Держась за руки

      В их мире соулмейты — это данность, но находят они друг друга очень редко. Тела людей украшены прекрасными татуировками-картами, которые приведут их к счастливой жизни, однако некоторые из них почти невозможно понять и расшифровать до определённого момента. Кроме прочего, эти метки проявляются на теле, лишь когда обоим соулмейтам исполнится по двадцать.       Мэри и Джон Винчестеры являлись соулмейтами, однако узнали об этом слишком поздно. Джон не связывал свою метку с женой, потому что не понимал, как языки пламени могут представлять его прекрасную, невинную Мэри. Не было ему и дела до толсто поступающих на её коже букв, складывающихся в слово: «МСТЯЩИЙ».       Метки соулмейтов описывают человека, но иногда они указывают на то, кем человек в итоге станет. . . .       Мэри является охотницей всю свою жизнь. Великолепно развитый инстинкт подсказывает ей, что они с Джоном родственные души и их метки взаимосвязаны, однако страх и предчувствие печального будущего заставляют отгораживаться от этих мыслей. Иногда она касается своей метки и, вопреки большинству людей, даже надеется, что эти буквы не имеют ни малейшего отношения к её Джону. Пусть это будет другой мужчина. Иногда у Мэри получается убедить себя, что так оно и есть. . . .       Её сын Дин — самое лучшее творение этой вселенной. Вскоре после рождения его голубые глазки становятся ярко-зелёными, как летняя зелень, и он очень легко и звонко смеётся. Для Джона и Мэри он становится всем. А когда Мэри беременеет во второй раз, их счастью просто нет предела.       Спустя ровно шесть месяцев после рождения маленького Сэмми, Мэри сгорает на потолке детской, и Джон наконец понимает, что всё это время означала метка с пламенем на его теле.       И он целиком отдаёт себя охоте и мести, лишь бы почувствовать себя ближе к Мэри. . . .       — Дин! Подожди меня! — кричит Сэм своему четырнадцатилетнему брату. Он изо всех сил перебирает своими более короткими, чем у Дина ногами, но всё равно не может его догнать. Услышав голос Сэма, старший замедляется, а потом останавливается и ждёт его, рискуя получить нагоняй от отца за недостаточные усилия, приложенные на тренировке.       — Поймай меня, если сможешь, — кричит Дин.       — Придурок, — отвечает Сэм.       — Сучонок. . . .       В восемнадцать лет Дин приводит в снятый их отцом номер девчонку. Джон охотится за два города от них, и старший брат хочет воспользоваться этой возможностью в полной мере. Поздно ночью подростки переваливаются через порог номера, где Сэм спит на кушетке.       — Ш-ш-ш, — предупреждающе шипит Дин хихикающей подружке. — Не хочу его будить. Иди за мной.       Но уже поздно. Сэм открыл глаза и смотрит, как они уходят в спальню. Он представляет, как Дин снимает с девушки блузку. Как поцелуями постепенно спускается к её груди. Спустя минуту Сэм слышит через дверь мягкие постанывания. Им вторят более низкие стоны Дина.       Сэм зарывается головой в подушку, стараясь не обращать внимания на шумы. В глазах собираются слёзы, дыхание срывается. Вскоре все звуки стихают, но Сэм по-прежнему не может заснуть. Он встаёт с кушетки и садится у стены спальни, откуда доносится тихое посапывание Дина. Брат просыпается рано, но Сэм уже снова на своей кушетке, смотрит утренние мультики по телевизору. . . .       На двадцатый день рождения Дина его метка так и не проявляется. Дин мечтает о ней каждый последующий день. При такой жизни, какую ведут Винчестеры, очень немногое может сделать тебя счастливым. Сэмми и тот, чья отметка появится на его теле, будут для него всем. . . .       Дин молча подвозит Сэма до автовокзала. Он не смотрит на младшего брата, но остро чувствует его взгляд. Сэм смотрит на него всю дорогу, и Дин прикладывает все усилия, чтобы не посмотреть на него в ответ. При приближении к парковке, руки сами собой стискивают руль.       Сэм выучил наизусть каждую чёрточку Дина ещё к своим восьми годам, но сейчас, глядя на своего обожаемого старшего брата, он надеется, что что-то упустил, какой-то знак того, что Дин хочет, чтобы он остался. Если бы Дин попросил, он бы ни ступил ни шагу из этой машины. Если бы он нашёл хоть один намёк на то, что он нужен Дину так же, как Дин нужен ему, тогда он не сел бы в этот автобус да и вообще никогда бы не подал документы в Стэнфорд. В глубине души Сэм знает: он охотник, это у него в крови. Но охота означала постоянные мучения от необходимости находиться рядом с Дином и молчать о своих чувствах. Боль от того, как тот постоянно флиртует с девчонками, касается их. Сэму выкручивает внутренности при мысли, что Дин никогда не посмотрит на него так, как на них. И он выходит из машины. Покупает билет до Пало Альто. И ни разу не оборачивается на «импалу». . . .       На втором курсе Сэм встречает Джессику. Во время первого же разговора она приглашает его на свидание, и Сэм не видит причин отказываться. Он рассказывает ей о себе, насколько это возможно, позволяет увидеть своё разбитое сердце, но Джессика так и не узнаёт, кем оно разбито и почему. Она лишь пытается облегчить его боль поцелуями.       На двадцатый день рождения Джессики у неё появляется метка, и она понимает, что Сэм не её соулмейт. Её метка — это маленькие буквы слова «нежданный» на ступне. Увидев её, Джессика рыдает. Она продолжает отношения с Сэмом и больше не смотрит на свою ногу. Они оба стараются не обращать на маленькое слово внимания. . . . .       На своё двадцатилетие Сэм просыпается под внимательным взглядом Джессики. Она мягко проводит по его волосам, а потом нежно берёт его руку и показывает Сэму его ладонь. На ней словно выведенная почерком Дина красуется надпись: «Придурок». Сэм бледнеет и не понимает, что происходит с его сердцем: ощущение, будто бы оно одновременно и остановилось, и зашлось галопом. По щеке Сэма скатывается слеза, и очень скоро он рыдает, уткнувшись в рубашку Джессики.       — Ты знаешь, кто это, да? — шепчет она ему. Её тон понимающий, успокаивающий, только чуть дрожит, и она смотрит на Сэма потухшим взглядом.       Он не собирается ей лгать. Только не об этом.       — Да.       — Уедешь? — спрашивает Джесс, отводя взгляд.       — Только если он сам сюда приедет. Если скажет, что я ему нужен.       — Ты идиот.       Сэм прожигает её взглядом.       — У тебя есть всё, что нужно, и ты готов от этого отказаться из-за своей трусости. Я знаю, ты меня любишь. Но иногда ты смотришь на меня, а представляешь кого-то другого. Со мной тебе было бы хорошо, ты был бы даже счастлив, но тебе всегда будет хотеться большего. Позвони ему. Ты ему нужен. Он будет идиотом, если откажется от тебя.       Джесс взяла с тумбочки телефон Сэма и протянула ему, но тот лишь покачал головой.       — Сэм, позвони ему.       — Хорошо, но не с этого телефона, а то он не узнает номер.       Сэм поднимается с кровати и подходит к шкафу, извлекая небольшую дорожную сумку, которую Джесс никогда прежде не видела, и достаёт из неё старый мобильник.       — Не возненавидь меня, — говорит Сэм, глядя на Джесс, прежде чем набрать номер. . . .       Когда звонит телефон, Дин всё ещё не может оторвать взгляда от метки на ладони. При виде аккуратно выведенного «Сучонок» на глаза наворачиваются слёзы. Сэм оставил его, а теперь выясняется, что они соулмейты. Телефон звонит во второй раз, и Дин хватает его, чтобы разбить о стену, но взгляд зацепляется надпись на дисплее. «СЭММИ».       Дин принимает звонок. В трубке лишь молчание.       — Сэм? — не выдерживает Дин.       — Да. Прости, я не знаю, что сказать.       Дин слышит, как от волнения брат часто дышит, и даже не успевает подумать, как выдаёт:       — Какая метка?       — «Придурок».       Уголки губ Дина ползут вверх в улыбке.       — У меня «Сучонок». . . . В то же утро Джесс уходит и больше не возвращается. Она знает, что Сэм всё равно скоро покинет колледж, и она больше никогда его не увидит. В любом случае настало время ей найти своего собственного соулмейта. . . . Их встреча уже в качестве соулмейтов не началась ни со сказочного поцелуя (хотя он и случился некоторое время спустя), ни даже с объятий. Сэм и Дин просто сверлили друг на друга истосковавшимися взглядами и постепенно свыкались с мыслью, что им суждено быть вместе. Покидая Пало Альто в своей «импале», они почти не говорят и лишь держатся за руки.