***
Ребекка честно пыталась не обращать на это внимание. Но бабочки в животе, которые появлялись каждый раз, при его такой детской улыбки, говорили об обратном. Это не всегда было так, но у Блюгарден каждый раз становилось тепло, только ловля его взгляд на себе. Она старалась не обращать внимание на эти искры, которые она чувствовала везде, где Шики только касался её. Она изо всех сил старалась не обращать внимания на эти действия, потому что она заранее знала, к чему всё это может привести, и совершенно не хотела этого.***
Но эта любовь была не для неё. - Я скоро женюсь, Ребекка, представляешь? - Весело улыбаясь, спросил однажды Гранбелл. Ребекка знала это, она так и знала! Знала, чёрт возьми! И как бы то не было, она сама позволила этим чувствам, какими бы они не были, к лучшему другу, расти. - Она такая сильная и храбрая, ещё она очень милая, Ребекка, я так её люблю! - Продолжил тогда восхищено Шики, чем уничтожал и так хрупкое сердце блондинки. Она знала и знает, что Шики не будет чувствовать к ней то же самое. Шики любил её. Так же, как он любил Лагуну или Вайза, потому что они были его семьей. И Шики защитит их, защитит её, потому что он был старшим братом (черт, Шики, я старше тебя на месяц!), ведь именно так поступают старшие братья. В этом и была проблема. Шики видел в ней только младшую сестру (Шики, я старше!!) и ничего больше. Это было неправильно для Ребекки иметь такие чувства к Шики. Неправильно, что у неё каждый раз мурашки бегут по спине, когда Шики улыбается только ей. Неправильно каждый раз иметь это теплое чувство в животе, когда она ловит его взгляд, направленный на неё. И от этого всего так чертовски больно.***
"Это было слишком просто", - подумала Ребекка через несколько дней после своей внутренней исповеди. Было слишком легко поддаться этой улыбке и взгляду. У Ребекки все равно никогда не было ни единого шанса. Она падала, и падала тяжело. Теперь, когда первоначальный шок прошел, её сознание прояснилось, хотя грудь все еще очень сильно болела. Она была счастлив за них. Она действительно была. И хотя её переполняла сильная печаль, но она знала, что её друзья заслуживали того, чтобы быть счастливыми, быть любимыми. Забавно, что все эти дни она проводила в одиночестве в своем домике, вдали от друзей, оплакивая свою потерю, чувствуя, что мир разваливается на части и ничто уже не может быть прежним. Но нет, мир все еще был, твердый под её ногами, все тот же, каким она покинул его. Она горько усмехнулась. Она услышал приближающийся голос Шики, кричавшим о заботе и беспокойстве. - Ребекка! Ты в порядке? Мы давно тебя не видели... - О, Шики. Да, не волнуйся! Я просто простудилась и не хотела вас заразить. - О нет! Ты должна была сказать нам. Ты уверена, что ты в порядке? - Да, да, теперь я в порядке, - улыбнулась она. - Пошли, поздороваемся с остальными. Шики засиял, радостно шагая вперед, хотя в его звучании все еще слышалось легкое беспокойство. Ребекка только смотрела ему вслед, её сердце болезненно сжалось, а улыбка стала печальной. Все не будет как прежде, да? Она закашляла. Хризантемы, его любимые цветы.***
Все было не в порядке. Ребекка ещё не хотела умирать, не сейчас. Прошло уже два дня, и рвота цветами и кровью стала обычным явлением, но это не означало, что боль стала меньше. Она знала, что достигла своего предела. Она умрет на этих днях, слишком рано. Ужасно и мучительно. Ей хотелось плакать, кричать. Но она этого не делала. Вместо этого она улыбнулась и притворилась, успокаивая своих друзей, которые начали кружить рядом с её комнатой. Она никогда не оставалась одна слишком долго. Она был действительно этим тронута. Ребекка лежала в своей предсмертной постели, длинные волосы разметались по подушке. Она слишком устала, чтобы связать их. Честно говоря, она слишком устала. Она так ослабела, что всего лишь пара шагов заставляла её задыхаться и хрипеть. Не помогало ещё и то, что дыхание само по себе стало еще одной агонией. Она действительно скучала по тем дням, когда она просыпалась, могла спокойно кричать, тренироваться и бегать по дому со своими друзьями, она даже скучала по универу. Тело уже не в состоянии выкашливать эти цветы, девушка задыхалась. Бездыханное, бледное тело девушки билось в конвульсиях на кровати. Кровь из носа тонким ручьём потекла по лицу, капая на пол. Пальцы перестали держать горло, а глаза стали пустыми, как стекло. Лишь маленькая слеза осталась на лице, последняя эмоция, которую смогло выдать тело. В легких расцвела красивая белая хризантема.***
Он женился. Этот факт оставлял смешанные чувства. Всё было прекрасно, если не одно, но, которое его сильно расстраивает. Где же Ребекку носит? Она не пришла ни на церемонию, ни на вечеринку, Шики начал заметно переживать. - Слушай, Вайз, ты не знаешь где Ребекка сейчас? - Спросил с надеждой мимо прошедшего друга, Гранбелл. Он отрицательно покачал головой. - На звонки не отвечает уже пару дней, Ивли говорит, что дома её нет, потому, что она много раз к ней приходила, а дверь она не открывала не разу. Ладно, я домой, ещё раз поздравляю тебя с свадьбой. - Сказав всё это, Штайнер брезгливо отдал свой недопитый бокал и двинулся к выходу, оставив Шики одного.***
Прошло время, и он, сидя под кленом и поедая бенто, вдруг подумал, что Ребекка умерла зазря. Может быть, её любовь не была не взаимной. Просто никто об этом не знал тогда. Может быть, нужно было дать ей время, чтобы прорасти и окрепнуть, выпить немного кровушки у носителя этого вируса, позволить переболеть первые приступы и уже затем делать хоть что-то. Слезы орошали землю и становились питанием и удобрением. Ребекка лежала в этой земле. Так близко, как никогда раньше, и так далеко. Шики лег на траву и прислушался. Билось его сердце, прижатое к ребрам. Прорастали травы, шелестя и переговариваясь с ветром. Текли воды. Жизнь жила в этой земле. И одна смерть. Шики свернулся калачиком, уткнувшись в сгиб локтя. Это чтобы скрыть зияющую рану в груди. Там, где что-то могло расцвести. Если бы не стало просто удобрением. Где теперь было пусто. Так вот, что чувствовал Ребекка. Паршиво. И поделом ему. Шики ненавидел в себе это больше всего. Сорняки жалости к себе, он боролся с ними годами. Пережить смерть того, кого отчаянно любишь, оказалось невозможно