Быть рядом

«Я не понимаю, почему ты убил себя, следом за ним. Ты видел, как я болезненно пережил смерть Фредди, ты знал. Но покинул этот злостный мир, забыв об обещании, оставив меня одного, на веки мучений. Ты же знал что я любил тебя, прекрасно знал.» — Мистер Тейлор… — пальцы врача медленно переложили бумаги с одного места на другое, как будто вдруг обрели собственный разум, и Томпсон, ставший уже почти родственником за все эти долгие часы дни, проведенные Роджером в больнице, тяжело вздохнул и поднял глаза от стола, сцепив пальцы поверх вороха документов. — Вы не можете не понимать, что это бесполезно. Мы же почти колеги. Роджер болезненно дернулся на это неуместное упоминание своего почти статуса, но промолчал и лишь улыбнулся в ответ. Он всё прекрасно понимал. Понимал когда нашёл Джона сидящим в своей их с Браем квартире. Понимал, когда сердце болезненно сжалось от тяжелого предчувствия случившейся беды. Понимал, когда Джон, всегда такой открытый и непосредственный как ребенок, взглянул на него глазами, в которых поселилась темнота. А вокруг губ залегли горькие складки, которые никогда уже не разгладятся. Тейлор вышел из кабинета уже достаточно давно, но всё никак не мог заставить себя нажать на ручку двери, которая впустит его в залитую солнечным светом палату. Легкие отказываются работать при каждой попытке заглотить как можно больше воздуха после очередного приступа панической атаки. Когда он может только лежать на спине, не пытаясь унять сотрясающую тело дрожь и текущие по щекам обжигающие слёзы. В этот момент белые стены обнимают своими цепями, держащими юношу взаперти. Так скудно, так тихо. Хочется разорвать эту тишину и кричать и скулить. Одиночество. Он знал, что с каждым днём Джону становилось все хуже и он всё глубже погружался в ту пучину, что манит его с момента… Тейлор упёрся лбом в обитую мягкой тканью дверь и покачал головой, не замечая давления трущейся об кожу ткани. — Брайан, сукин ты сын, Мэй… Пальцы сами сжались в кулаки и впились в ладони, а зубы, кажется, заскрежетали так громко, что было слышно на расстоянии. Роджер прекрасно помнил и слишком бледный профиль, и ненормальную синюшность на скулах и пальцы, сжимающие край скатерти. Безжизненные кудряшки, повисшие плетями и потерявшие блеск. Глаза, невидяще уставившиеся в пространство. — И как ты только сумел даже после собственной смерти остаться чертовой статуей самому себе… Как ты смог бросить этого поверившего тебе ребёнка? — Роджер сам не замечал сиплого шепота, сыплющегося под ноги мелким песком, скрипящим на зубах и судорожно вдохнул, захлебываясь воздухом, не желающим проходить в сжатое спазмом горло. Роджер шумно выдохнул и закрыл глаза, прекрасно зная, что он сейчас увидит, но не имея сил отказаться от своих посещений. Джон вновь никак не отреагировал на шорох открывшейся двери и практически бесшумные шаги вошедшего Тейлора, замершего почти на пороге. В глаза впился яркий свет заливающий больничную палату и раскрашивающий стены бликами, растворяющими абсолютно белое пространство, который всеми силами словно пытался пробиться сквозь серую кашу в которую превратилось сознание юноши, но увы, с каждой попыткой наделить маленький мир Дикона краской получалось всё меньше и меньше. Роджер со свистом выпустил вновь скопившийся в груди и грозящий разорвать её воздух. Джон сидел на полу. Лицо словно смерть — бледное до ужаса, до трепета внутри. Он навещал его, но не часто. Роджер говорил себе, что просто боится сделать что-то не то, хотя и знал, что он единственный оставшийся друг Дикона, что рисует красным мелом, царапая холодную грифельную плитку, лежащую перед ним. Они остались вдвоем. Роджер медленно подошёл и сел напротив, наблюдая за хаотичными движениями тонкой руки. Джону хотелось кричать, но возможности не было. Голос как будто забрали, рот закрыли на замок. Глаза не слезятся как прежде–пустота. Но был единственный друг у него, о котором никто и не знал, кроме него самого. Это не друг, это любовь. Вымершая любовь, что покинула его так рано, оставив одного. –Брайан… — послышался хриплый шепот от которого Роджер вздрогнул и вскинул глаза, а тощая рука потянулась к окну. –Ты где, Брайан? Куда ты ушел? Я скучаю… Эти типы в белых халатах лишают меня тебя! Вернись! — голос стал чётче, но всё же не таким, как прежде. Сухая сиплость не покинула его. Роджер понимал, что разум Джона отключен. Он сам столько раз хотел бы погрузиться в такое же спасительное оцепенение. Ему хотелось бы жить в мире, где все беззаботно, где ты всегда счастлив и ничего не беспокоит. Никакие проблемы назойливо не тащатся, словно стальные гири каторжника, за ногами. –Брайан! — вновь послышалось как-то по-детски. –Я здесь. — заботливый голос раздался рядом с Джоном, и он так резко повернулся и раскрыл руки для объятий, что Роджер, даже понимая, что Дикон видит не его, качнулся навстречу, заключая хрупкое и почти невесомое тело в кольцо рук. –Я скучал. — на выдохе шепчет Джон, запуская руки в густые темные волосы, пряди которых хотелось перебирать бесконечно. — Ты что, постригся? — искреннее удивление отразившееся на бесстрастном до этого лице, и Роджер тяжело сглотнул комок, перегородивший горло. Тяжелые слезы, висящие на самых кончиках ресниц, тянут вниз как гири и он только кивает, растягивая губы в подобие улыбки, не рискуя заговорить, но Джона это, кажется, не расстраивает, и он вновь прижимается к родному телу, закрывая глаза. — Это не важно, тебе всё равно идёт. Шёпот Джона, так доверчиво положившего голову на его плечо, спускает какой-то рычаг, и Роджер отпускает себя, роняя обжигающие капли на чужое плечо, прижимая невесомое тело и пальцами чувствуя как колотится сердце в худой груди. –Я тоже. Я тоже очень скучал. Любовь моя… Скоро это закончится, поверь мне, хорошо? — холодная рука легла на бледную щеку отстранившегося юноши, на которой впервые за долгое время выступил румянец. Роджер рассматривает это осветившееся счастьем лицо. Пусть Джон и видит в нём Брайана, пусть, если это единственное, что способно расшевелить его и сделать хоть немного ближе к тому, живому Джону, а не послушной деревянной кукле. В ответ лишь кивок и Роджер вновь притягивает Дикона к себе. Осторожно целуя волосы на макушке, не рискуя сделать ничего другого. Короткое согласие, оно не требует лишних слов. Они ещё долго сидели, обнимая друг друга, вдыхая аромат любви окутывающий разум. Иллюзия, из которой для Джона, руки которого нежно обвивали тело Тейлора, и не знающего что сказать, лишь поддаваясь сошедшему с ума юноше, нет выхода. –Дики, прежний Дики, я так скучаю по тебе… — хрипло прошептал мужчина и нервно вдохнул, чувствуя покалывание в области сердца… Вокруг всё замерло, а Джон все продолжал обнимать «возлюбенного», сладко шепча: Брайан…