* * *
Миллисента Багнолд, вполголоса ругаясь полузабытыми маггловскими крепкими словечками, пыталась преодолеть очередное препятствие на пути в свой кабинет, на этот раз принявшее вид панели вызова лифта. Руки Миллисенты были заняты ворохом документов, левитировать которые было нежелательно — могли сбиться связующие чары. Когда, задери их вурдалаки, отдел технического обеспечения расщедриться на еще одного зельевара? Зелья для подобных целей куда надежнее, но администрация Визенгамота уже полтора года работала без штатного зельевара — и, разумеется, без статьи расходов на нужные зелья. Большинство сотрудников уже давно плюнуло на инструкции, ведь вероятность сбить чары, если честно, была невелика, но Миллисента твердо верила в то, что таким случайностям нельзя предоставлять лазейки. Ведь по закону подлости эта небольшая вероятность проявится в самый неподходящий момент — и самым неприятным образом. Наконец, двери лифта открылись сами собой, и Миллисента, уклонившись от выходящих, не глядя шагнула в кабину. И сразу же наткнулась на чье-то тело. Послышался знакомый смешок, — и часть бумаг немедленно вывалилась из рук. — Простите, дорогая, я задумался, — Альбус Дамблдор улыбался своей обычной мягкой и неуловимо-многозначительной улыбкой. Через две минуты после встречи Миллисента вспоминала, что эту многозначительность, скорее всего, видит только она, что та и не существует вовсе, но в первый момент, как всегда, все равно покраснела, словно первокурсница. — Позвольте вам помочь. — А… — протестующе воскликнула Миллисента, но Дамблдор и не подумал доставать палочку, а просто гибко и ловко наклонился за упавшими пергаментами. — Спасибо. — Вам не стоит носить такие тяжести самой, — Дамблдора, казалось, совершенно не смущала нелепость его положения. Наоборот, он будто бы получал от глупой ситуации некое извращенное удовольствие. — В администрации достаточно клерков. Банальная фраза прозвучала рискованной шуткой — и, судя по огонькам в голубых, все еще невозможно ярких глазах, ей и являлась. Правда, в их положении видеть выражение глаз собеседника было невозможно, но Миллисента не сомневалась, что эти огоньки смогла бы различить и с другого конца Лондона. Она постаралась незаметно прочистить горло. С тех пор, как Альбус Дамблдор вошел в Визенгамот, сталкиваться им доводилось довольно часто, но все равно каждая встреча словно поворачивала время вспять, и Миллисента снова возвращалась в тот день, когда вдруг увидела свое отражение в девчонке, пытавшейся глупыми вопросами о совершенно не интересном ей кдвиддиче привлечь внимание капитана факультетской сборной. Большинство женщин перерастает влюбленности в профессоров в тот самый момент, когда ее приглашает на свидание симпатичный старшекурсник, но Миллисента, видимо, вопреки вердикту Распределяющей Шляпы, все-таки уродилась круглой дурой. — Если бы у этих клерков имелись еще и… — в последний момент она успела сосредоточиться и заменить «мозги» на: — Аккуратность. — Ваша уже стала почти легендарной, — Дамблдор выпрямился и ободряюще улыбнулся. — Миссис Дженкинс высоко ценит это ваше качество. — Я не знала, что миссис Дженкинс осведомлена о моем существовании, — отмахнулась Миллисента. — О, — Дамблдор удивленно приподнял брови. — В комитете есть проблемы, о которых я не осведомлен? Какое упущение в работе! Он рассмеялся заразительно, и Миллисента к нему присоединилась, просто так, потому что мерцали голубые глаза, и некогда рыжие, а теперь полностью и так рано поседевшие волосы мягко скользили между отбрасывающими их с лица сильными пальцами. В любом другом человеке столь легкомысленное отношение к собственному положению спикера Визенгамота Миллисенту не на шутку взбесило бы — магическое законодательство было ее религией, которой она служила преданно и самозабвенно, — но осуждать Альбуса Дамблдора она не могла. По крайней мере, пока он был рядом. — Миссис Дженкинс бывает несколько резка, — перешел Дамблдор на серьезный тон, — но внешность обманчива. Уверен, вы и без меня знаете, насколько она способный администратор, но она еще и чрезвычайно приятный человек. Хотя многим сложно в это поверить. До настоящего момента у Миллисенты не было вообще никакого мнения о Евгении Дженкинс, но дифирамбы, которые пел этой женщине Альбус Дамблдор, не оставили ее равнодушной. Вот только, очевидно, в ином смысле, нежели желал собеседник. — У меня богатое воображение, — она попыталась улыбнуться. Спикер Визенгамота уже дал всем понять, что поддерживает именно эту кандидатуру на освобождающуюся должность министра, — если ее что и должно волновать, то только это. А не то, к кому, почему и как именно благоволит в личном смысле Альбус Дамблдор. Хотя дележка высоких кресел Миллисенту почти не волновала. Однако ей не понравилось никак не желающее уходить неприятное чувство в адрес человека, которого она почти не знала — Мерлина ради, это же просто глупо! А потому она дала себе слово при первой же возможности попробовать узнать миссис Дженкинс немного лучше.* * *
— Держу пари, миссис Дженкинс не останется просто исполняющей обязанности министра, — вещал в очередную субботу Варнава Кафф. Пари, разумеется, никто не принял, но поставленная на стол пинта с успехом заменяла выигрыш. — Учитывая, что Лич ушел с поста не внезапно, это очевидно, — пробормотал пожилой волшебник, один из немногих, дерзающих иронизировать над небожителем. — Последние несколько дней в министерской столовой миссис Дженкинс постоянно видят в обществе миссис Багнолд, — чуть понизив голос, будто сообщая страшную тайну, добавил Кафф. — Хотя раньше они едва ли были знакомы. Любому ясно, куда ветер дует. Кто же станет тратить время и налаживать отношения с тем, кто скоро вылетит из офиса? Конечно, министерство еще не сделало официальное заявление, но через два дня пресс-конференция…* * *
— Эх, жаль, что мы расследуем не нарушение конфиденциальности работниками Мунго! За время выяснения обстоятельств заражения Нобби Лича странным неизлечимым вирусом шутка стала бородатой. Ее теперь повторяли не только в аврорате, но и на всех этажах министерства. Конечно, столь странная и неожиданная болезнь первого магглорожденного министра просто обязана была породить ворох конспирологических теорий, но объективно зацепок в этом деле не было никаких. Да и самого дела, по сути, не было. Формальное разбирательство превратилось в проблему исключительно из-за упрямства Альбуса Дамблдора. Альбус клял себя последними словами, но он просто не мог бросить это расследование. Он и в кресло спикера-то уселся исключительно для того, чтобы иметь возможность влиять на решения по этому вопросу. Тот факт, что спикер не может претендовать на должность министра, стал просто приятным бонусом. Тоже еще высшая трансфигурация, как сел, так и встанет, в деле увиливания от министерского офиса помощь ему не нужна. А вот в деле Лича… После заседания Визенгамота Альбус под благовидным предлогом — почти все сотрудники министерства были его бывшими учениками, почему бы не переброситься парой слов с тем, кто первым под руку подвернется? — поднялся на второй этаж, не сомневаясь, что застанет там ту же картину, что и все предыдущие месяцы. Интересно, под каким предлогом тут целыми днями торчал Абраксас Малфой? Вопрос, впрочем, был риторическим, Альбус и не пытался узнать ответ, потому что не сомневался: предлог у того был. — Не все благополучно в королевстве Датском? — привычно пошутил он в отделе. — Как по мне, так без короля нам только лучше, — отмахнулся Аластор Грюм. — Но ты же знаешь бюрократов. Им жизнь не в жизнь, если на бумажке не хватает одной подписи. — Между прочим, из-за такой пропавшей подписи одному из соратников Гриндельвальда удалось уйти от правосудия, — возразила незаметно подошедшая к ним Миллисента Багнолд, которая, разумеется, не могла спустить такую шпильку, пусть и произнесенную почти что в воздух. — Из-за разгильдяйства немецких авроров ему удалось, — буркнул Аластор. Однако немедленно ретировался: Миллисенты он откровенно побаивался и даже, вопреки обыкновению, этого не скрывал. Он мог сколько угодно презрительно фыркать на ее педантичность, но женщина, взявшая штурмом отдел технического обеспечения, пусть всего лишь ради того, чтобы заполучить в администрацию Визенгамота зельевара, не могла не вызывать опасливого восхищения. Другого свободного сотрудника рядом не оказалось, а потому Альбус нехотя начал: — Я не успел поздравить вас с повышением, дорогая. — По штатному расписанию это переход в другое подразделение, — возразила Миллисента. Первые слова прозвучали немного хрипло, и Альбус ощутил привычный укол совести. Он старался лишний раз не заговаривать с девочкой — хотя какая она девочка, после стольких-то лет! — но в настоящий момент у него не было выбора. — Ваша аккуратность давно стала легендарной, но не стоит слишком привязываться к формальностям. Они сковывают воображение. Миллисента немного помрачнела, и Альбус мысленно чертыхнулся. Он не собирался напоминать об их старых обсуждениях вопросов трансфигурации, в которых талантливая заклинательница мало что понимала, это вышло случайно. — Ярлыки его сковывают не меньше, — вполне резонно возразила Миллисента. — Постоянный комитет Визенгамота считается важной ступенькой наверх, особенно после администрации, но меня всегда интересовало магическое законодательство. — Я помню, — как можно более мягко заметил Альбус. — И не сомневаюсь в ваших, — он сделал многозначительную паузу, — способностях. Но вы не должны стыдиться своих успехов, дорогая, словно это что-то неприличное. Миллисента просияла. Много лет назад Альбус без зазрения совести позволял себе эту маленькую слабость: греться в лучах ее восхищенных улыбок и по-взрослому жарких взглядов, ведь вся эта юношеская блажь должна была оборваться с первым приглашением какого-нибудь сверстника. Теперь все изменилось, и именно теперь Альбус все чаще чувствовал себя подонком, хотя, по большому счету, не был ни в чем виноват. Появление Малфоя он почувствовал сразу. Закололо кончики пальцев, стало немного жарко — пока немного. Боковое зрение заметило высокую фигуру, но вот слух вряд ли уловил шаги: Малфой передвигался совершенно бесшумно. Совсем как тот, другой, Мордред бы побрал это сходство. Именно в нем было дело — по крайней мере, Альбусу очень хотелось в это верить. Иначе пришлось бы признать, что у него просто неизлечимая слабость к обаятельным мерзавцам. — Визенгамот, я смотрю, не дремлет, приглядывая за осиротевшим отделом, — с места в карьер сыронизировал Малфой. Следовало признать, причины для язвительности у него были: по делу Лича к нему постоянно возникали все новые и новые вопросы. Не без участия Альбуса, разумеется. — Едва ли осиротевшим, Абраксас, — улыбнулась Миллисента. — Глава отдела магического правопорядка ушел в отставку вслед за мистером Личем строго по плану. Об этом было известно месяца за два. — Но странно, что за эти два месяца министерство не смогло подобрать замену. Или вы решили отдать кресло тому, кто раскроет дело Лича? Альбус вздрогнул, но Миллисента рассмеялась беззаботно, явно считая фразу простой шуткой. Строго говоря, в этом и было дело. Уход Лича автоматически означал отставку его ближайшего друга, непримиримого, нажившего слишком много врагов главы отдела магического правопорядка. А незадолго до того, как у министра обнаружилась странная болезнь, Абраксас Малфой зачастил на второй этаж министерства. Альбусу не нравилось это совпадение, и он до сих пор упрямо отказывался верить объективным фактам, даже поданным на подносе Аластором Грюмом. Если бы речь шла о любом другом человеке, он бы давно сдался. Но Малфой… Когда речь шла о нем, Альбус просто терял способность рассуждать разумно. Такое уже случалось в его жизни, и заплатить за ту ошибку пришлось слишком дорого. Он просто не имеет права снова споткнуться на том же самом камне. Выход, правда, был. Если Малфою нужен свой человек в кресле главы отдела, можно было просто успеть к финишу первым. И у Альбуса даже имелся кандидат на примете. Однако он не хотел влезать в политические интриги, даже таким опосредованным образом. Он будет тянуть столько, сколько сможет. Ему не хотелось отступать от своих принципов ради прекрасных глаз Малфоя — пусть и не в том смысле, который обычно вкладывают в эти слова.* * *
— Альбус Дамблдор слишком умен для паранойи, — Варнава Кафф махнул рукой, словно жалуя комплимент навязчивому поклоннику. — Победитель Гриндельвальда не ввяжется в безнадежный бой. — Боюсь, я не совсем понял, — мальчишка покраснел до корней волос. Ему не хотелось признаваться в собственной глупости своему кумиру, но узнать суть закулисных министерских интриг хотелось сильнее. — У аврората нет никаких зацепок, — снисходительно объяснил Кафф. — Если Дамблдор настаивает на продолжении расследования, значит, ему что-то от кого-то нужно. Помяните мое слово, он скоро предложит свою кандидатуру на должность главы отдела магического правопорядка. И никто не станет возражать. Для этого он старается прямо сейчас, пока мы, простые смертные, наслаждаемся отдыхом. Политика — круглосуточная работа. — Если бы Альбус Дамблдор захотел, ему бы преподнесли на блюдечке любое министерское кресло. — Весьма вероятно, но тогда пришлось бы отвечать и за любые промахи. О нет, господа, Альбус Дамблдор слишком хороший политик, чтобы сделать такую ошибку. Он не поддается эмоциям. Даже такой простительной для политика, как амбиции...* * *
— Можно тебя спросить? — поинтересовалась Миллисента, когда они с Абраксасом снова столкнулись в министерстве. — Дорогая, тебе можно все! Не думай, что этот наш уговор потерял силу за давностью лет. Миллисента улыбнулась. Малфой был опасным человеком, так, очевидно, считал Альбус Дамблдор, с которым Миллисента была во всем согласна, доверяя его чутью и опыту — и просто потому, что не могла иначе. Но она не хотела — в данном случае действительно просто не хотела — забывать того старшекурсника, который первым позвал ее на свидание. У них ничего не вышло, разумеется — возможно, потому что его глаза, в отличие от глаз мистера Багнолда, были не голубыми, — но это были приятные воспоминания. Людям свойственно поддаваться очарованию приятных воспоминаний, а они — сотрудники министерства, вершители чужих судеб — все равно такие же люди. Кто-то, вероятно, счел бы это слабостью, но Миллисента была уверена в обратном. Она, как и положено ученому не по роду занятий, но по духу, мало в чем была уверена на сто процентов, но эти крупицы подаренных опытом личных истин оставались для нее тверже алмаза. — У тебя какие-то дела с Сигнусом Блэком? — Мерлин милостивый! Позор на мои седины! — Абраксас театрально дернул не тронутые сединой волосы. — Как ты догадалась? — Можно придумать много объяснений для твоих визитов в отдел. Но все остальные уже и без меня обсудили. А я привыкла принимать во внимание даже самые ничтожно малые вероятности. — Ты невыносимый педант, дорогая. Именно такие рано или поздно будут править миром. — Я не… — Я знаю, — Абраксас почти никогда не позволял себе перебивать женщин, но в данном случае он погрешил против этикета сознательно, и Миллисента была ему благодарна: она не любила необоснованных намеков на свою амбициозность. Она не невинная овечка, разумеется, иначе не работала бы в министерстве, но править миром не стремится. — Тебе бы стоит отрастить шкуру потолще. А с Сигнусом мы обсуждаем перспективы взаимно породниться. Рановато, конечно, но предпосылки имеются, а вопрос слишком важный, чтобы пускать его на самотек. Дети — самое главное в этой жизни. — Для Малфоев, — педантично уточнила Миллисента. Ее приоритеты были немного иными, но люди такие разные, что мерить всех по себе просто глупо.* * *
— Политический журналист — тоже в каком-то смысле политик, — доверительно сообщил Варнава Кафф очередной разукрашенной как вышедший на тропу войны индеец ведьмочке. — Надеюсь, что нет, — рассмеялась та. — Ведь вы сами всегда так красноречиво доказываете, что политики не позволяют себе никаких эмоций. Жить без чувств — что может быть ужаснее? — Для меня все не так строго. Но вы правы, дорогая леди: это тяжкий груз. Как бы там ни было, — Кафф приосанился и обвел взглядом свою аудиторию, — думаю, я действительно понимаю этих людей. Именно это и позволило мне стать неплохим политическим экспертом.Конец