Цена чёрного худи

      — Вы знаете, что так нельзя.       Мистер Робот — высокомерный засранец с комплексом бога. Та часть Эллиота, которая несёт на себе ношу тотального эгоизма. Кто-то погибнет? Здание рухнет? Это не важно, лишь бы собственная задница осталась в тепле.       И сейчас он стоит перед Кристой на коленях.       Он готов умолять. Готов показать ей всю свою беспомощность, выпотрошить мешок слабостей, как разноцветное конфетти. Ему никогда не было так страшно. Они оказывались в самых различных ситуациях, рисковали жизнью, загоняя себя в очередное беспросветное месиво. И каждый раз им удавалось ускользнуть. Каждый раз опасность кусала локти, смотря на сбегающий от неё тёмный силуэт.       Сейчас бежать не от чего.       Эта дрянь сидит внутри. Мистер Робот прятал её под столькими замками, обесцвечивал, прикрывал. Её тяжесть — причина его существования, потому что нельзя выдержать такое в одиночку.       Криста хочет всё испортить. Она отводит от него взгляд, говорит официальным тоном, как будто цитирует учебник по психологии. Количество безразличия в её действиях заставляет Мистера Робота ужаснуться. Это её они считали слабой? Это её защищали от очередного вредителя в обличии галантного ухажера?       Обман — хрупкая вещь. Иллюзия с огромным количеством деталей остаётся иллюзией. Если смотреть издалека, то она ничем себя не выдаёт, но когда подходишь вплотную, начинаешь замечать косяки. Криста же заставляет протянуть вперёд руку, осознать наличие слепой зоны. Вот, пощупай. Чувствуешь? Оно ненастоящее.       — Я больше не могу тебя защитить, — он выносит этот приговор сам себе, не дожидаясь краха. Эллиот дал ему лицо его покойного отца, его одежду и даже сраные очки. Мистер Робот, если так подумать, терпеть не может очки. Да и зачем они нужны дурацкой фантазии? Образу, который никто, кроме Эллиота, не видит.       На Мистере Роботе лицо насильника.       И это последнее, что сейчас Эллиоту нужно видеть. Поэтому он позорно сбегает, оставляя его наедине с болью.       — Он никогда бы меня не тронул. Я же говорю, он был моим другом… моим единственным другом.       Страшнее всего осознавать, что обман — это лучшее, что было в твоей жизни. Потому как реальность настолько плоха, что за неё даже зацепиться не получается. На тот момент Дарлин была слишком маленькой, чтобы его поддержать, а Анжелы в жизни Эллиота просто не существовало. И кто был рядом? Кто о нём заботился?       Мистер Робот вздыхает обреченно. К сожалению, малыш, я ебу тебе мозги уже очень и очень давно.       Вера наблюдает за падением Эллиота, как за собственным триумфом. Его жадные глаза наполняются эйфорией повидавшего жизнь наркомана. Он добился своей цели, всё пошло по плану, у него получилось. Мистер Робот хочет врезать этому смазливому гандону по лицу, может, даже разбить ему череп об украшенный в преддверии Рождества камин.       — Теперь я вижу тебя, — вдохновлено говорит Вера. Он кладёт руку Эллиоту на плечо. Мистер Робот чувствует это прикосновение, и ему хочется зарычать, но вместо этого он позволяет ярости создать вакуум внутри себя. Эта пустота затягивает. Она напоминает ему о том, как сильно он облажался, шепчет: «у тебя была всего одна задача, и ты даже с ней не смог справиться».       Может быть, ты и видишь эту бурю, Вера. Но ты не способен понять всю её природу. Как и не способен выдержать её сильнейшие порывы.       Если Эллиот — горящая лампочка, живая идея, не дающая спокойно спать по ночам, то Мистер Робот — действие. Для вымышленного образа он на удивление тактильный. Там, где Эллиот договаривается, Мистер Робот подавляет. Там, где неловко отводит взгляд, он пялится в упор. Они — две половинки одного корявого, не способного нормально ужиться вместе целого.       Почему Мистер Робот стал именно таким? Возможно, потому что Эллиот знал все слова поддержки и без его помощи. Возможно, потому что слова — бессмысленная трата времени?       Его язык — язык касаний. Схватить за плечо, остановить, когда опять дал дёру. Подойти поближе, заставить смотреть себе в глаза, отметая стеснение. Говорить честно, без прелюдий. Обнять, когда слишком больно, отгородить от холодной реальности. Ударить по столу, громко, чтоб аж подпрыгнул. Блять, да услышь ты меня наконец!       Это то, что Мистер Робот привык делать, только так он и умеет общаться.       Но сейчас ему страшно подходить. Несмелые шаги раздаются с расстояния нескольких метров где-то у Эллиота за спиной. Темнота пустого офисного помещения немного спасает, но не способна в полной мере восстановить былую уверенность. Он мнёт в руках кепку и смотрит вперёд глазами провинившегося щенка.       У него лицо насильника. Лицо человека, нанёсшего непоправимый ущерб. И он боится увидеть в глазах Эллиота страх. Боится напугать его одним своим присутствием. Я — не он, я — мистер Робот. Я — твой друг с детства. Твой единственный друг.       — Я знаю.       Кажется, что от этой фразы должно полегчать. На деле же волнение усиливается, напоминая о затхлой боли.       — Если бы я мог отправиться в прошлое, изменить всё, что случилось с тобой, чтобы ничего этого не было… — воспоминания впиваются в кожу острыми осколками. Ощущение, будто закроешь глаза и окажешься в своей старой спальне с битой в руках и невыносимым чувством несправедливости в сердце. Маленькое воплощение ярости.       — Тогда это был бы не я.       Мистер Робот смотрит на него с горечью, которая остаётся после пожара. Неужели нужно вытерпеть столько боли, чтобы в конце концов всего лишь стать собой?       — И у меня бы не было тебя.       Они встречаются взглядами. Это странно. Они делят одно тело на двоих, живут в одной голове, но всё ещё используют такие примитивные средства общения. Рука Мистера Робота тянется к его плечу. Обещаешь, что я не сделаю тебе больно своими прикосновениями? Обещаешь, что это будет иначе, не так, как делал он?       У Эллиота глаза на мокром месте. Он сломлен, но достаточно силён, чтобы признать это, попросить о помощи. Он устал быть один. Его рука накрывает руку Мистера Робота, отвечая согласием на объятье. Ощущения такие живые, теплые и успокаивающие, что ты даже не задумываешься: «а ведь этого человека нет здесь на самом деле. А ведь его и не существовало никогда».       Но он будет рядом, пока это нужно.       Потому что такова цена чёрного худи.