Любовник смерти

— Прости меня, — сказали мы одновременно. — За что?! — задали одновременно вопросы. А потом Сириус повернулся ко мне. На лице отражалась дикая смесь эмоций. Чувство вины, восхищения, бесшабашности, любви. — Харри! — он кинулся ко мне и крепко обнял. Так, как обнимал Гарри. Как близкого, родного, как отец обнимает сына. — Сири, я люблю тебя! Я так скучал по тебе такому! — Ну ты и учудил… сынок. — Иди ты! Папаша! Мы рассмеялись, расцепляя объятия. — За что ты просил прощения? — За похоть и навязчивость. — Это связь крестник-крёстный сыграла с тобой шутку. Ну и моя похожесть на Джеймса, — махнул я рукой, а потом напрягся. Джеймс… — А ты за что? — За Джеймса. — Я не знал, как отреагирует Сириус на то, что я сделал. Но врать ему я больше был не намерен. — Я не осуждаю тебя. Видимо во всех реальностях ему была предначертана смерть. И как бы я его ни любил, но я не могу ему простить то, что он вышвырнул своего сына из дома лишь за то, что тот говорит на парселтанге. И за то, что поднял руку на Лили. Мы помолчали. Потом Сириус встрепенулся. — Ну ты и актёр! Очочки, встрёпанный вид, Новая Зеландия, майори! Залил ты мне за воротник знатно. Я даже не почувствовал фальши. — Ради того, чтобы быть рядом с вами, я бы и не такого насвистел. — М-да. Так я там, у тебя, помер выходит? Надеюсь в бою? — О, да! Как истинный викинг. Спасая мою щуплую задницу. — Она у тебя не щуплая, — воскликнул он и вдруг дико покраснел. Отвернулся. Руки у него затряслись. Опустив лицо в ладони Сириус невнятно сказал: — Как вспомню, как я себя вёл — и мне тошно. Могу себе представить твой ужас. Когда твой крёстный отец касался тебя с похотливыми намерениями. Прости, прости, прости. — Сири… — Как ты только морду мне не начистил? — Я люблю тебя! Понимаешь? И ты не виноват. Ты же не знал, кто я такой и кто мы друг другу. Ты не представляешь, как ты важен для меня и как ты поддержал и любил меня в прошлой жизни. — Так расскажи! Чтобы я смог понять и простить себя и тебя за терпение по отношению ко мне. И я рассказал. Про Азкабан, побег, ложные обвинения, роли Дамблдора в его заключении, Питере Петтигрю, о моём наказании Питера в этой жизни и смерти в той, о наших шалостях и разговорах. Да, их было мало, но они были! Про то, как он погиб. Про свои чувства. Про свою вину. — Харри. Харри! Перестань! Это была хорошая смерть. И я выбрал её сам. Умирая, я защищал тебя, самое дорогое, что у меня было на тот момент. И ты не виноват, что так случилось. Ни в моей бесшабашности, неаккуратности и конфликте с Беллой. Я счастлив, что смог в прошлой жизни стать для тебя близким человеком. Я порывисто обнял Сириуса. Всхлипнул в его плечо. Он погладил меня по спине, успокаивая. — И пусть теперь твой Тёмный только попробует меня ревновать к тебе! Я твой отец. Официальный! — Из тебя такой отец, как из меня пастор. Руки от него убери, Блэк, — раздался над нами голос Тома. Я дёрнулся. Всё, теперь он меня точно затрахает. Но Сириус меня не отпустил. — Ты бы, лорд Мракс, тон не повышал. Он вон уже дёргается от твоего голоса. Не переживай, Харри, тебе есть куда идти. Когда этот тиран и деспот тебя совсем достанет, переедешь на Гриммо. Мама и Регулус будут в восторге. Я рассмеялся, представив себе лицо Тома и выпуская Сири из объятий. Нежданно-негаданно у меня появился защитник. Том нависал над нами и выглядел так, будто собирается выхватить меня из рук Сириуса, закинуть на плечо и аппарировать на Джомолунгму, чтобы никого и никогда не подпустить ко мне ближе чем на милю. Видимо, он что-то прочитал на моём лице, потому что выпрямился, засунул руки в карманы своих стильных льняных брюк и нейтрально произнёс: — Завтрак. Твой любимый, континентальный, с тёплым шоколадом и круассанами. У меня сразу замаслились глаза и потекли слюни. Чёртов манипулятор знал на что меня подцепить. Мы с Томом пошли в сторону бунгало, а Сириус остался на берегу. Переваривать всё, что я ему рассказал. Том взял мою руку, переплёл пальцы, притормозил. Мы стояли в зелёной тени пальм. Тень от их листьев причудливым узором ложилась на плечи, руки, лица, делая нас похожими на странных тигров. — Я не могу не ревновать. Прости меня. Есть вещи, которые я плохо контролирую. Я научусь со временем. Когда чудо обладать тобой перестанет быть таким болезненно-острым. — Я открыл рот, чтобы ответить, но Том перебил меня. — Я помню, что он твой крёстный. И не сомневаюсь в тебе. Да и Блэк серьёзно воспринял то, что ты его крёстный сын. Я видел это вчера по его лицу, читал в его мыслях. Его шок, стыд, раскаяние, чувство гадливости к своим действиям. И ещё он действительно любит тебя. Как любит Гарри. Искренне, со всей самоотдачей. Без сомнений. Но эти умозаключения не облегчают моих эмоций. Ты сам знаешь, как эмоции умеют отключать мозги. Во мне всё воет и рычит, если тебя трогают. Я борюсь с этим. Но и ты пойди мне навстречу. Пожалуйста. Я смотрел на Тома во все глаза. А где же вот это вот всё: я сказал, я запрещаю, ты должен? Растём над собой? Это впечатляет. — Я восхищён, моя Тьма. Ты потрясающий! Что-то в лице Тома дрогнуло, он склонился и мягко, чувственно меня поцеловал. Это был такой нежный, доверительный, невинно-порочный поцелуй, что я дрогнул от нахлынувших чувств. — Люблю тебя, — сказали мы одновременно, разомкнув губы.