好きなキツネ / Sukina kitsune

      Капли, ритмично ударяясь об землю, стекали со сталактитов, погружая тем самым сознание Мэй в некое подобие успокоения. В пещерном озере бурлила холодная вода.       Кицунэ сидела спиной к Сино-Одори, подогнув колени под себя, и рассказывала историю о служанке Окику, которую ей когда-то поведала госпожа Сумико. Ёкай заботливо расчёсывала густые волосы Мэй гребнем и внимательно слушала, на удивление не комментируя рассказ девушки.       — Когда-то давным-давно жила женщина по имени Окику, которая работала служанкой и присматривала за посудой — драгоценным голландским сервизом, полученного в подарок от самого сёгуна. — мелодичный, как положено любой гейше, голос Мэй эхом разлетался по пещере, создавая нужную атмосферу. — Окику была очень красива и вскоре попалась на глаза одному из вассалов своего господина — самураю, которого звали Аояма Тэссан. Он много раз пытался соблазнить Окику, но каждый раз она отвергала его заигрывания.       Сино-Одори удовлетворённо хмыкнула, а Мэй продолжила:       — Наконец, Аояма потерял терпение и решил обмануть Окику, чтобы сделать её своей любовницей. Аояма спрятал одну из тарелок, доверенных Окику, а потом позвал служанку. — Мэй на мгновение замолчала, позволяя Сино-Одори переварить услышанное. — Он сказал, что одна из прекрасных тарелок его господина пропала, и потребовал узнать, где она. Окику испугалась. Пропажа одной из тарелок была преступлением, которое каралось смертью. Она пересчитала тарелки. Их было только девять. Окику продолжал пересчитывать их снова и снова, каждый раз обнаруживая, что одной не хватает. Аояма сказал, что закроет глаза на ошибку и доложит господину, что в пропаже тарелки нет её вины — но только если она станет его возлюбленной.       — Вот же мерзавец! — ёкай всё-таки не удержалась от грубого слова в сторону Тэссана. Сжала кулачки и более громко, на секунду разрушая спокойствие всей ситуации, с угрозой в голосе добавила: — Я бы этому гаду все кости переломала, если бы встретила на улице!       Слегка успокоившись, Сино-Одори с новыми силами подняла гребень и продолжила заниматься волосами кицунэ.       — Хотя Окику хотелось жить, — как ни в чём не бывало продолжила Мэй, — она снова отказала Аояме. На этот раз самурай разъярился. Он приказал своим слугам побить Окику деревянным мечом. Потом связал её и повесил над колодцем. Он мучил Окику, несколько раз опуская в колодец, только для того, чтобы вытащить её назад и на этот раз избить самому. Последний раз Аояма потребовал, чтобы Окику стала его любовницей. Она вновь отказалась. Тогда Аояма яростно ударил её мечом и сбросил тело в колодец.       Сино-Одори яростно вдохнула в себя воздух и также выдохнула.       Её руки аккуратно легли на макушку Мэй, разделяя волосы по пробору на шесть равных частей.       Гейша расслабленно вздохнула, ощущая как по коже от такого действия подруги пробежались мурашки, и поспешила довести историю до конца:       — Вскоре после этого появился призрак Окику, блуждающий по замку. Ночь за ночью она поднималась из колодца и входила в хозяйский дом, ища пропажу. И пересчитывала тарелки: «Одна… две… три… четыре… пять… шесть… семь… восемь… девять…». — Мэй попыталась максимально точно сделать голос как у призрака: хриплый с растянутыми гласными. По неловкому смешку ёкая стало понятно, что это была такая себе попытка. Кицунэ на это лишь сдержанно улыбнулась. — Насчитав девять тарелок, она испускала леденящий кровь вопль, разносящийся по всему замку. Так она мучила Аояму каждую ночь, отнимая у него покой. Те, кто слышал обрывки счёта Окику, сильно заболевали. Те, кому не повезло услышать её счёт до девяти, вскоре умирали. В конце концов господин замка решил, что что-то нужно делать с призраком Окику. Он позвал монаха, попросив помолиться за неё и проявить свою духовную силу. Всю ночь монах выжидал в саду, читая сутры. Снова призрак Окику поднялся из колодца. Она начала считать тарелки: «Один… два… три… четыре… пять… шесть… семь… восемь… девять…». Едва Окику посчитала девятую тарелку и собиралась завопить, монах крикнул: «Десять!».       Сино-Одори вздрогнула от неожиданности и, испугавшись громкого вскрика, выронила наполовину заплетённую в косу прядь волос.       Мэй не могла не обратить на это внимание, поэтому добавила:       — Ну чего ты? Это же всего лишь людские сказки.       Ёкай ничего не ответила.       — Призрак выглядел умиротворённым, узнав, что кто-то нашёл пропавшую тарелку. — кицунэ счастливо вздохнула, заканчивая рассказ: — С тех пор Окику больше никогда не появлялась в замке.       Сино-Одори молчала, отрешённо заканчивая заплетать длинные волосы Мэй.       Спустя небольшое количество времени на плечи девушки упали красивые косы, с вплетёнными в них сиреневыми цветами.       — Глициния*? — рассматривая новую причёску в отражении пещерного озера, спросила Мэй.       — Да. Мне кажется, эти цветы тебе очень подходят, лисичка.       Девушки улыбнулись: кицунэ лишь уголками губ, как её учили в окия, а Сино-Одори настолько широко, насколько могла.       — Ты знаешь много интересных историй? — скорее не спрашивая, а ставя перед фактом саму себя, сказала Сино-Одори.       Мэй кивнула, продолжая рассматривать косы в воде.       — Расскажи в следующий раз более добрую историю. А я нарву тебе красных камелий* или роз*.