Любовник смерти

Я оказался среди шёпота. Меня звали, манили, ласкали. Я плавал в вязкой темноте и испытывал умиротворение. Тело я совсем не ощущал. Лишь всепоглощающую темноту и тихий шёпот тысяч голосов. А потом вспышка боли вырвала меня из этой затягивающей тьмы. Боль наполняла каждую клеточку моего тела, выкручивала, была слепящей, всепоглощающей, как тьма, но с другим эффектом. Я чувствовал не умиротворение, а встряску. Как будто через меня пускали ток, заставляя моё тело выгибаться, судорожно корчиться. Но вот боль отступила, осталась лишь дрожь в измученном теле, судорогами проходящая от лица до пальцев на ногах. Я открыл глаза. Надо мной склонился Том. — Прости. Я был вынужден. Прости, прости, — он приподнял меня и прижал к себе. Я не мог пошевелить даже пальцем. Я ощущал одновременно и дикое истощение, и дикое напряжение. Том прижал меня крепче, и вдруг сила хлынула в меня, впитываясь как дождь в песок, что стоял под солнцем полгода. Сила была вкусной, пьянила как шампанское, впрыснутое сразу в кровь. Я пил, пил, и меня наполняла оргазмическая пресыщенность и лёгкость. Но рядом тускнел образ Тома. Я вдруг понял, что происходит. Мне стало страшно. Я попытался отстраниться. — Остановись, — я еле шептал. Том склонился к моим губам. — Остановись, Том. Вдруг на руке Тома взорвался браслет-накопитель, засыпав нас каменным крошевом, и сила плеснула в пространство. И я оттолкнул его от себя. Если сработал браслет, значит он на исходе. Мы лежали на полу, соприкасаясь лишь кончиками пальцев, и впитывали разлившуюся силу. Над нами мерцали включениями кварцита неровные своды пещеры. И жиденький Люмос, освещавший всё холодным светом. Я повернул голову и посмотрел на Тома. Тени залегли под его глазами, скулы чуть заострились. Алтарь чуть не выпил меня. А я чуть не выпил Тома. — За что ты извинялся? — Ты приклеился ладонями к этому проклятому алтарю и осел. Я не мог ни оторвать тебя, ни привести в чувство. Алтарь пил тебя как вампир после столетней спячки. Я бросил Круцио. Это… помогло. — Спасибо! По лицу Тома прошла судорога. Ему было больно от моего «спасибо». Кидать Круцио в любимого человека вряд ли приятно. Ведь требуется сильный ментальный посыл. Искреннее желание причинить боль. Хорошо, что у нас есть опыт наказаний. Я мог просто осыпаться горсткой пепла у этого алтаря, если бы не мой Тёмный и его умение и опыт причинения боли. — Я люблю тебя, Том. — Прекрати! — Том подкатился ближе, навис надо мной. Посмотрел тёмными глазами, что-то выискивая в моём лице. — Я не думал, что муки совести так болезненны. Хуже только раскаяние. Я вместо ответа взял его лицо в руки и притянул к себе, касаясь губами скул, носа, уголка губ. А потом наши губы соединились, и в меня проник жадный напористый язык. Мы любили друг друга у алтаря с первобытной страстью. Прямо на голом каменном полу ритуального зала. Насыщая пространство своей магией и силой. И кровью. Я сбил колени и локти в кровь, когда Том рывками входил в меня сзади. Наш синхронный оргазм выплеснул в мир Магию, заставляя золотые пылинки кружить в воздухе. Они оседали на нас, на алтарь, на каменный пол, впитываясь в поверхность. По алтарному камню прошёл световой сполох, и он затих. Лишь сейчас я понял, что он низко гудел на грани слышимости. Я пошевелился, и Том откатился с меня. Развернувшись, я уткнулся головой в плечо Тома, закинул руку поперёк его груди. Мне было хорошо. Нега и истома разливалась по телу и внутри. Видимо замок, наконец-то, утолил свою жажду. Надо было вставать, но лежать вот так, полуголым на каменном полу в объятиях Тома было удивительно хорошо. — Надо вставать. Ты как? — Лучше профессора Бинса, — Том хохотнул. Сел, заставляя заодно и меня принять сидячее положение. Лёгкой лаской прошёлся по позвоночнику. Залечил локти и коленки. Потом встал и подал мне руку. Дёрнул на себя, прижал. Бережно и жадно одновременно. — Ты постоянно меня пугаешь, мой Свет. — Извини. — У нас сегодня день взаимного раскаяния. Твои предки второй раз чуть не убили тебя. Ласково, нежно. Как руки душителя, затянутые бархатными перчатками. Тебе не кажется это странным? — Нет. Суть Певереллов служение Бледной Госпоже, а Смерть… привлекательна. Она, — я помолчал, подбирая слово, — умиротворяюща, ласкова, притягательна. Как долгожданный сон. — Не говори ТАК. Мне делается страшно. Как будто ты собрался туда вернуться. — Рано или поздно мы уйдём. — Поздно, любовь моя. И вместе. Я кивнул. Том так меня уговаривал, будто я против. Прислушавшись к себе, я понял, что резерв почти восстановлен. Взял запястье Тома и осмотрел остатки браслета. Осталась лишь металлическая основа на широком запястье. Камни были разрушены. Надо будет восстановить у гоблинов. Он нас спас. — Твой резерв? — В норме. Ты зарядил меня, как батарейка. — И ты меня. Зарядил, — жар вдруг прилил ко моим щекам, когда я вспомнил, как Том «заряжал» меня. Жёстко, жадно, властно. Так, что мой член разрывался от возбуждения, а мозг плавился от страсти и желания. — Ты чего? — Том заметил моё лихорадочное состояние. — Ты адский огонь, пожравший мою неискушённость. — О! Ты хочешь ещё? — его руки на моей талии дрогнули и поползи вниз. — Может страстность передаваться половым путём? — я слегка отстранился. — Не сейчас. Давай закончим с замком. Мы привели одежду в порядок. Ну, Том просто застегнул ширинку, я же, как всегда, был гол как сокол. Я натянул на себя все вещички, отряхнул мантию, что служила нам ложем и мы пошли наверх. Я не знаю, решусь ли я вновь кормить этот алтарь наложением рук. Но мысли, как накормить его без контакта, у меня появились. Точно. Том заразил меня этой своей гормональной бурей. Я в четырнадцать так секса не хотел, как сейчас. В холле нас ждала целая колония домовиков. Увидев нас, они дружно хлопнулись на колени. Я попросил всех встать. И спросил, кто из них старший. Они все выглядели не как Добби. Скорее как Кричер. Но если учесть, что спали они несколько столетий, это неудивительно. Самый старший из них вышел вперёд, глубоко поклонился и представился Эрлингом. Я ввёл эльфов в курс дела. Что скоро замок станет приютом для детей магов. Необходимо вычистить его, привести в порядок, произвести мелкий ремонт. О необходимости крупного ремонта сообщить мне. Я найму гоблинов. Я выдал Эрлингу увесистый мешочек с галеонами на мелкие расходы и дал разрешение на посещение меня в любое время. Доступ к сейфам Певерелла я дам ему через гоблинов чуть позже. Том впишет его в систему безопасности дома. Я вызвал Добби и сказал, что за мелкими вопросами или помощью можно обращаться к нему, так как он является моим личным эльфом. Вся колония воззрилась на Добби с почтением и лёгкой завистью. К концу разговора эльфы испарились, остался лишь Эрлинг, который провёл нас в галерею предков. Я окинул её скорым взглядом и велел Эрлингу повесить сюда натюрмортов и пейзажей. И каждый день с завтрашнего дня читать им «Пророк». Подписку поможет оформить Добби. Пусть развлекаются. И принялся будить их одного за другим, вливая в каждый портрет сырой силы. Предки просыпались, отряхивались, потягивались, начинали переговариваться с соседями и шастать по другим картинам. Дамы в старомодных нарядах, господа в жабо, парче и бархате. Центральной картиной галереи оказались портреты трёх братьев Певерелл, с которых и начался весь многочисленный род, который к двадцать первому веку выродились в меня и Тома. Том был потомком Кадмуса, я Игнотуса. Антиох, Кадмус и Игнотус сидели за круглым столом, и на столе перед ними лежали Дары Смерти. Палочка перед Антиохом, камень перед Кадмусом и мантия перед Игнотусом. Сзади, сотканная из игры тьмы и света стояла призрачная фигура Бледной Госпожи. Сама Смерть была на картине братьев. Пробуждая их, я почувствовал и её отклик. Мягкое прикосновение вечности. Так знакомое мне по нашим встречам. В этот раз я не совершил ошибку, как в Поттер-меноре, и не представлялся каждому по-отдельности, а представился лишь разбудив всех. Также представил Тома. Предки загомонили, но так как я, кроме Игнотуса, ни с кем не был знаком, то обратился сразу к этой троице. Объяснил, для чего пробуждаю замок, и что тут будет. В общем все были рады. Также я сообщил Игнотусу, что есть его портрет в Поттер-меноре, и он намеревался наведаться туда в ближайшем будущем. Поэтому я сразу наложил заклинание Неразглашения. Попрощавшись, мы спустились в холл. — Пойдёшь в библиотеку? Глаза Тома сверкнули предвкушением и погасли. — В следующий раз. Ты устал. Всё равно придётся ходить кормить этого монстра. — У меня появилась идея по этому поводу. Потом расскажу, — хмыкнул я. Я прислушался к замку, потянувшись к его сути. Я почувствовал биение пробуждающейся жизни. Пока слабенькое, медленное, как тихоходный паровозик, отчаливающий от заброшенного полустанка. Но ничего. Магии, силы и крови кастл от меня получит, и жизнь будет бить в нём ключом. Мы вышли в сад и аппарировали прямо с крыльца. Всё равно структура антиаппарационного барьера провисла и пестрела дырами. Подлатаем после, когда будет больше сил.