Любовник смерти

Я вытащил Тома в Певерелл-кастл. Мы пришли в него камином. Видимо, он предупредил сэра Арчибальда, потому что тот встретил нас в гостиной. Мы прошли в его кабинет, где сэр Арчибальд рассказал о буднях приюта, о том, что был найден мальчик шести лет в приходском приюте Саутгемптона. Его забрали три дня назад. Адаптация проходит хорошо, хотя посещение психолога понадобилось. Малыша наказывали за магические выбросы постом (вода и хлеб) и бесконечным чтением молитв. Потом сэр Арчибальд начал рассказывать о реконструкции, и я отключился от разговора, рассуждая о судьбе ребёнка. Пожалуй, мне повезло даже больше. Чтение молитв. В двадцатом веке. Они бы ещё экзорциста пригласили. Мы пошли в холл, чтобы посмотреть на рыбок в зимнем саду: в отреставрированный пруд запустили кои (декоративных карпов). Из-за угла на меня вылетел малыш темноволосый и темноглазый и упал бы, не поймай я его. Я присел, придерживая его за плечи, чтобы посмотреть, не пострадал ли ребёнок от столкновения. Малыш показался мне знакомым, вглядевшись, я с удивлением узнал в нём Роджера Дэвиса, который в другой реальности был капитаном команды Рейвенкло по квиддичу и пошёл с Флёр Делакур на святочный бал. Я рассматривал его во все глаза и, кажется, немного напугал. — Прости, Роджер, — улыбнулся я ему, выпуская из своих рук и чуть отходя. — Откуда вы меня знаете, мистер? — Зови меня Харон. — Харон. Так откуда? — Мне о тебе уже рассказали. Что ты смелый и стойкий. И что ты хорошо адаптируешься, несмотря на то, что магглы делали с тобой. Я очень рад, что мы тебя нашли. — Они не понимали, кто я такой и боялись. Я на них не сержусь. — Мистер Дэвис, перед вами владелец замка лорд Харон Певерелл и главный меценат лорд Томас Реддл-Мракс. Глаза и рот малыша округлились, он смешно пискнул и убежал. — Лорд Певерелл, вы знаете этого ребёнка? — спросил сэр Арчибальд. — Так вышло, что да. Позвольте мне не рассказывать откуда; но я на тот момент не знал, что ребёнок находится в таком положении. — Да, мальчик попал в приют, когда ему было четыре года. Оба его родителя погибли от взрыва бытового газа. По крайней мере, именно так была описана причина их смерти в маггловских документах. Роджер выжил, потому что был в гостях у соседского мальчика. Надо же, значит этот влюблённый в Флёр молодой человек из моего прошлого и неплохой игрок в квиддич, как и я, был сиротой. А я не знал. Хотя, что я вообще знал? Что Дамблдор добрый волшебник? А Волдеморт — вселенское зло? Вон, стоит это зло рядом и под локоток меня поддерживает, переживает, что я переживаю. Лицо непроницаемое, но я же вижу. Насмотревшись на рыбок и на преобразившийся зимний сад, я понял, что хочу такое же у нас в Орлином Гнезде. — Том! Я такое же хочу! — Какое — такое? — Сад, рыбок и чтобы ручеёк журчал. — Хорошо, но не прямо сейчас. Ты знаешь, чем я буду следующие дни занят. Я кивнул и поймал взгляд сэра Арчибальда. Ему было смешно, но он не насмехался. Просто веселился, что сопляк вроде меня водит лорда Мракса как быка на верёвочке. После мы ходили по замку, оценивая переделки и вообще, проникаясь, чем живёт приют. Работа была проделана колоссальная. Сэру Арчибальду и его команде удалось сделать замок обжитым и уютным. Дети, беззаботно носящиеся по нему, чувствовали себя как дома. Хотя почему как? До одиннадцати лет и потом, на протяжении всех летних месяцев до окончания Хогвартса, Певерелл-кастл и будет их домом. Где их будут кормить, лечить, опекать и любить. Да-да, именно любить. Я видел, как воспитательница покачивает на руках малышку, что неудачно упала и ударила коленку. Она уговаривала её, потом лечила магией, а потом долго покачивала на руках, дуя на место, где даже царапины не осталось. Меня так никто не жалел. Тётя Петуния просто бросала мне перекись и пластырь, и я неловкими детскими пальчиками мазал себя, шипел, плакал и криво клеил пластырь на ранку. Причём плакал не от боли. К боли я привык. А потому, что я никому не нужен. Я и Том как никто знаем, что ощущение дома — это не шикарный ремонт или обильный стол, а душевное тепло и принятие, в первую очередь. Нет, никто не отрицает необходимости нормальной еды, одежды, условий проживания. Но любовь — главная составляющая. Рон не рос в шикарных условиях, но его любили. И это было основополагающим в том, чтобы он вспоминал о своём детстве не с содроганием, а со светлой улыбкой, и не отрабатывал потом кучу комплексов, как мы — раненные герои невидимой войны. Мир детства так хрупок, и зачастую всё страшное происходит за симпатичным фасадом. И никто не знает, что переживает малыш за ним, и каким выйдет во взрослую жизнь. Со стороны, те же Дурсли выглядят респектабельными и нормальными. Настолько нормальными, что никто из соседей или учителей не поинтересовался, почему один из мальчиков плохо одет, забит и болезненно худ. Не мог же Дамблдор наложить на всех Конфундус или нечто подобное. Или мог? — Том, надо организовать фонд. — Опять? Какой? — Выпускной. Чтобы дети после окончания Хогвартса получали ключ от банковской ячейки, в которой будет лежать сумма, позволяющая им приобрести жильё. Пусть самое простое, но своё. — Да, это было бы отлично, лорд Певерелл, лорд Мракс. Я поучаствую в этом фонде. Молодые люди так беззащитны перед этим миром. Мой внук, с которым мне, к большому сожалению, так и не удалось наладить контакт после смерти его матери, в своё время категорически отказался от моей помощи. И если бы вы не взяли его тогда под опеку, лорд Мракс, — он вежливо отвесил полупоклон в сторону Тома, — я не знаю, как бы он обустраивался в этой жизни. У него по сути никого и ничего не было. — Боюсь, моя опека отодвинула момент вашего примирения. Я молчал. Но знал, что Северус умирал бы с голоду, но к деду не пошёл. А жаль. Хотя, возможно, в этой реальности Северус всё же найдёт в себе силы помириться с дедом и крёстным отцом лучшей подруги. Надо будет поговорить с Лили. Пусть пистон ему воткнёт. — Ох, лорд Мракс, это надо знать моего внука. Я, как бы он этого ни хотел, наблюдаю за ним со дня смерти моей девочки. Надеюсь, что хотя бы после моей смерти он не откажется от наследства и титула. — Сэр Арчибальд, куда это вы собрались? На вас целый замок с детьми! Оставьте эти упаднические разговоры! Лорд Принц рассмеялся каркающим смехом. Как Цербер, право слово. — Поверьте, я и сам никуда не тороплюсь. Просто, зачастую, мы ценим мёртвых больше, чем живых. Я по своему примеру знаю, — он вдруг замолчал, сморгнул и отвернулся. Северус именно из-за этого и не простил тогда деда. За то, что он вспомнил о своей дочери и внуке только после того, как она умерла. И сам же повторил его ошибку — с точностью до каждого шага. Я не судья никому, даже себе. Но иногда лишь такие травмирующие события позволяют нам видеть объективную картину.