Маленькая смерть

      У Танатоса сна ни в одном глазу. Он нервно расправляет шёлковую простынь под ладонью, напоминая себе, что шёлк — это неудобно и непрактично. Почему он вообще решил попытаться?              Покрасневшие глаза с трудом фокусируются на последних язычках пламени в камине; от тлеющих поленьев тепла совсем мало.              Он переворачивается на спину, натягивая лёгкое покрывало почти до шеи. От неуёмного внутреннего напряжения, стресса и отсутствующей привычки отдыхать начинает знобить, и Танатос ошибочно принимает эту дрожь за последствия воздействия холода. Хочется подняться и сделать что-то с камином и стремительно остывающим воздухом.              Взгляд сам по себе падает на противоположную часть кровати. Бог смерти позволяет себе озорную мысль о том, что мог бы завернуться в накидку Гипноса — всё равно не разбудит — и он осторожно тянется к брату, цепляясь пальцами за края его мантии. Видимо, тот опасался замёрзнуть, обернувшись накидкой и свернувшись в кровати, как кот. Приходится потянуться рукой — тихо, медленно, стараясь не потревожить сон — через спину Гипноса, уткнувшись лицом в его затылок, и выдернуть обшитый белым край мантии из сомкнутой ладони. Танатос запоздало понимает, что следовало сделать это с самого начала, и вторая рука скользит под шею брата, расстёгивая мантию. Теперь проблем с тем, чтобы забраться под мягкую, хранящую чужое тепло, ткань, не остаётся.              Гипнос чуть шевелится сквозь сон, когда ощущает, как к его спине прижимаются, но не просыпается. Танатос вздыхает немного облегчённо, рассчитывая, что дрожь уйдёт вместе с ощущением холода.              Он решился поспать, ожидая, что почувствует себя лучше. Что отдых поможет снять напряжение, а тревога уйдёт сама по себе. Проблема настигла в самом начале исполнения задуманного — он не смог уснуть. Он мысленно ругает брата за то, что посоветовал ему это, а себя — за наивность и решение последовать этому совету.              Танатос не замечает, как повторно тяжело вздыхает, глядя в темноту. Бог сна под его рукой шевелится от этих вздохов — видимо, дыхание щекочет шею, пробуждая.              — Так и не уснул? — Танатос отстраняется, заслышав сонный голос, но не встречает протеста объятиям со стороны брата.              — Нет.              Гипнос приподнимает маску, протирая глаза, но не поворачивается. Жмётся ближе спиной, так что Танатос непроизвольно отодвигается, непривыкший к ласкам. Повторяет мысленно, что не обнимал, а лишь хотел согреться, подло воруя чужое тепло.              — Я могу помочь.              Ответ следует слишком быстро, немного резковато:              — Нет.              Он непреклонен. Знает, что Гипнос может. Видел, как люди засыпают от одного его прикосновения. Понимает, что это не тот сон, что ему нужен — он искусственный.              Хрупкие плечи вздрагивают, и Танатос понимает, что, отстраняясь, почти полностью отнял у брата его мантию. Абсолютно не греющее одеяло же от него слишком далеко.              Взгляд цепляется за розоватую оголившуюся кожу спины, и то, как Гипнос поджимает ноги, но не просит укрыть его снова. Возможно, снова задремал и не заметил, что именно произошло.              Наблюдение оказывается занятным — занятнее сна, очевидно, и Танатос не спешит заботиться о брате. Молча смотрит, как тот начинает мелко подрагивать.              — Холодно, — жалуется он сквозь дрёму. Танатос хмыкает, протягивая к брату руку — тёплую, наконец согревшуюся — и проводит по обнажённой спине. Бог сна немного прогибается от прикосновений, пытается прижаться к тёплой руке, и это движение приковывает внимание воплощения смерти. Дойдя до поясницы, он убирает руку, и слышит реакцию на свои действия, — тихий выдох.              Тёплые пальцы контрастируют с прохладной, быстро остывающей на воздухе кожей, и Танатос ведёт ими вверх, к лопаткам. Кожа покрывается мурашками от холода. Танатос решает подождать ещё немного, понаблюдать, сколько пройдёт времени, прежде чем брат сам к нему придвинется.              Подушечки пальцев тем временем переходят на открытый бок Гипноса, и тот снова шевелится, пытаясь скинуть руку. Видимо, щекотно. Пальцы опускаются на бедро, и Танатос замирает — брат немного выгибается в пояснице, словно безуспешно пытаясь придвинуться ближе. Любопытно.              Тёплые пальцы продолжают скользить по прохладной розоватой коже: вниз по бедру, и немного в сторону, продолжая движение по задней поверхности ноги. Гипнос едва ли просыпается, но сжимает бёдра.              Воспалённый от усталости и стресса разум не решается остановить занимательный эксперимент, предпочитая его сну. В отличие от последнего, он хотя бы имеет результаты.              Остановившись достаточно надолго, Танатос возобновляет движения руки по чужому телу, на этот раз касаясь не только подушечками пальцев, а опуская всю ладонь на поверхность кожи: вверх по бедру, лишь немного направляя руку в сторону, прежде чем дойти до округлых ягодиц. Гипнос дёргается, непроизвольно двинув тазом вперёд, словно пытаясь уйти от прикосновений, но тут же возвращается в прежнее положение. Танатос недоумевает, но ведёт рукой выше, переходя на грудь брата и приобнимая его, уверенным движением притягивает к себе, обратно под покров красной мантии.              Бог сна удовлетворённо выдыхает и жмётся к груди. Хрупкое тело контрастно прохладное, и его касания ощущаются необычно. Приятно.              — А со мной это сработает? — внезапно спрашивает Танатос, словно их диалог и не прерывался.              — Не знаю, — бог сна улавливает ход его мыслей крайне быстро.              Танатос вспоминает, как однажды видел работу Гипноса, коснувшегося живого человека. Тот мгновенно погрузился в дрёму от единого прикосновения кончиками пальцев. Другой же человек получил благословение Гипноса иначе: тот коротко коснулся его губ, и человек уснул долгим, спокойным сном.              — Давай попытаемся, — «в конце концов, если не сработает, хотя бы будет приятно».              — А ты не пробовал закрыть глаза и дождаться наступления сна?              Танатос фыркает и прижимает к себе брата сильнее, будто в отместку. Тот не противится, поддаётся, выгибается в спине, пытаясь подстроиться под тело бога смерти, стараясь соприкоснуться с его кожей везде, где только возможно.              — Если не хочешь помогать, так и скажи, и не заставляй меня лежать здесь так долго.              Гипнос издаёт тихий смешок. Он чувствует твёрдость, упирающуюся в ягодицы.              — Я всего лишь спросил, — парирует он. Танатос выдыхает в затылок брата, и тот слегка ведёт плечом от этого щекочущего ощущения.              Бог смерти опускает голову, уставший и обессиленный, и наблюдает за тем, как Гипнос разворачивается и приподнимается на кровати.              — Ложись на спину, — приказывает он лукаво, и полностью снимает маску с лица, оставляя её на белоснежных кудрях. Танатос подчиняется, переворачиваясь, и с подозрением щурится, когда брат садится на его бёдра и упирается острыми локтями в грудь, опуская подбородок на свои сомкнутые ладони.              Танатос не стыдится того, как дёргается его член в ответ на прикосновение чужих ягодиц, а Гипнос не выражает ни капли протеста.              — Приступай уже.              Бог сна не торопится, смотрит из-под пушистых светлых ресниц, и на его губах возникает полуулыбка. Он на пробу двигает бёдрами вперёд и назад, не сводя изучающего взгляда с брата.              Жёлтые глаза воплощения смерти темнеют от расширившихся зрачков.              Гипнос наконец собирается с духом — наклоняется, убрав руки, и прижимается своими губами к чужим, абсолютно невинно и целомудренно.              Сознание немного плывёт, но сон по-прежнему не наступает. Танатос уверенно смотрит в глаза отодвинувшегося брата.              — Ещё раз? — спрашивает тот тихо, и бог смерти кивает, поощряя прикосновением рук к бёдрам.              Пальцы гладят выступающие косточки таза, пока Гипнос пытается применить свою способность вновь — получается лучше, сознание затуманивается сильнее, но до желаемого эффекта оказывается ещё далеко.              Руки на бёдрах немного сжимаются, когда бог сна, отвлёкшись, вновь трётся ягодицами о член. Он напрягает бёдра, но не просит ни о чём, и Танатос не спешит предлагать.              — Давай ещё, — говорит бог смерти, хотя мог бы и не делать этого, отмечая, что чужие губы к нему тянутся прежде, чем он заканчивает фразу.              На пробу он углубляет поцелуй: сонливость так и не возникает, зато становится похоже на эффект опьянения. Сосуды сужаются, а давление повышается. Гипнос практически не целует в ответ, но жмётся плотнее.              Постепенно накатывает сонливость, но она же и отступает от того, как ощущается возбуждение. Происходящее подходит на гипнагогическую галлюцинацию, сладкую фантазию, возникающую на грани бодрствования и сна. Волосы, в которые почему-то путаются пальцы Танатоса, кажутся витиеватыми нитями или путами, и высвободить руку из кудрей уже не получается.              Гипнос отодвигается и тихо смеётся.              — Закрой глаза.              Бог смерти внезапно для себя же беспрекословно подчиняется. Перед глазами возникают цветные пятна, а тело брата словно тяжелеет, придавливая к кровати.              Танатос силится отличить реальность от результата чар бога сна: снятся ли ему прикосновения к шее и груди, или его и правда так ласково касаются губами? Влажный, мягкий язык немного отрезвляет, и Танатос на мгновение даже открывает глаза, надавливая на затылок брата, скользящего влажными губами по ареоле соска.              — Это как-то связано с твоей помощью или просто пользуешься возможностью? — спрашивает Танатос, и язык немного заплетается.              Гипнос пожимает плечами.              — Разве не ты первым начал?              — Я уже не помню, кто это начал.              Он слышит смешок, и тихо урчит, замечая, что давление на бёдра совсем прекращается. Распахнув глаза и подняв голову, он не замечает перед собой брата, но тут же слышит его голос.              — Я тоже не помню. Давно же это было...              Танатос облегчённо опускает потяжелевшую от сонливости голову на подушку. Он не видит, что делает Гипнос, и не пытается этого узнать. Выжидает.              Когда мантию, укрывавшую его тело, резко снимают, бог смерти недовольно хмурится, приподнимаясь, но прохладная ладонь давит на его лоб, и немного отрезвевшее сознание вновь оказывается в густом тумане. Гипнос накидывает на свои плечи накидку, укрывая брата её краями, и вновь садится на его бёдра.              Приподнявшись совсем немного, он тянется рукой за спину и сжимает тяжёлый эрегированный член, плавно направляя его к смазанному отверстию. Танатос хрипло стонет и не глядя тянется руками — хочет надавить на бёдра, насадить глубже, ощущая в этом острую потребность.              Гипнос ухмыляется, не торопясь, и вместо этого переплетает свои пальцы с чужими, столь удачно оказавшимися рядом.              Уже не пытаясь открыть глаза, Танатос терпеливо ждёт, чувствуя, как бёдра почти что сводит судорогой от того, насколько медленно бог сна насаживается на член, явно пытаясь подразнить этим — не до конца ясно, кого из них.              — Думаешь, это поспособствует сну? — у него нет ни малейшего желания прекращать, голос срывается на сиплый стон к концу фразы, но Танатос продолжает уже из принципа. Всё ради того, чтобы стереть с лица брата эту лукавую улыбку. Он не видит, но почти физически ощущает её.              — Вот и проверим, — звучит в ответ, и Гипнос давится своим стоном, опускаясь всё ниже, практически доходя до основания, — Но если не хочешь, я пойду спать.              Они оба замолкают, Танатос — от того, как начинает кружиться голова, а бёдра сами подаются вперёд, и он входит до упора, а Гипнос — выжидающе, едва слышно шипя от быстро проходящего дискомфорта.              — Не усни в процессе, — колко предостерегает бог смерти, и тянется к члену брата. Пальцы обхватывают головку и, сомкнувшись кольцом, несколько раз ведут вверх и вниз под ней.              Гипнос порывается сказать что-то в отместку, но замолкает, опуская руки на чужую грудь, и приподнимается, тут же вновь опускаясь на член до упора.              — С тобой уснуть проблематично, — наконец на выдохе шепчет он, задавая неторопливый темп своим движениям. Ответный тихий стон звучит поощрительно.              — Не хочешь продолжить молча?              Решаясь перехватить инициативу, Танатос крепко сжимает руки на бёдрах бога сна, прекратив ласкать его, и резче толкается в него.              — Нет, — белые кудри падают на лицо, когда он отрицательно качает головой, напрягаясь от усилившегося давления, — Помолчать ты сможешь и с Загреем.              От упоминания имени сына Аида Танатос приоткрывает глаза, немного сбавляя темп. Смотрит немного удивлённо, но с непередаваемой нежностью.              — Заставить его замолчать ещё сложнее, чем тебя, — он ведёт бёдрами по кругу, и слышит, как Гипнос в ответ на это несдержанно стонет. — А ты ревнуешь?              — Ни в коем случае, — пытается улыбнуться лукаво, в привычной манере, но от нового мощного толчка зажмуривается, сорвавшись на высокий стон.              Танатос отмечает, что им следует поднять эту тему позднее, возможно, поговорить серьёзнее, но сейчас лишь сжимает руки сильнее, резче насаживая брата на член.              — Не увлекайся, — предостерегающе шепчет Гипнос, и проводит ладонью по лбу воплощения смерти. Погрузиться в сон тот не может, но ощущает, как его тело тяжелеет, а руки на чужих бёдрах ослабевают. Должно быть, он и правда, задумавшись, начал сжимать его слишком сильно, причиняя боль.              Возникшую тишину от наконец прервавшегося диалога нарушает загнанное дыхание обоих и возрастающее количество стонов. Бог сна активнее двигается сам, отмечая, как напрягаются мышцы Танатоса, и немного замедляется, принявшись лениво двигать ладонью по влажному от естественной смазки члену.              Едва находя в себе силы вновь открыть глаза, бог смерти неудовлетворённо стонет, желая возобновить утраченный темп и ощущая, что уже находится на грани.              — Не засыпай, — хмурится он, глядя на Гипноса, и накрывает его ладонь своей. Сжимает. Ведёт большим пальцем по уздечке, мягко надавливает на головку, и слышит, как брат всхлипывает, подрагивает всем телом, столь чувствительно реагируя на прикосновения. Бёдра хаотично двигаются то вперёд, толкаясь в ладонь, то обратно, насаживаясь на член, и бог сна совсем теряется в ощущениях.              Зажмурившись, Танатос видит яркие вспышки перед глазами, не до конца понимая, связано это с воздействием чар брата или является реакцией на подступающий оргазм. Он слышит удивлённый вздох Гипноса, когда приподнимается на кровати и крепко обнимает его поперёк талии рукой, не прекращая движения ладонью на члене.              — Это необязательно, — запоздало протестует бог сна, не желая, чтобы брат выходил из него перед оргазмом, но не сопротивляется, немного отодвигаясь, и протяжно громко стонет, изливаясь в ласкающую его ладонь. Он обхватывает член брата рукой и ритмично проводит вдоль ствола. Старается не закрывать глаза от удовольствия, наблюдая за тем, как Танатос резко толкается навстречу, тяжело дыша; за тем, как тот хрипло стонет, выгибаясь в спине и пачкая спермой собственный живот и грудь.              Гипнос ложится рядом, расслабленно выдыхая в шею бога смерти, и даёт им обоим время отойти от оргазма. Слышит, как со временем дыхание и сердцебиение брата приходят в норму, замедляясь, и приподнимается, склоняясь к груди Танатоса. Осторожно касается языком белёсой капли, слизывая её с кожи.              — Ты же не... — не открывая глаз, комментирует воплощение смерти, и бегло смотрит сквозь ресницы на брата. Не будь он столь сонным от чар бога сна, непременно смутился бы. — О кровь и тьма, зачем ты...              Гипнос мягко смеётся и отстраняется.              — Спи. Я позабочусь.              Пальцы касаются лба Танатоса, и тот из последних сил остаётся в сознании, уже не замечая, сколько проходит времени, пока бог сна стирает влажной тканью следы спермы с его руки и живота, и ложится рядом, прижимаясь всем телом. Укрывает их обоих своей мантией.              — А ты знал, что оргазм — это маленькая смерть, Танатос?