд своего отражения. Отражение улыбнулось, пусть и сам Верджил даже не шелохнулся. - Ты кто? - просипел Верджил, зачарованно смотря на свое лукавое отражение. В обычном случае первый советник был более вежливым, но состояние алкогольного опьянения "обычным" случаем назвать было нелегко. Особенно для Верджила. - О, милый Верджил, - слово "милый" в сочетании с его именем просто резало слух, - я это ты. Соответственно - ты, это я. - Ты отражение, - воспаленный алкоголем мозг не очень преуспевал в быстром переваривании информации, в обычном случае Верджил бы отреагировал совершенно по-другому на свое говорящее отражение. В обычном случае, пожалуй, отражение бы и вовсе не разговаривало. Мужчина по другую сторону стекла усмехнулся, и протянул тонкие пальцы к Уолшу. Рука медленно исчезла из зеркала и стала появляться в реальном мире. Гладь зеркала потянулась за ней, словно не желая отпускать, но отражение все равно смогло вылезти из зеркала, и, абсолютно нагое, уселось рядом с Верджилом. - Теперь нет, - лукаво улыбнулось оно, нежно поглаживая щеку первого советника. Прикосновение поначалу показалось почти электрическим, но потом стало согревать своей пугающей нежностью. Верджил с трудом поднялся с пола, садясь и не без усилий выпрямляя спину. Незнакомец, что так сильно был похож на него самого продолжал улыбаться, кокетливо склонив голову набок. - Она сделала тебе больно, милый, - шелестящий голос отражения заполнил комнату, лишая возможности говорить, – и это после того, что ты для нее сделал, - отражение тихо приблизилось к Уолшу вплотную, мягко кладя тонкие пальцы на плечи и заглядывая в серые глаза. Верджил шумно вздохнул, почему-то прикосновения его отражения были намного чувствительнее. - А теперь она достанется кому-то, - жарко прошептало отражение, вызвав волну мурашек, - кому-то, но не тебе... Сбросить с себя почти мистическое оцепенение казалось невозможным. Первый советник даже и не пытался оттолкнуть от себя странное существо, странный туман заволок его голову. Уолш сжал губы в тонкую линию – медленно тающие тоска и сожаление вернулись с двойной силой, затапливая душу и разум, не давая вздохнуть. Так дай мне облегчить твою боль. Шелестящий лукавый голос раздался уже в голове, пока Верджил позволял отражению стягивать с него одежду. Изящные руки забирались под хлопчатую рубашку, одними касаниями вызывая дикое, почти животное желание. Тело вышло из под контроля, только отдаленные участки разума пытались воспротивиться происходящему. Отражение оскалилось, радуясь своей победой и легко повалило Верджила на пол, наслаждаясь его телом. Я понимаю, ибо я и есть ты. Уолш уже не понимал, когда это безразличие накатило на него. Он просто отдался этим захлестывающим эмоциям, ощущая странное, почти мазохистское удовольствие от этих чувств. Его отражение похотливо улыбнулось, проводя языком по пухлым губам. Становилось труднее дышать, словно кто-то сдавил легкие, уменьшив их до размеров сжатого кулака. Так позволь мне стать твоим воздухом. Мягкие губы накрыли рот несопротивляющегося Верджила, поглаживая языком кромку острых зубов. Отражение намеренно поранилось о клыки мафусаила, и теперь солоноватый привкус крови кружил голову не хуже запаха незнакомца. Он пах алыми розами. Словно сама Королева прижимаясь к Уолшу жадно целуя его сухие губы и расстегивая брюки. Смешанный запах крови и роз кружил голову, продолжая лишать его разума. Он словно цеплялся за этот маленький островок разума и логики, но отчаянная безысходность и разрывающая душу тоска к самому себе отрывали его от этого острова, и когда тонкие пальцы накрыли возбужденный член первого советника, он решил отпустить. Все. Она бросила тебя. Тебя и твои чувства. Верджил выгнулся, когда горячие губы накрыли его возбужденную плоть. Дрожащие пальцы сами по себе зарылись в золотые волосы, притягивая странное существо ближе. Отражение послушалось, пошло улыбаясь и прижимаясь к мафусаилу всем телом. Больно. Верджилу было по прежнему невыносимо больно, где-то в груди, но с каждым вздохом, с каждым прикосновением его копии боль медленно уходила, оставляя только то самое безразличие. Растоптала твои эмоции своими очаровательными ножками. Уолш потянул свое отражение за волосы, припадая к его губам так, словно он самим был умирающим от жажды, а его копия – неиссякаемым источником. Отражение улыбнулось сквозь поцелуй, окончательно сдирая брюки с своего хозяина. Спиной Верджил почувствовал успокаивающую прохладу пола, но ему все равно было неимоверно жарко – каждая клеточка его тела всецело отдавалось отражению, отпуская образ улыбчивой рыжеволосой Королевы. А потом она уйдет к другому мужчине. Отражение легко надавило пальцами на пухлые губы своего хозяина, и Верджил сам потянулся их облизывать, словно кот ища ласки. На секунду пришедшая мысль о том, как пошло и неподобающе он сейчас выглядит тут же исчезла, растворяясь в жаре этой странной страсти, поцелуи которой отдавали горечью опиума. Его копия медленно провела языком дорожку от пупка, между выступающих ребер, по шее и до подбородка, заканчивая мокрым и развратным поцелуем, отчего пах просто взвыл от желания. И ты не будешь являться этим самым мужчиной. Верджил со злостью укусил свое отражение за губу, со стоном принимая медленно вливающиеся в него чужие мысли и эмоции. Вместе с этим в тело вторгнулись два пальца, жестко начиная двигаться внутри. Его копия улыбнулась опять, но уже не лукаво, оно улыбнулось жуткой широкой улыбкой, которая насквозь была пропитана безумием. Пальцы свободной руки легко отрастили длинные когти, и отражение легко порвало рубашку Уолша на мельчайшие кусочки, задевая нежную кожу и разрывая ее до крови и обнаженной плоти. Это не слишком справедливо для тебя. Не так ли? Пальцы с противным звуком покинули уже измученное тело. Неглубокие раны медленно заживали, срастались мышцы над тканью костей, затягивалась гладкая кожа. Верджил тихо выдохнул, изнеможенные регенерацией и потерей крови. Отражение улыбнулось, снова целуя его и прикусывая язык. И резко вошло в него, грубо раздвигая мышцы и заставляя прогнуться в спине от боли. Мир словно потемнел, первый советник только и мог, что ловить слабыми губами воздух, пытаясь уцепиться за что-либо помимо боли. Его наглая копия уже вовсю двигала бедрами, причиняя все больше физической боли и медленно расцарапывая мышцы на груди. Воздух наполнился развратным хлюпаньем и хриплыми вздохами. Так давай заберем ее себе по праву. Верджил даже не помнил, когда это закончилось. Слепящая вспышка боли, смешанная с капельками мазохисткого удовольствия, и все закончилось. Закончилось, не считая голоса отражения, что продолжал гипнотизировать его, и подчинять своей воле. Опьянение спало, и впервые в жизни Верджил чувствовал себя настолько реалистично. И трезво. Заморозим ее красоту навсегда. А девушка даже не сопротивлялась. Она лишь успела нежно прошептать имя, обладателя которого она так сильно любила своим обжигающим сердцем. Кровавый цветок медленно расцветал на ее груди, пока первый советник неторопливо слизывал сладкую кровь с руки, и закутывая обнаженное тело Королевы с свой черный плащ. И дворец он покинул без сожалений, и стоя на вершине горы, он снова услышал голос, голос того, кто стал его святым. Это тело сгниет, хозяин, и не оставит тебе ничего, кроме червей. Верджил улыбнулся. Легко и искренне. Он склонился, целуя холодные посиневшие губы умершей Королевы, и мягко прошептал самому себе. - Зато у меня есть ее сердце. А рядом с ним стояла крепко закрытая стеклянная посудина, где навечно хранилось сердце его возлюбленной. В формалине.