***
— Жан, Жан Кирштайн, — Маленький Армин только вежливо кивает, называя свое имя в ответ, когда они впервые встретились. — Жан! — Армин, уже немного старше, пытается оттащить его от своего лучшего друга Эрена, пытаясь понять, почему волнуется Т А К сильно. Йегерь постоянно лезет в драки, что не так? — Жан… — Армин не задумываясь спрыгивает с лошади среди титанов вообще без единого шанса выжить только из-за призрачной надежды спасти его. Он достает лезвие и заслоняет собой самое дорогое, что есть, он готов драться голыми руками, он готов умереть. — Жан. — Армин смотрит в зеркало и понимает, что он очень глупый. Понимает, что не должен был выжить, вот если бы командор Эрвин… Жан, Жан, Жан, Жан, больше, ближе, еще. Еще раз услышать, что за него готовы убить, еще раз услышать, что он кому-то нужен. Кому-то. Жану. — Жан!.. — Армин. — Армин, тише, — Жан зажимает ему рот рукой, они все еще в казармах, с незапертой дверью, где ходят часовые, где живут их друзья и соратники, целует загривок, дышит так сбито, так часто, так громко, что его тоже могут услышать, могут услышать шлепки, могут услышать приглушенный скулеж, но Армину так хочется звать его по имени, чувствуя в себе его член, ему так хочется глубже, ближе, ему хочется перевернуться на спину, смотреть в глаза, целоваться, пока не потемнеет в глазах. Он выгибается, понимая, как правильно ему в чужих руках, как хорошо слышать свое имя из чужих уст, ему так хорошо, ему даже уже не стыдно, ему не страшно, ему просто Ж А Н. — Жан, Жан, Жан, Жан, — он говорит, говорит, еще говорит — Жану так жарко от этого, ему так нравится, как Армин не может заткнуться, когда его просят, это должно раздражать, но ему нравится трахать его, зная, что в любой момент кто-то может узнать, ему этого даже хочется — показать такого Армина, который только и может, что кричать его имя, рвать простыни, слюнявить наволочки, насаживаться, смотреть так, что внутри все сводит, ему хочется доказать принадлежность, ему так хочется ближе к Армину, ему хочется Армина целиком Кончить они могут только смотря друг другу в глаза. Если спросить их, когда все пошло не так — никто не ответит. Ничего никуда не шло — оно всегда было так. Так правильно, так хорошо, что кажется, так всегда и будет дальше. Даже когда Армин становится титаном — в своих мечтах они стареют вместе, где-то далеко, на ферме, или может — командующими в гарнизоне, а может и в городской страже, получая лучшее жалование как герои войны. Смерть — это не про них, смерть — про кого-то другого, смерть она для всех, но не для Жана. Смерть она для всех, но не для Армина. Для Армина только Жан. Жан. Уже не Жан. Нет, это все еще Жан, это же- Нет, это просто очередной титан, Армин, не важно, кем он был для тебя в прошлой жизни, не важно, кем он в принципе для кого-то был, он больше не человек, он просто титан, который хочет сожрать тебя. Как смешно — Жан однажды говорил ему, что жалеет, что не титан — будучи человеком он не может сожрать Армина целиком, получить его полностью и никому не отдавать. Очень смешно, настолько смешно, что Армин смеется в голос, не заботясь о том, что может привлечь внимание — да и какая разница, титаны и так окружили его. Жан. Посмотри мне в глаза и скажи, что не помнишь меня. Жан. Хватит ломать крышу. Жан. Хочешь меня? Съесть меня, узнать, какой была моя жизнь? Хочешь мою силу? Стать обратно человеком? Жан. А ты сможешь простить себя? Ты сможешь, закрывая глаза, снова и снова видеть самого себя? Сможешь засыпать и просыпаться только со своим именем на губах, потому что в моей жизни не было ничего важнее тебя? Армину надо очнуться. Ему надо прийти в себя, ему надо придумать любое решение проблемы, ему нужно, нужно, нужно, нужно… Нужно перестать сидеть на крыше, вжимаясь в кирпичную черепицу, смотря, как огромные пальцы чистого пытаются дотянуться, ему нужно бежать, ему нужно просто двигаться дальше, но он смотрит на титана перед собой. Он смотрит на Жана. Есть Райнер. Есть Галлиард. Есть Зик. Есть Пик. Есть Эрен. Есть Энни. Есть Армин. Давай же, Микаса, ты же всегда спасала нас, когда мы были маленькими, ты всегда прибегала. Давай же, Эрен, ты же всегда пытался защитить меня, даже если сам получал по лицу. Попробуй успеть, попробуй сделать это еще хоть раз.***
Ты. Не успеешь. Армин знает, что не успеет — он может и умный, но совсем не пунктуальный, особенно если всю ночь пытаться придумать хоть какой-то план, хоть что-то, выдавить из себя хотя бы несколько идей, а спать лечь не раньше, чем рассветное солнце разгорячится настолько, что кожу начинает печь. Не сильнее титанового пара, но неприятно, зараза — бледная кожа зардевается румянцем, кровь приливает к щекам, а глаза слипаются. Ему довелось ночевать в самых неудобных местах — даже на ветвях деревьев, стол еще казался царской постелью по сравнению с тяжелым прошлым. Если бы. Был. Хотя бы. Один. Шанс. Армин бежит по коридору, чувствуя, что легкие скоро сдадут — он совсем не спортивный, бег на дальние дистанции в его жизни оставался только в памяти о временах в академии, даже на миссиях разведки чаще всего выполнялись на лошадях. Быстрее, еще два пролета вниз по лестнице, потом направо, на улице уже довольно шумно — значит заседание должно вот-вот начаться. Если бы был хотя бы один шанс спасти тебя — я бы им воспользовался, даже если бы мне пришлось умереть. — Опаздываете, командор Арлерт. — Армин кивает, пытаясь отдышаться у дверей, прежде чем выпрямиться, заходя в кабинет, где его ждала вся разведка. — Прошу прощение за мое опоздание. Надеюсь, я не заставил вас заскучать. Может быть, он поступил неправильно. Может быть, он плохой человек, может быть просто ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ, но чем он отличается от короля, что построил эти стены? Он просто хотел, чтобы война закончилась, он просто хотел вернуть свою жизнь назад. Он так хотел вернуть людям мечту — мечту знать, что там, за стенами, мечту быть свободными, за которую можно сражаться, даже если для этого пришлось поступить так. Но об этом узнает только тот, кто будет следующим. — Жан, останься. Нам нужно кое что обсудить. Прошепчи мое имя хотя бы в последний раз, коснись моих запястий своими холодными пальцами? Скажи, что всегда меня ненавидел, скажи мне, что всегда любил меня. Но ты ведь все забыл, да? Мы совсем чужие. Ты даже не помнишь, кого тебе пришлось съесть, чтобы выжить. Ты не помнишь моих поцелуев, ты не помнишь, как блестели мои глаза, когда мы вышли к океану. Мне пришлось, прости. Зато теперь у тебя снова есть цель, у тебя есть мечта, у тебя есть целая жизнь впереди, даже если она будет короткой. У тебя есть немного времени прожить в неведении жестокости мира за стенами, как и всем, живущим в этом Раю. — Командор? — Не Армин, командор. Человек, который управляет разведкой, человек, который спас их народ, уберег за стенами, рассказал, как бороться с титанами, человек… Титан. Король стен. Ты сошел с ума, Армин, разве мы не хотели бороться за свободу? Голос Эрена в голове такой громкий, даже смешно, совсем как при жизни. Помнится, когда-то давно, они дали друг другу клятву лучших друзей — всегда быть вместе. Теперь они вместе, даже в такой извращенной форме, даже если Армину пришлось сожрать своего лучшего друга. Это для общего блага. Это для блага Жана. — Командор! — Жан зовет снова, пытаясь разглядеть что-то в безумном взгляде человека во главе стола,