Цвет твоих глаз (E is for Eyes)

            Глаза человека... Они могут быть большими или маленькими, круглыми или миндалевидными; могут быть карими, черными, зелеными или голубыми. А могут, переливаясь оттенками, сиять двумя драгоценностями, как у Гефестиона - неописуемые, волшебные, глубокие. Глаза, ради которых стоит жить и умереть.       Глаза цвета лазури.       Впервые я разглядел этот оттенок его глаз, когда мы были еще почти детьми, лет в восемь. Помню, мы опять принялись бороться на площадке для игр позади царского дворца в Пелле, и конечно, Гефестион опять победил. Только меня это ничуть не раздосадовало, я ведь знал и понимал: он, мой лучший друг, всегда подначивает меня выкладываться полностью, специально подталкивая выйти за пределы моих возможностей, чтобы расширить их.       Когда после этой возни мы шли в ванны, сильный порыв ветра взметнул облако пыли, и Гефестион на мгновение ослеп. Он уже полез было тереть глаза костяшками кулаков, но я успел перехватить его руки.       - Не делай этого, Гефестион! Ты можешь по-настоящему повредить себе зрение, если разотрешь грязь. Дай-ка, я помогу, - и говоря так, я приподнялся на цыпочки, потому что он был повыше, и начал осторожно очищать лицо друга моим хитоном.       Мгновение спустя я скомандовал:       - Стой, где стоишь, и не открывай глаза!       Гефестион рассказывал потом, что он слышал только, как я умчался прочь и прибежал через несколько секунд, а потом он ощутил на своем лице влажную ткань - македонский царевич собственноручно обтирал ему лицо, будто простой прислужник!       - Прекрати, Александр, дай мне ткань, я могу обтереться сам! - воскликнул он.       - Но почему? - я был действительно удивлен и даже слегка обижен.       - Да потому, что ты - царевич!       - Для тебя, мой друг, просто Александр, - и я продолжил свое занятие, стараясь, чтобы мои руки двигались как можно осторожнее. - А теперь открой глаза и скажи, что ты чувствуешь.       - Все отлично, Александр, спасибо!       И вот тут я разглядел:       - Гефестион, а ведь твои глаза ярко-голубые!       - Ну конечно, у меня в семье почти все голубоглазые.       - Да нет же! Я видел твоего отца и братьев, но у них глаза совсем не такого оттенка, как твои! - уверял его я.       - Разве? Я как-то раньше не думал об этом, - скромно заметил Гефестион.       - Не такого! Твои глаза цвета летней небесной лазури; они будто волны Срединного моря, будто два прозрачных драгоценных камня с далекого Востока!       Гефестион зарделся, ткнул меня под ребро и с хохотом рванул к ваннам.       Глаза цвета грозового неба.       Я не любил моменты, когда глаза Гефестиона приобретали этот оттенок. Проведя с ним бок о бок несколько лет в школе Аристотеля в Миезе, я выучился читать эмоции по его глазам, и цвет, сверкнувший на меня тем утром, не предвещал ничего хорошего. Спросив, что случилось, в ответ я получил только суровый взгляд и молчание.       "В чем же моя провинность?", - спрашивал я себя, снова и снова подробно прокручивал в уме весь день, начиная с раннего утра, но никак не мог обнаружить ни малейшей своей ошибки.       Беспомощно перебирая воспоминания, я наблюдал, как Гефестион идет к арене для борьбы, а потом слушал, как он требует себе в пару самого сильного борца.       Он закончил бой сплошь покрытым синяками, опухшим, грязным, но гораздо более спокойным.       - Что это было, Гефестион? - спросил я, приближаясь к тому, кого так хотел назвать своим любимым; хотел и готовился сказать ему об этом уже долгое время, но все не находил подходящий момент.       - Ничего, - бросил он, на ходу обтирая песок с обнаженной груди; его глаза все еще были темны, но уже не так, как раньше. И он пошел прочь, больше не обращая на меня внимания.       - Куда ты идешь, Тион? - я озабоченно затрусил следом за ним по коридору.       Внезапно Гефестион резко повернулся ко мне и рявкнул:       - Не смей больше называть меня так!       - Но почему?! Что я сделал плохого? - спросил я ломающимся от волнения голосом.       - Что ты сделал?! Ты сказал Клиту, что мы любовники! Ты свихнулся? - яростно завопил он.       Вот они, мои мечты, разлетаются осколками: Гефестион не любит меня так и настолько, чтобы стать моим любимым - больше того, при мысли об этом он чувствует себя оскорбленным и униженным!       Мы стояли вплотную и смотрели друг на друга, не отрываясь, так что я сразу заметил, когда его глаза вдруг заморгали, изменили цвет, одновременно потемнели и увлажнились. Он уже поднял руку, чтобы смахнуть слезу, но я опять успел первым, отводя его пальцы своими:       - У тебя ресница в глаз попала. Подожди, я сейчас достану ее.       Он стоял, не двигаясь, а я приблизил свое лицо к его, чтобы получше разглядть эту безобразницу-ресничку, смахнул ее и спросил:       - Можно, я поцелую, чтобы не болело?       - Я не женщина и не ребенок! - сердито выпалил он.       - Нет, конечно, ты ни первое, ни второе. Но ты человек, которого я полюбил сразу же, как только встретил. Ты человек, рядом с которым и ради которого я становлюсь лучше. Ты человек, чьи глаза дарят мне спокойствие и надежду, и они всегда говорят мне правду. Ты человек, который..., - тут мое красноречивое признание прервали теплые губы Гефестиона, приникшие к моим.       А когда мы оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, он со смешком сказал:       - Иногда ты все-таки слишком много разговариваешь, мой Александр, - и его глаза опять плескались светлой лазурью, сияющие и полные жизни.       Глаза цвета темных фиалок.       С той поры, как мы сделались любовниками, наши жизни очень изменились. Вопреки тому, что думали люди, став взрослыми, мы не спешили раскрывать природу нашей любви перед всеми. Я боялся повредить репутации Гефестиона и не хотел давить на него в этом вопросе, а он сам тоже колебался, понимая: положение любовника царя - скользкий путь, на котором он обретет больше врагов, чем друзей. По сравнению со мной, для него возможные потери могли оказаться гораздо значительнее.       Как-то вечером после ужина в кругу гетайров мы отправились бродить по лагерю. Ночное небо освещали тысячи звезд, луна сияла во всем своем величии, а тишину, кажется, можно было услышать. Как и много раз до этого, обход закончился у палатки Гефестиона - там я оставил его одного, быстро поцеловав в губы.       Через некоторое время я услышал, как стражники приветствуют кого-то у входа в царскую палатку, и вслед за взметнувшимся полотнищем внутрь вошел Гефестион. Он пристально посмотрел на меня и сказал:       - Я хочу быть здесь и нигде больше. Как бы тяжело и больно ни сложилась жизнь, я выбрал этот путь сердцем и осознал мой выбор умом, решение принято, и я не стану сожалеть о нем. Я действительно люблю тебя больше жизни, ведь нет жизни, что я желал бы больше, чем та, в которой я рядом с тобой, - последние слова он произнес шепотом, но я все-таки мог их расслышать.       - Тион, посмотри на меня, - попросил я, придвигаясь ближе.       А его глаза... В этот раз они были цвета темных фиалок, цвета любви с искрой похоти. Мы столкнулись на полпути в порыве друг к другу, и дальше все разговоры вели наши тела. Это была одна из многих ночей, что мы провели вместе, лаская, любя, принимая друг друга. То было лучшее, самое правильное решение в нашей жизни, и как же я наслаждался, глядя в темно-фиалковые глаза и видя отражение моей любви в глубокой любви Гефестиона.       Глаза цвета голубого стекла.       Этот цвет глаз моего любимого друга я видел лишь единожды и поклялся навсегда сохранить в сердце и памяти. То был не его взгляд, и цвет тоже не его. Те глаза не принадлежали Гефестиону, это были глаза кого-то другого. Иного. В них я не мог увидеть себя. Они не дарили мне такое желанное отражение, потому что жизнь ушла из них, осталась только мертвая пустота. Эти глаза преследовали меня на пути из Экбатан в Вавилон и мучили восемь месяцев.       Но настал день, когда мои блестящие в предсмертной горячке глаза вновь встретили свою идеальную пару. И снова эти очи были лазурными, как в тот первый раз, когда я понял, что влюблен в них, снова они утешали и согревали, их взор был чист и полон радости, они звали меня последовать за собой - и я пошел, потому что ради глаз моего Тиона стоило жить и стоило умереть.