Тусклый лунный свет, пробиваясь через оконные стекла, освещал комнату. Часы показывали уже третий час ночи, а Николаю Ставрогину не спалось. Он молча разглядывал свою комнату, скользя взглядом с одного предмета на другой. В горле застыло будто чуть щекочущее чувство, не дающее ему спать.
Как же так? Эта мысль бесконечно вертелась в его голове. Как же так вышло, что его, Николая Ставрогина, угораздило влюбиться? Он разбивал столько сердец, он видел, как медленно умирали люди, задыхаясь от лепестков и мучаясь от неугасаемых чувств к нему. А теперь его самого настигла эта участь! И это была даже не какая-то прекрасная дама. Этим человеком был, как он сам его называл, жалкий революционер и лицемер – Пётр Верховенский.
Вся цепь мыслей оборвалась, когда Николай вдруг начал задыхаться, хрипло кашляя. Будто бы что-то очень хочет вырваться, но почему-то не может. Это чувство мучило его уже несколько дней. Николай прекрасно осознавал, что с ним произойдёт. Через некоторое время он начнёт откашливать лепестки цветов, а после целые бутоны или даже соцветия. Он понимал, что скоро он просто превратится в цветник, а через его бездыханное тело будут прорастать прекрасные цветы. Цветы сирени. Белая сирень росла в саду Ставрогиных. Николай любил майским теплым днём читать книги в тени этих деревьев. А теперь они медленно, но верно, убивали его.
Ставрогин пережил многое, совершал много грешных поступков. Однако совершал он их не потому, что он желал этого. Ставрогин был пуст. Он не чувствовал ничего, весь мир опостылел ему. Ни дамы, ни кутежи, ни общество, ни даже то преступление – ничего не заставляло его почувствовать хоть что-нибудь. Абсолютная пустота. Однако появился тот, кто смог ее отогнать – Верховенский. Ранее Ставрогин не обращал внимание на него. Всего лишь лицемерный и до жути болтливый человек. Но какого-то чёрта Ставрогина так и тянуло к нему. Любовь к этому человеку заставляла Ставрогина чувствовать себя хоть каплю живым, однако скорее тем, что она причиняла боль.
Ставрогин, вы красавец. Вы мой идол. Вы солнце.
Ставрогин сомневался в искренности этих слов.
"Ему лишь революция нужна, а я как предводитель, не более. Говорил бы искренне - не страдал бы я сейчас "
Так думал Ставрогин, однако не знал, что для избавления от болезни нужно само признание, а не существование чувств. Ставрогин же от обиды и боли избегал Верховенского всеми способами, не давая ему знать от болезни.
