минута слабости.

«Одни кричат от гордости… другие — с надеждой… а были те, что кричали от ярости»

      Пальцы нервно сжали жестковатую ткань красного шарфа. Девушка медленно перевела взгляд с распахнутого окна на него. Уставилась на шарф так, будто хотела прожечь в нем дыру.       Осознание прошибло ее ознобом. Микаса сглотнула ком в горле. Ком под названием «прошлое». Все то прошлое, что произошло с ней, Эреном, Армином, Жаном, Сашей, Конни и всеми остальными за эти годы.       «В детстве я не хотела это замечать. Мир жесток. Но в то же время так прекрасен… Теперь жестоким стал Эрен. И в этом нет ничего прекрасного»       Возможно Микаса убеждает себя в том, что Эрен стал жестоким лишь недавно. С малых лет Йегер подпитывался лишь ненавистью к тем, кто обращался с ним несправедливо. Еще до смерти Карлы, будучи мальчиком, несмышленым и глупым, он хотел растоптать титанов в пыль. И говорил он это с таким энтузиазмом, что даже она, отрешенная и холодная, иной раз приподнимала брови.       Возможно Микаса всегда знала о жестокости Эрена.       Сидя в эту самую минуту перед окном, от которого дуло захлёстывающим ветром так, что жгло щеки, а капли моросящего дождя летели в лицо, точно пропитанные ядом шипы, девушка слегка поежилась. Не от того, что ей стало зябко или холодно.       Микаса осознала насколько они все были разные. Она, Эрен и Армин. С самого детства они все шли лишь по своим неведомым остальным путям.       Эрен и Армин хотели выбраться и повидать океан. Это было их общей мечтой. Только если Армина вперед толкало его чистое любопытство, то Эрена привлекало не это. Йегер мечтал увидеть океан лишь при одном условии: когда все враги будут истреблены и горизонт будет чист.       Микасу океан не привлекал никогда. Она до сих пор отчетливо помнит расширившиеся глаза Армина, когда она созналась в этом.       — Что-что? — повторил Армин, захлопав ресницами.       Трое детей сидели на согретыми солнцем бетонных ступенях. На коленях Армина лежала раскрытая книжка сказок, которую он хранил от матери.       — Я тоже удивился, — в свою очередь сказал Эрен, закатив глаза к перистым облакам в небе. И задержал взгляд на них, словно те влекли его своей бездонностью.       — Я не говорила, что мне это совсем неинтересно, — поправилась Микаса негромко и натянула шарф до самого носа.       — Понятное дело! — растянул Армин губы в улыбке и в его карих глазах заплясали знакомые искорки. — Кто бы не хотел повидать океан хотя бы краем глаза? Скажи, Эрен!       Последний был занят, точнее заворожен, птицей. Она летела совсем одна, порхая как-то по-своему. Вдруг птица вскрикнула и, заложив вираж на крыло, взметнулась к солнцу и растворилась в нахлынувшем потоке солнечного света. Эрен как-то упрямо проводил птицу взглядом, щурясь от солнца, и только потом отозвался на уже третий отклик Армина:       — А? Угу.       Микаса вынырнула из воспоминания и в ее лицо тут же полетело несколько холодных капель дождя.       Ее действительно не волновал ни океан, ни мир снаружи стен. Ее волновали лишь эти двое и их защита. Ей было все равно куда идти, лишь бы она смогла оказаться рядом и спасти их от гибели. Укутать и согреть. Защищать. Даже ценой своей жизни.       Она дала обещание Карле. Она пообещала самой себе.       К этим двум еще прибавились ребята из сто четвертого, Ханджи, Леви и все те кого она знала. Микаса пыталась, так тщетно пыталась, выжигая всю силу на максимум, но и она не способна сохранить жизнь каждого дорогого ей человека. И она смирилась. Пусть это смирение дорого ей обошлось. С раннего детства жизнь упрямо приручала ее смиряться с потерями. Первыми ушли родители на ее глазах. То страшное событие, которое произошло в считанные секунды, все еще хранится в ее памяти, хотя должно было быть выжжено вплоть до угольков. Должно было быть забыто раз и навсегда, чтобы не побуждать спящих и голодных тварей в глубине изуродованной души.       По мере того как росли потери, совершенные ею убийства росли в таком же количестве. Пусть Микаса и знала, что убила людей она гораздо больше, чем потеряла.       Несмотря на недавние слова Эрена о том, что она является лишь рабыней своего господина, прямо как все люди из клана Аккерманов, Микаса не считала себя таковой. Армин, озадаченный и разочарованный словами Эрена, горячо убеждал ее, что она всегда могла дать ему тумаков, если ему нужно было вправить мозги.       — Помнишь, он меня слабаком назвал? А как ты ему потом врезала? Он отлетел на несколько метров, по-моему! Разве люди, лишенные свободы действий, поступают так с теми, кому они должны прислуживать?       Микаса понимала, что Армин нарочно не произносит вслух слово «рабыня», которым Эрен очернил ее, поставив выжигающее клеймо. Это было похоже на тот раз, когда он, будучи не в себе, чуть было не прибил ее к одному из зданий, и наградил ее тонким шрамом под правым глазом. Случаи, вне сомнений, были разными. Но у Микасы складывалось такое впечатление, что Эрену на этот раз удалось поймать ее тонкое туловище в своей огромной лапище. А получилось ли раздавить? Как знать.       Сначала она поставила под сомнение все свое существование и это стоило немалого: нанесло некоторый вред ее ментальному и физическому состоянию. Однако, спустя время трезвых и рациональных рассуждений, девушка пришла к выводу. Как всегда. Собранная, холодная и рассчетливая Микаса Аккерман. Она не позволит себя сломить. Даже Эрен, как бы ни старался, никогда не сломает ее полностью. Пусть он и ранит ее, но вот сдаваться Микаса точно не собиралась. Армин прав, сейчас нужно собраться силами.       Микаса никогда не хотела ощутить этой свободы, которую так жаждал получить Эрен. Она никогда не считала себя несвободным человеком. У нее было стойкое чувство того, что правильно и неправильно. Это она и доказывает, идя против идеологии Эрена. Того самого Эрена, которого она знала почти всю жизнь. Которого она оберегала как маленького птенчика, что хотел вырваться из ее рук и, расправив крылья, улететь далеко-далеко.       Микаса даже смирилась с тем, что потеряет его и Армина. И смирилась она с этим фактом довольно быстро, сидя на холодном полу темницы. Прислонившись к стене спиной, Микаса позвонками чувствовала легкую вибрацию.       Когда она узнала о том, что ее мальчики обречены на гибель, и она ничего не может с этим поделать как бы ни старалась, то ощутила внезапно навалившуюся тяжесть на душе. Горло прожгло, конечности онемели, аппетит пропал, а голова закружилась. Нет, она не плакала.       Сильнее вжалась в каменную стену, будто старалась раствориться в ней, и услышала шорох. Эрен в соседней камере тоже опустился наземь и прислонился к стене прямо напротив нее.       «Сколько раз мне было страшно?» — задала Микаса вопрос самой себе.       Сколько раз ей было страшно за всю ее недолгую жизнь? Девушка никогда не показывала своих эмоций, но внутри у нее все бурлило и горело. Микаса была уверена, что у капитана Леви в душе все то же самое. Двое Аккерманов, обреченных на одиночество. Двое Аккерманов, стоящих посреди луж крови и истлевших костей.       Микаса взяла на себя ответственность еще в раннем возрасте. Огромная и непосильная ноша, которую она так и не перестала таскать.       Девушка почему-то вспомнила бой против титана женской особи. Тогда она взяла на себя ответственность попытаться заменить величайшего бойца человечества Леви Аккермана. Получалось у нее, конечно, не так идеально, но Микаса чувствовала вину за неповиновение приказу капитана и решила выжать из себя весь максимум. И будь он там, все могло бы быть легче.       Все же она справилась. Достойно сражалась с Энни и в конце концов отрубила ей пальцы.       Перед глазами Микасы сражение принимало новые обороты. Титан Энни едва увернулся от удара Эрена. Кровь сочилась бордово-ядовитым соком из отрубленной ноги титана Эрена. Спустя несколько мощнейших ударов Энни ногой, Эрен повалился боком в полуразрушенные здания и захрипел. А Энни решила не медлить и понеслась в сторону стены.       — Она карабкается прямо по стене! — решили озвучить очевидное какие-то ребята из военной полиции.       Микаса решительно сжала пальцы на рукояти клинка, что костяшки стремительно бледнели. Брови ее сошлись на переносице, а в следующее мгновение она уже слышала свой собственный голос:       — Удрать я ей точно не позволю!       Энни ловко карабкалась, не позволяя себе замедлиться ни на минуту. Микаса рванула вперед.       — Микаса, стой! — услышала она позади крик Армина. — Не иди за ней!       Однако девушка проигнорировала его и выпустила тросы привода на самую вершину стены. Металлические крюки чиркнули и зацепились за стену. У Микасы не было времени проверять прочно ли держатся крючки. Спустя мгновение она уже стремительно летела ввысь. Ветер кусал кожу, полоскал волосы и хлестал по ушам, и крики Армина заглушило. Чувство, переполнявшее все ее нутро, от кончиков пальцев до головы, к которой прилила вскипевшая кровь от адреналина, было для нее неизведанным ранее.       Микаса обогнала Энни и, замахнувшись клинком, пересеклась с ней глазами. Мимолетный страх блеснул в голубых глазах титана. Ловкость и быстрота Микасы в очередной раз спасли ее. Секунда. Раздается режущий слух взмах клинка. Блеснувшее от солнечного света лезвие отразилось в радужке Энни. Она даже не успевает задумываться, хоть прикинуть, что ей делать дальше и как отбиваться от вездесущей Аккерман, как лишается четырех пальцев. Вторая секунда. Микаса прекрасно маневрирует в воздухе, и это знают все, даже Жан Кирштейн, признанный мастер в УПМ, иной раз не скупится на слова, называя девушку признанным гением.       Миг пролетает быстро, чересчур быстро даже для самой Аккерман, все внимание которой было сосредоточено на клинке и пальцах титана. Леонхарт уже не помнила как ей отрезали пальцы левой руки и она уже летит вниз, уставив на Микасу бездонные глаза, утопающие в беспомощности и наивности на скорое спасение.       Аккерман решается ринуться к титану и встать прямо на его лбу. Глаза Энни стали ближе. Микаса смотрит на них с тошнотворным равнодушием.       — Энни, падай.       Женская особь даже не успевает осознать сказанные девушкой слова, как ощущает легкий толчок.       Микаса осталась висеть, упершись ногами в стену, и наблюдала за происходящим хаосом на земле. Эрен и остальные из разведки копошились возле титана Энни. Раздался взрыв и повалил темный густой дым.       — Что это еще за чертовщина? — пробормотала Микаса себе под нос. И почувствовала дрожь в стене.       Девушка дернула головой в сторону и ее сердце убежало куда-то в пятки. Она уткнулась взглядом в разлом в стене и в голову титана, выглядывающую из зияющей дыры. Спустя некоторое время она убедилась, что угрозы титан не представляет.       Микаса оглянулась вниз и заметила две родные фигуры. Армин прижал к себе Эрена со спины и чуть ли не намертво обнял его туловище руками. Девушка облегченно выдохнула и возвратила внимание к дыре.       Глаза титана блестели, отражая солнечные блики, и Микаса невольно сжала клинок сильнее, ощущая зябкую дрожь по всему телу. Радужка глаза пошевелилась на несколько миллиметров и Аккерман сжала губы в тонкую полоску, уняв трепещущее сердце.       «Он живой…»       Вновь возвратившись в реальность, девушка напомнила самой себе, что тот титан когда-то был человеком. Прямо как все те люди, а именно элдийцы, которые независимо от места проживания жили под гнетом социальной программы марлийцев. Весь план Эрена она никогда не поймет.       Она сомневалась поймет ли Эрена вообще. Его мысли стали сокровенными после церемонии вручения. Его взгляд изменился. Яркий, пылающий огонек в глубине этих серых глаз, который так горел, что никто не мог не обратить на него внимания, постепенно гас, скрываясь за слойкой сетчатки, прячась в самой душе Эрена Йегера.       Он стал немногословен. Капитан Леви даже нашел пошутить на этот повод, дескать, теперь Йегер избавил нас от своей детской болтовни про «перебью всех титанов!» и убираться стал тщательнее.       — Глупая бравада, — выдохнул мужчина и потянулся к чашке чая.       Микаса в тот момент зыркнула на него и тот невозмутимо встретил ее взгляд такими же тошнотворными равнодушными глазами какие обычно у нее. Ничего не скажешь, точно люди одной крови.       «Сколько себя помню, я всегда сражалась… Сражение за сражением, битва за битвой, жизнь за жизнью… Кажется, я совсем немного… немножко устала от всего происходящего. Кажется, мы все устали»       Вспоминая тот горящий взгляд глаз Энни, Микаса понимала, что устали и они, жители Марлий. Простые дети, отправленные на миссию. В чужой остров, рядом нет ни одной доброй души. Где они попадут в место, кишащее демонами, готовых вырвать тебе внутренности и сожрать их. Где они не будут рассчитывать на спасение, если вдруг случится беда. Такими их и тренировали, учили, вбивали в голову, смотри, они — твои предки, и зло всего человечества и они должны быть убиты все до единого! Эти дети были продуктом, эдаким экспериментом, и их убеждали, что они вернутся героями страны. Их всех убеждали уметь искупить грехи своего народа.       Иногда Микаса задумывалась о спокойной жизни. Как она бы проводила тихие деньки несуетливой жизни вместе со своей семьей и дружила бы с Эреном и Армином, не зная всех тех бед. У нее был бы младший брат. И ей казалось, что она бы улыбалась чаще, чем обычно.       Недосягаемо. Глупо. Наивно. Эти мечты разбивались так же, как волны моря разбиваются о камни. Также сокрушительно и бесследно, оставляя после себя ошметки соленой пены как легкий привкус горечи.       Теперь ей приходилось думать о том, кто же погибнет следующим. Кого же она потеряет или убьет, а после будет бездумно скользить взглядом по собственным ладоням. Жизни людей сыпались сквозь ее пальцы как песок. Окровавленные ладони, прогнившие от не одного десятка смертей, самозабвенно сжались в кулак. Ногти впились во внутреннюю сторону ладоней и оставили борозды на светлой коже.       Створки окна покачнулись от особенно сильного порыва ветра. Микаса уперла взор в стену спереди и не смела отвести глаза. Капли дождя стекали по ее лицу, очерчивая кривые линий. Среди них потерялась ее единственная горячая слеза.       Легкий, размеренный топот уставших лошадей вдруг заглушило: Эрен, дернувшись, рывком сел. Мятый и пропахший почвой земли плащ распластался у его колен. Сидевший рядом парень испуганно вздрогнул, обращая взгляд на проснувшуюся «надежду человчества».       — О, неужто очнулся? — небрежно бросив, он перевел голову направо, разглядывая деревья, мимо которых они неспешно проезжали.       — Эрен!       — Микаса? — прохрипел Эрен, щуря левый глаз. Обмотанная повязка на голове пропиталась кровью и черными пятнами от грязного пота. У него, возможно, был жар.       — Лежи, не дергайся, — велела Микаса тоном, не терпящим никаких возражений. — Тебе нужно набраться сил.       — А что с той?.. — не успел договорить парень, как был перебит быстрым ответом:       — Сбежала.       Девушка перебрала совсем недавние воспоминания и, поежившись, потянулась одной рукой к шарфу. Лицо Эрена она не видела, но и смотреть было не нужно, чтобы понять насколько он был разочарован событием. И особенно насколько он был разочарован собой.       — Мы почти добрались до стены, — попыталась отвлечь парня Микаса, обращая взор вперед.       Величественно возвышавшиеся над ними ворота казались такими родными и уютными после ряда произошедших событий. Ветер играл с волосами выживших разведчиков и щекотал кожу, покрытую царапинами и ссадинами, словно пытаясь хоть немного помочь истрепанным солдатам.       Люди на стене, заметив приближение разведывательного корпуса, забили в колокол. В чистом и прохладном воздухе послышался звон колокола, который показался Микасе тревожным и отдался некомфортным зудом в третьем позвонке.       Едва ворота подняли, как в воздух поднялась земляная пыль и капитан Леви чересчур громко цокнул. Лошади неторопливо вошли во внутреннюю стену. Микаса бросила на Эрена мимолетный взгляд, когда тот ойкнул. Оказалось колесо повозки наткнулось на камень.       Люди загомонили, столпившись по краям итак неширокой дороги. Эти оживленные беседы резали слух после нескольких часов езды в полной тишине. Микаса невольно поморщилась, натягивая потертую ткань шарфа до самого кончика носа. Она чувствовала на себе взгляды людей, выглядывающих из окон. Большинство из них смотрело так, будто ожидало некого чуда. Восторженные лица некоторых скоро сменились раздосадованной миной.       От криков детей и возмущенных возгласов женщин и мужчин Микаса довольно быстро абстрагировалась, но, к ее разочарованию, пришлось обратить внимание на Эрена, который вдруг, попыхтев, приподнялся на локтях.       Микаса услышала обрывки разговора двух мужчин, стоявших совсем близко к повозке.       — Чего они вообще поперлись на эту стену? — пробурчал один из них себе под нос, но услышал бы это даже Эрвин, который был в авангарде.       — Судя по их мрачным рожам, все вновь прошло неудачно. Ну, зато они удачно растранжирили собранные с нас налоги на свою вылазку.       — Эрен… — негромко обронила Микаса, смотря на исказившееся от злости лицо Йегера.       Последний повернулся к мужчинам, которые остались позади, и хотел было вмешаться, но вдруг заткнулся, даже не проронив ни слова. Аккерман обернулась на двух маленьких ребят, на лицах которых читался восторг и уважение. Обнажив ряд молочных зубов, они широко улыбались, глядя на храбрых солдат с детскими искрами в глазах. В них еще крылась надежда, невинность и бесконечное почтение. Юные глаза, совсем юные. Не видавшие жестокой реальности. А если и видавшие, то не осознавшие ее.       Микаса воззрилась на Эрена и думала о том, что у него в голове, скорее всего, вопрос. Немой кричащий вопрос: «когда настанет их черед разочароваться в нас?»       — Ого! — воскликнул белобрысый мальчишка, возвышавшийся над серыми мерзкими минами остальной массы. — Знаменитый разведывательный корпус! У этих ребят еще есть силы подняться на ноги, несмотря на то, что они едва живы!       Вот он, детский восторг. «Эрен тоже был таким» — думается девушке, и она отводит взгляд.       Никто из солдат не осмелился поднять взгляд на толпу. Кто-то не хотел встретить недовольный взгляд голодных крестьян, который говорил бы о многом. Кто-то был не в состоянии поднять голову из-за хворости. Кто-то был слишком погружен в свои мысли.       Как только подошва начищенных сапог капитана Леви ступила на пыльную землю, к нему подбежал усатый мужчина. Весь довольный, светится чересчур. Микаса опускает взгляд, но решается прислушаться.       — Капитан Леви, спасибо, что приглядывали за моей дочуркой! Я отец Петры! Я бы хотел немного побалакать с вами, прежде чем увижусь с ней.       Уловив суть дальнейшего разговора, девушка обращает внимание на притихшего Эрена. До ушей солдат доносятся громкие вопросы. Эрвин Смит смиренно и непоколебимо идет вперед, не обращая внимания на возгласы и требования ответов о том, что случилось на вылазке и есть ли какая-нибудь новая дополнительная информация о титанах.       — Куда вы спустили наши деньги, паршивец?! — пронесся по людной улице голос женщины, которая была готова выпрыгнуть из окна и вцепиться в командора.       — Вы не сожалеете, что потеряли такое число своих солдат?!       Эрен прикрывает рот сгибом локтя, пока горящие смесью эмоции глаза наполняются жгучими слезами. Его лоб хмурится, когда он со всей силы прикусывает нижнюю губу в попытке не зарыдать. Парню было безразлично, если его застанут всхлипывающим, ему просто было больно.       Микаса провожала взглядом каждую струйку слез. Она не стала его звать или пытаться успокоить. Совсем скоро она вовсе решила отвернуться и дать ему выплеснуть эмоции, если ему это было угодно.       Щемящее чувство навалилось на грудную клетку, обтянув ребра второй кожей. Ей тоже было больно и она тоже давилась чувством несправедливости и жестокости мира. Только она не привыкла лить слезы. Смотря на Эрена она понимала, на его плечах сейчас все человечество. Каждая смерть, каждый павший солдат, каждая угасшая мечта — груз для Эрена.       И она ничего не могла с этим поделать.       Пальцы рук разжались.       Дверь позади Микасы отворилась, впуская в помещение кого-то. Она не стала оборачиваться.       — Микаса?       Армин подошел к подруге и, легонько тронув за плечо, посмотрел на нее.       — Что ты тут делаешь? Тебя же наверняка продуло и ты теперь вся промокла.       Микаса не выдержала и опустила взгляд на пол, пока парень поспешно закрывал окна, потянув ручку створки вниз.       — Микаса. — Настойчивее повторил Армин, упрямо заглядывая в ее глаза.       — Что?       Арлерт смотрел на нее долгие несколько секунд и выдохнул через нос.       — Пошли, тебе стоит согреться.       Девушка оставила промокший шарф на тумбе, прежде чем подняться с кресла и смиренно выйти из прохладного темного помещения, залитого лунным светом и каплями дождя.       Армин не задавал лишних вопросов. Хотя мог бы задать самый банальный: «ты в порядке?»       Микаса запоздало выдохнула. Совсем тихо, почти беззвучно. Это было последним проявлением слабости. Ей нельзя быть слабой. Пальцы вновь сжались. Теперь уже с твердой непоколебимостью.