Любовник смерти

Мне тепло, уютно и слегка скованно. Как в колыбели, когда мама укутывала меня плотно в плед. Это ощущение смутное, нечёткое, но крайне памятное. Я потягиваюсь, ощущая какую-то неправильность. Ха! Том снова отлежал мне правую половину. Основательно отлежал. Откуда у него такая тактильность, у детдомовского ребёнка? Или он даже во сне пытается меня контролировать? Но за эти месяцы я привык к тому, что он тем или иным способом претендует на меня в постели. Выпростав из-под него пострадавшую половину, змеёй отползаю в сторону. От приливающей крови всё покалывает. Ощущения иногда похлеще Круциатуса. Когда отпускает, я снова потягиваюсь с наслаждением, до судорог в мышцах ног, до хруста, до чёрных мушек перед глазами. Поворачиваю к нему голову. Бледное лицо, под глазами тени от ресниц. Складка у губ. И локон, прилипший к высокому лбу. Я так люблю его. До рези в сердце. До остановки дыхания. В груди — пушистый жаркий ком. Хочется прикоснуться, снять поцелуем эти складки у губ. Они горькие. Растормошить, опрокинуть на спину, залезть сверху. Вначале целовать легко, играючи, заставляя проснуться. Потом коснуться губ более основательно. Трогая внутреннюю сторону, где кожа особенно чувствительна, кончиком языка. Ощущая нежность и беззащитность. Заводясь до пикси перед глазами. Пробовать вкус, коньячно-вишнёвый, слегка терпкий. От тактильных ощущений на кончике языка ведёт. Тепло. Шелковистость. Влажность. Почувствовать, как губы ответно вздрагивают, напрягаясь, перехватывая инициативу, бесценно. И сильный язык собственнически врывается в рот. Раздвигая, захватывая, утверждаясь. Поёрзать ягодицами по напряжённому животу, спуститься ниже и упереться в крепкий утренний стояк. Горячий, пульсирующий, жёсткий. Коснуться заведённой назад рукой, ощутить шелковистую крепость. Размазать большим пальцем капельку по атласной головке и направить в себя. Сесть, соединяясь, медленно, на подрагивающих от возбуждения ногах. Ощущая каждую вену, рельеф. До конца, до упора. Замереть. Посмотреть сквозь полуприкрытые веки в чёрные от расширившихся зрачков глаза. Том не выдерживает первым, слегка нагибая меня к себе в пояснице, подхватывая под ягодицы и, уперевшись пятками в матрас, начинает вбиваться в меня жёстко, рвано, сразу взяв бешеный темп. Он нетерпеливый, жадный, жёсткий. Он — дракон. Он владеет мной. Так, как хочет, так, как считает нужным. Так, как подсказывает ему его интуиция и звериная суть. Он сразу попадает в яблочко. Размеренно бьёт в простату. Сводя меня с ума. Лишая воли, разума, принадлежности. Я его, его в этот момент до самой последней клетки, до самой далёкой мысли и до самого мелкого импульса моей души. «Бери, бери меня, я твой», — рефреном звучит в моей голове. Я карабкаюсь вверх, к вершине экстаза, как альпинист, преодолевающий последние метры Эвереста. Мне не хватает воздуха, всё тело напряжено, руки и ноги трясутся. И вот она, последняя точка, небольшое плато, к которому так стремился все эти метры вверх. Я срываюсь. Зависаю в невесомости, за которой следуют взрыв и оглушающая тишина небытия. Постепенно ощущаю себя. Тяжесть, лёгкая неловкость тела, дрожь в мышцах, горячечное дыхание, жёсткие пальцы на ягодицах, подрагивающие подо мной бёдра Тома, жар, влага, покалывание между нами. Тепло наших тел, связь наших душ — вот что делает мир цельным и придаёт ему смысл. Не заметил, как моя фантазия воплотилась в жизнь. На каком этапе я коснулся и разбудил Тома? Я ложусь на его вздымающуюся влажную грудь. По нашим животам расплывается пятно моей спермы. Том прижимает меня к себе сильнее. Его руки слегка дрожат. Вчерашний день не прошёл даром ни для меня, ни для него. Хотя отделались мы относительно легко. Потрясения и магическое истощение ничто по сравнению с тем, что мы оба умудрились воздержаться от убийства, и что Жнец не пришёл в этот мир. Спасибо Фоуксу. Он, воплощение огня и жизни, играючи выгнал тёмную сущность из моего сознания. Мне в очередной раз повезло. Цепочка случайных событий сложилась в максимально удачное сочетание. Я поднимаю голову и смотрю на Тома. Глаза с поволокой. Лицо умиротворённое и никаких складок у губ. Так легко его расслабить. И так сложно одновременно. Целую его в уголок губ. Легко. Бездумно. — Люблю тебя, — даётся мне легко и правильно. Том вспыхивает внутренним светом. Смотрю на него внимательно, впитывая, запоминая. Он редко бывает так открыт и расслаблен. Он не отвечает. Просто сжимает крепче. Слова не нужны. Мы оба знаем, кто мы друг для друга. Я вдруг вспоминаю, что мы же собирались к Лили. А ей нельзя сейчас нервничать. Хреновый я сын! — Лили?! — Т-ш-ш-ш, — Том поглаживает меня по бокам, на обратном пути проводя ногтями по рёбрам, от чего я нахожусь в раздрае. Мне одновременно хорошо и щекотно. — Я успел связаться с ней. Сказал, что ты заболел гриппом, и мы на карантине. Отправишь Патронус, как только тебе полегчает. — Спасибо! — моему облегчению нет предела. Я понимал, в каком психическом состоянии был Том, когда я пропал буквально из его рук. Но он всё же подумал про Лили. — Это Церберу спасибо. Он напомнил предупредить, что мы не придём. Она всё равно что-то подозревает, Харри. Поэтому не тяни. Свяжись с ней прямо сейчас. Я сосредотачиваюсь, и все пространство потолка занимает огромный серебристый ящер. Надиктовав послание, отправляю его. Через пару минут в комнате возникает лань. — Харри, сынок, я рада, что ты в порядке. Что тебе лучше. Спасибо. Люблю тебя. Лань рассыпается холодными звёздочками. — Том, а что было после того, как меня утянуло порталом? — Том подо мной вздрагивает. А мне ведь и свою часть придётся рассказывать. Буэээ. Один Грюм с членом наперевес чего стоит. Я передёргиваю плечами. Том молчит. — Я растерялся, Харри… — он произносит это как-то беззащитно. — Впервые в своей жизни! Ты был в моих руках, моя ладонь ещё хранила тепло твоих пальцев, твой запах окутывал меня, и вдруг тебя не стало. Если бы это была аппарация, я бы мог вычислить тебя по аппарационному следу. Но порталы работают по другому принципу. Я стоял и оглядывался, как дурак, ища тебя взглядом. Непозволительная тупость. Невыносимая. Из-за этого я упустил девочку, что бросила тебе мяч. Хорошо, что я аппарировал домой, прямо в гостиную. Собирался поднимать внутренний и внешний круг по тревоге. Активизировать поиски. Но, в общем, был совершенно оглушён. Я предполагал, с большой вероятностью, КТО похитил тебя и боялся, боялся до потери памяти и сознания. Боялся не успеть. Страх полностью выбил почву у меня из-под ног. Слава Мерлину и всем богам, в гостиной был Цербер. Он вправил мне мозги. Я попытался портануться к тебе через жемчужину, но очевидно её с тебя уже сняли, и это не сработало. Так же как наши кольца. Сработала татуировка от Бледной Госпожи. Я почувствовал тонкую нить связи. После того, как Цер в своей манере меня пропесочил, я взял себя в руки и настроился на нашу связь. И на несколько мгновений увидел твоими глазами. И узнал это место! Я понял, что не успеваю катастрофически, пещера слишком хорошо защищена от проникновения человека. Плюнул на общий сбор. Через связь фамильяра дёрнул феникса. Он не дал бы тебе навредить, дал мне форы для того, чтобы добраться до тебя. И быстрее меня оказался там. Он откликнулся. Это были странные ощущения, но мне было не до анализа. Я паниковал и был люто зол. В уме меня держали лишь язвительные слова Цербера. Феникс получил от меня посыл об опасности для тебя. Эти птицы создают уникальные порталы, и он просто портанулся на твою магию и вашу с ним связь. Антиаппарационный купол, которым был закрыта пещера, ему не препона. Сам же я аппарировал на небольшую скалу у пещеры, обернулся в ящера и полез в лаз. Я был настолько зол, что дракон даже не попытался занять мой разум. Я лишь обрёл тело, которое позволило бы мне быстро вскрыть пещеру и навести достаточно жути. Переключить внимание на себя. Повторюсь, но я ужасно боялся, что они навредят тебе. До обморока. До трясущихся рук. Просто потому что могут. Чтобы сделать мне больно, — Том неожиданно сжал меня до хруста так, что у меня даже потемнело в глазах. — Да, я знаю, кто ты. Я всё про тебя знаю, мой Свет. Что ты не беззащитен, что за твоей спиной стоит сама Смерть. Но это не умаляет моего сумасшествия и страха. Они ведь не сделали тебе ничего? — Нет. Я могу показать, хоть это и противно. — Не надо. Не баламуть эту грязь. Ты жив, цел и в моих объятьях. Остальное — не важно. Остальное ты видел сам. Взорвал стену, увидел тебя живым, расслабился немного, и это дало свободу зверю, что бесновался внутри меня. Эти моменты я помню отрывками. Когда с потолка посыпались пики сталактитов, я снова испугался и метнулся к тебе. Я ощущал тебя, как стрелка компаса ощущает север. Накрыл крыльями. Сталактитовый дождь немного привёл меня в чувство… Я погладил Тома по лицу, с усилием разглаживая морщинку между бровями. — Всё хорошо, Том, всё уже позади. — Не всё, любовь моя. Нам ещё предстоит поиск тех, кто сдал нас Дамблдору, отследив наши перемещения по Лондону, девочка эта грёбаная, суд, выбор наказания. — Суд будет официальным? — Я думал судить его лично, собрав тех, кто пострадал от него. — Думаю, так лучше. Тогда он точно не избежит наказания, не отговорится словами или связями. — И не получит слишком лояльного приговора. Я не хочу, чтобы он умер от милосердной авады, тихо застыл от поцелуя или мотал срок в Азкабане. Он должен получить сполна. За обе наши жизни. Мы улыбнулись друг другу зеркальными улыбками. Как два дракона скалятся, загнав оленя для пиршества.