Ожидание vs реальность, starker edition

Питер проигрывал этот разговор у себя в голове далеко не один раз. Немного иронично наделять мистера Старка чертами киношного персонажа, но сомнений в том, что всё пойдёт по классике кинематографа (или, на худой конец, литературных произведений), увы, не было, ведь Питер не открыл Америку, полюбив кого-то старше себя. Причём больше, чем в два раза. Стоит ему только выпалить признание в чувствах, и Тони – мистер Старк сказал, что они могут уже обходиться без мистеров, но Питер до сих пор не перешёл этот рубеж, позволяя себе подобное только в мыслях или наедине с собой – скажет ему, что всё это иллюзия. Нет никакой любви, это просто благодарность за то, что ему дали возможность стажироваться в Старк Индастриз, ну и ещё щепотка восхищения. Но, даже если бы Тони принял тот факт, что это действительно любовь, он всё равно сказал бы ему что-нибудь вроде “Ты ещё найдёшь кого-то своего возраста, не торопись”. Скажет, что это надо перерасти, хотя Питеру уже двадцать три, и это явно не какая-то подростковая фаза. Тони по-прежнему зовёт его карапузом. И, когда Питер надулся, заметив, что слишком взрослый для этого прозвища, Тони рассмеялся и ответил: - Если ты недостаточно взрослый, чтобы обращаться ко мне просто по имени, то и “карапуза” оставим, идёт? И возразить на это было, в общем-то, нечего. Все друзья звали его Тони, и только Питер считал, что не имел на это права, даже когда ему дали добро. Уже проговорили вслух, специально для такого стеснительного и неуверенного, но какой-то барьер всё равно оставался, не давал двигаться дальше. Слишком… интимно? Слишком резкое сокращение расстояния? Он как будто боялся захлебнуться этой вседозволенностью. Как далеко от имени до шага вперёд? До стольких шагов, что они будут красть друг у друга дыхание? Питер – уже студент. Последний курс университета, факультет журналистики. Время пролетело неожиданно быстро с того момента, когда миру снова вернули его законную половину жителей. Тони обзавёлся офигенным протезом руки, и периодически Питер задавался вопросом, насколько это смахивает на какое-то отклонение в сексуальной сфере или фетиш. А потом напоминал себе, что мистер Старк остался прежним, это всего лишь замена части тела. Чувство юмора, мировоззрение, гениальность – всё это при нём, ничуть не пострадало после метаморфоз в теле. Может, слегка изменилось, но не исчезло в принципе. А это значило, что Питер по-прежнему любил мистера Старка, а не только какую-то отдельную его часть. Тони так и не обзавёлся семьёй, и это вызывало в Питере смешанные чувства. С одной стороны, он эгоистично радовался тому, что у него есть шанс. Или так казалось только из-за отсутствия значимого человека рядом. С другой, Тони более чем заслуживал тихую и счастливую семейную жизнь после всего, что сделал для мира. Питер не сомневался, что он был бы потрясающим отцом, который баловал бы ребёнка (детей?) реактивными ранцами, умными пеналами и ещё тысячей идей, приходивших в эту гениальную голову и воплощённых в реальность восхитительными руками. Питер знал, что не мог положить к ногам Тони весь мир, скорее уж всё произошло бы наоборот. Но он отчаянно надеялся, что его любви хватило бы, чтобы компенсировать недостаток денег, разницу в возрасте и ещё с десяток изъянов, которые у него имелись, но о которых не хотелось лишний раз думать, чтобы не впасть в уныние и самобичевание. По итогу больше ничего и не предложить: только свои чувства, которые росли день ото дня, из года в год, оставаясь константой жизни, и желание помогать, слушать, быть рядом, если позволят и если понадобится. Но разве это не ставило в приоритет исключительно его нужды? Его любовь, его желания, его сердце, кажется, способное разорваться, если хотя бы в собственных фантазиях Тони ответит тем же. Хотя какая разница, если по итогу он всё равно прикусывал нижнюю губу и неловко отводил взгляд. Он знал, сколько на пути преград, но его чувства были слишком сильны и упрямы, чтобы он сдался. Всё происходит совсем не так, как он планировал. Они сидят в мини-кинотеатре и едят пиццу, Питер предложил фильм с магией и добрым концом (не боевики и супергероику же!), и Тони плюётся колой, когда волшебные искры закручиваются в вихрь и полностью поглощают героиню, превращая её в принцессу в потрясающем наряде. - Да чёрта с два всё так происходит! – возмущается Тони. – Вы Стрэнджа видели вообще?! Он вам такую магию устроит, что..! Он мне как-то устроил! О, эта история не на один вечер, скажу я вам, ребята! И Питер смеётся, искренне и громко, а потом выдыхает: - Боже, как же я люблю вас. И вот тогда наступает тишина. То есть, нет, конечно, у мира не выключается внезапно громкость: герои на экране продолжают трещать, идут какие-то спецэффекты с соответствующими звуками, и во всё это даже вплетается мягкий саундтрек. Но Тони замолкает и замирает, как будто даже боится повернуться к нему. Обычно у него на всё есть остроумный ответ, и успевший испугаться Питер даже не удивился бы, если бы Тони перевёл тему. Сказал бы, что да, он прекрасен, и, чёрт побери, он говорил чистую правду, ты ведь знаешь, карапуз, ты встречал этого психа… Но нет, ничего из этого не следует, и Питеру приходится кашлянуть, чтобы проверить, не потерял ли он вообще слух. Выходит неловко, и хотя бы этим реальность и фантазии ничуть не отличаются. Правда, это случилось намного раньше, чем он думал, но все эти выстроенные картины в голове имеют поганое свойство рушиться, тут удивляться нечему. - Ты только не злись, карапуз… - Тони говорит тихо и совсем не спешит закрываться щитом самовлюблённости или свалить всё на юность. – Но я видел, как ты на меня смотришь, как вьёшься, хочешь оказаться рядом. Питер чувствует, как к щекам приливает кровь, но кивает. Он не злится и даже понимает, что это было очевидно. Возможно, он позволял себе показывать всё это, потому что Тони никогда не осаждал его. Он не говорил: хватит, перестань. Он ничего не говорил, хоть и видел. Наверное, потому что думал, что мальчишка и сам всё понимает. И это тоже было правдой. Питер и сейчас всё понимает. Он всё испортил. Но в то же время его восхищает то, как легко это сорвалось с языка. Не нужно было долго мяться, подготавливаться, думать о последствиях. Всё произошло само собой. Как же я вас люблю – просто, потому что искренне. Потому что это правда. Потому что давно хотелось сказать, даже если это чувство не имело права на существование. Он любит Тони. Это факт. И это уже давно кажется такой же естественной частью его самого, как рука, нога или голова. Питеру кажется, что он и не помнит себя до того момента, как полюбил Тони. Разумеется, все воспоминания со временем становятся не такими яркими, но это чувство похоже на большой пульсирующий ком, который просто невозможно игнорировать. Это оно управляет цветами в его жизни. - Правда, ты в последнее время стал намного тише, и я подумал, что всё прошло, - Тони издаёт тихий смешок. – Даже успел подумать, что ты испытываешь неловкость из-за этого своего периода влюблённости. - Это больше, чем влюблённость, - бормочет Питер, не в силах промолчать, хотя знает, что Тони ещё не закончил. Тот смеётся: - Ладно-ладно, я понял, ты очень серьёзен. Иначе не замер бы, как олень в свете фар, едва сказав это. И шутливо ойкает, когда Питер пихает его локтем. Ничего он не олень в свете фар. Просто… это должно было быть по-другому. Как-то торжественно, что ли, очень важно. Чтобы сразу было понятно, что он не шутил. Не сказал это в пьяном угаре, во сне, в приступе усталости или из-за головокружения, потери крови и сотни других вариантов, которые могли бы послужить оправданием. Никаких оправданий, только голая правда, как она есть. И сказать это вслух значит перейти на другой уровень, избавиться от неопределённости, которая терзает во время фантазий. - Слушай, ты… я даже не знаю, как это начать, - Тони смеётся, но уже как-то нервно, проводит рукой по лицу. – Карапуз, тебе надо найти кого-то получше меня. Питер улыбается. Глупо и криво. Потому что ему кажется, что Тони всё-таки вернулся к прежнему себе и пошутил. Или что ему послышалось. Он ведь не мог всерьёз сказать такое. Не мог считать, что он… - Ну вот только не надо так на меня смотреть, - Тони фырчит и даже закатывает глаза. – Стареющий герой на пенсии, одной руки нет, сердце в клочья – без метафор, между прочим – и это только начало. Дальше они начинают говорить одновременно, перебивая друг друга: - Твоя гениальность и чувство юмора… - Мои кошмары и пристрастие к алкоголю… - Ты спас всю Вселенную щелчком пальцев и подарил людям лучшее будущее одними только своими грантами… - Мой трудоголизм и панический страх открыться перед кем-то, показать свои слабости… - Твоя улыбка и умение поддержать, даже когда всё кажется совершенно безнадёжным… - Питер… Тони сдаётся первым и смотрит удивлённо, как будто не ожидал, что кто-то мог увидеть в нём не только то, что описал он сам. Как будто не подозревал, что у него вообще есть хоть какие-то положительные качества. Одна только эта мысль делает Питеру больно. Сердце сжимается и стучит в груди тяжелее. Сколько же всего Тони скрывал за этими своими остроумными замечаниями, самоуверенной усмешкой, солнцезащитными очками и дорогими костюмами. Питер осторожно протягивает руку и накрывает ею пальцы Тони. - Позволь мне хотя бы попробовать. Не в моих привычках сдаваться, даже не начав, - он сам не замечает, когда успевает перейти на “ты”, так нахально и беспардонно. Но теперь это почему-то проще сделать. Намного проще. - Я недостаточно тебя напугал? – уточняет Тони и неуверенно, словно это он тут двадцатитрёхлетний мальчишка, переплетает пальцы, сжимая. Они как будто дрожат, и Питера затапливает изнутри нежностью, желанием защитить, спрятать. Теперь его очередь быть той стеной, за которой можно спрятаться, Тони и так достаточно долго играл в его жизни эту роль. Питер всё ещё действует аккуратно, словно с диким зверем, тянется вперёд, преодолевая расстояние, и обнимает Тони. Вот так. Он рядом. Он так близко, как никогда даже и не думал, и, может, не так уж плохо, что всё оказалось не как в его фантазиях. - Ты поставила кино на паузу, я угадал? – внезапно произносит Тони из-за плеча Питера. - Я поставила кино на паузу, вы угадали, - будто издеваясь, слово в слово повторяет за ним П.Я.Т.Н.И.Ц.А. - То-то я думаю, слишком тихо стало. Спасибо, что не романтическая музыка. - Пожалуйста, сэр, - невероятно вежливо отзывается ИИ. И Питер снова смеётся: - Как же я люблю вас. - Меня? – поднимает голову Тони. - Вас обоих, - улыбается Питер. - О, вот это уже совсем другой разговор, что я слышу… - снова заводится Тони, и Питер с улыбкой позволяет ему скатиться в шутливое возмущение. – С каких это пор мы идём с ней в комплекте? Их первый поцелуй имеет вкус гавайской пиццы, колы и реальности, оказавшейся лучше всяких ожиданий.