color theory

      В целом, Кли позиционирует себя как многообещающую начинающую художницу. Её прыг-скок бомбы, понятное дело, самая прелестная ныне существующая вещь, но её навыки в рисовании карандашами? Непревзойдённые. Даже Альбедо так говорит, а он может рисовать настолько круто, что кажется, что его рисунки — это настоящие фотографии, они, правда, занимают слишком много времени. А ещё, когда он пытается дотянуться до ингредиентов для своих экспериментов, он всегда ворчит. Наверное это потому, что он старый. Типа, очень старый. Старше-чем-Эмбер старый.       В настоящее время Кли работает над её «магнум осьминогусом». Не одним, не двумя, а тремя разными оттенками синего она нарисовала, пожалуй, самый лучший рисунок на свете. На нём были изображены Кэйа, Альбедо и она сама, с поразительным сходством нарисованные красным, светло-жёлтым и светло-голубым карандашами. Обычно Кэйа помогает Кли навести порядок в её компонентах, таких как порох, карбонат калия и других действительно важных и совсем не взрывоопасных вещах, но он на задании. Альбедо очень-очень нравится Кэйа, и Кли хотела что-то сделать для него, потому что её старший брат всегда делает что-то для неё. Ему становится одиноко, когда Кэйи нет рядом, чтобы позаботиться о нём. Итак, так как Кли — ангел, спустившийся на землю, как любит говорить Лиза, она нарисовала Альбедо великолепный портрет, чтобы он помнил о своём близком друге, когда тот уходит поиграть с плохими дядьками с лопатами и ножами. На самом деле, Кэйа очень хороший человек. Он играет с ними, пока другие не хотят, потому в глубине души он знает, что они такие грубые и одинокие потому что их родители не любят, или что-нибудь такое.       Когда Кэйа отправляется на долгие миссии, бывают дни, когда Альбедо настолько зарывается в работу, что забывает приготовить две порции (любимой Кли) солнечной рыбы, и в конце концов она остаётся без еды до конца дня. Каким бы умным ни был её старший брат, иногда он тот ещё тупица. Так что, может быть, её шедевр спасёт животик Альбедо от этих сердитых звуков, кричащих «накормиии меняяя», будто его преследуют призраки пропущенного-завтрака прошлого, забытого-обеда настоящего и лишённого-ужина будущего. Кстати, волосы Кэйи на рисунке Кли выглядят очень, очень хорошо, и она хочет, чтобы он это увидел, когда вернётся, а затем крепко её обнял. Обниматься — его талант. В отличие от Лизы, он не так сильно пахнет сгоревшими проводами, и, в отличие от Джинн, у него не слишком крепкая хватка. Его объятья ощущаются, словно ты закутан в мягкое одеяло, потому что его забавный шарфик такой же приятный на ощупь, как мех Додоко.       — Так, ну, Кли, что ты делаешь? — тихий голос донёсся за спиной Кли, и она увидела Сахарозу, возящуюся с перчатками, по-видимому, уже закончившую свой эксперимент. Лёжа на животе и болтая ногами в воздухе, Рыцарь Искорка устроила свою художественную мастерскую прямо в коридоре между лабораторией Сахарозы и Альбедо, а её цветные карандаши были радугой рассыпаны на деревянных половицах. Она на мгновение отвлеклась от своих каракулей и уставилась на Сахарозу с широко раскрытыми глазами.       — Магнум осьминогус. Это специальный термин для большого и важного проекта, — пояснила она. Сахароза моргнула, и её наполовину прикрытые волосами пушистые ушки слегка шевельнулись. — Твой, э-э, магнум… осьминогус?       — Ага! — кивнула Кли, — мой магнум осьминогус! О-с-ь-м-и-н-о-г-у-с… Стой, не так. Пока она пересчитывала буквы по пальцам, зеленоволосая девушка бросила быстрый взгляд на бумагу, затем присела рядом с Кли и взяла зелёный карандаш. Она нашла обрывок рисунка, перевернула его и написала слово «осьминог» на нём.       — Осьминог. Восемь букв. О-с-ь-м-и-н-о-г, — сказала она, нежно улыбаясь светловолосой девочке, — подводный моллюск. Кли кивнула. — Ага. А есть магнум осьминогус, это совсем другое.       — Может, ты имела ввиду «магнум опус»? — предложила Сахароза, записывая на клочке бумаги куда более скучное слово, и Кли посмотрела на него, как кошка на малыша. Приняв решение, что «магнум осьминогус» теперь корректный термин, Кли с угрюмым лицом решительно вернула бумажку Сахарозе.       — А теперь, пожалуйста, я хочу поиграть с Альбедо.       К её большому неудовольствию, эксперимент Альбедо почему-то оказался важнее, чем Сахароза, нарушающая её авторские права и игнорирующая её творческую лицензию. Не удивляясь, Рыцарь Искорка использовала свой последний зелёный карандаш, чтобы нарисовать диаграмму Венна для слова «осьминог», а затем объяснила различия между двумя терминами невероятно уставшей Сахарозе. Та настолько устала, что, когда в дверь ворвался Кэйа со странным выражением лица, она совершенно перестала понимать, что происходит.       — О, мастер Кэйа, я так рада, что вы вернулись, — она встала, её лицо выглядело измученным и постаревшим на тысячу или две лет, — не могли бы вы сопроводить Кли- Кли вскочила на ноги, глядя на мертвенно-бледное лицо Кэйи, — Тебе нужно прилечь, Кэйа? Покраснев, Сахароза осознала, что у Кэйи была огромная колотая рана, из которой обильно вытекала кровь, — о, мой… О, мой бог!       Будучи начинающей художницей-мастерицей, Кли узнала о существовании чего-то, называемого «цветовым кругом» и, честно говоря, она хочет, чтобы оно умерло. Это красивое колёсико, которое каким-то образом определяет, какие цвета сочетаются, а какие нет. Лично Кли это кажется грубым и очень, очень эксклюзионистским. Ну и что, если зелёный и фиолетовый сойдутся? Пусть будут вместе, если хотят! Любовь есть любовь. Все мысли о революции и убийстве концептуального колеса, диктующего законы теории цвета, отпадают в сторону, когда она смотрит, как красивый барвинковый пиджак Кэйи блестит красным, таким тёмным, что ближе к середине кажется, что это чёрный. Лёжа на больничной койке, он спал так, словно на него наложили какое-то заклятие. Рядом с ним Барбара бормотала молитву, её священная книга парила перед ней, как капельки водяного тумана над спящим телом Кэйи. Кли решила, здесь и сейчас, что цветовой круг прав. Тёмно-красный и светло-синий не должны сочетаться. Они не должны сочетаться, потому что Кэйа дышал так редко, что ей приходилось очень долго думать о том, как вздымалась его грудная клетка, и кожа у него холодная, но это не был тот забавный холод, от которого пляшут снежинки на его ладонях, и он не просыпается. Почему он не просыпается? Если он уйдёт, останутся только она и Альбедо, а Альбедо этого не вынесет. Он не сможет снова быть один. Особенно после того, как все, кто его когда-либо любил, ушли. Особенно с тех пор как Алиса, научившая его всему, что он знает, например, как взрывать рыбу в озере, или что калий и натрий — самые реактивные элементы, или что Додоко нужно содержать в чистоте, иначе он не будет всегда пушистым, ушла. Теперь её нет, и в ходе дальнейшего размышления Кли приходит в голову, что проблема, возможно, не в Альбедо.       Двери с грохотом распахнулись, и старший брат Кли, у которого на лице всегда только мягкая улыбка или сосредоточенно надутые губы, ворвался внутрь, с щеками, испачканными пеплом и углём. Его пушистые волосы были распущены и торчали так, что обычно Кли рассмеялась бы, но в груди у неё было такое чувство, будто бы давным-давно внутри взорвалась бомба, и сейчас там ничего нет, только треск пламени и пустота.       — Что случилось? — спросил он дрожащим голосом. Голос Альбедо никогда не дрожит. Кли потянулась к его руке, и он посмотрел вниз, его ярко-голубые глаза метались между ней и больничной койкой. — Почему Кли здесь? Сахароза, зачем ты привела сюда Кли? Её уши крепко прижались к голове, Сахароза пищала от страха, её руки дрожали, сама она тряслась под пристальным взглядом алхимика. — И-извините, я просто подумала, что оставить её в штабе было бы п-плохой идеей, и я-       — Ты взяла её с собой? — закончил Альбедо, его лицо казалось спокойным, но его голос всё ещё дрожал. Он сглотнул, поднял Кли и спрятал её голову в капюшон своего плаща. Несмотря на то, что голос его звучал тревожно, его рука на затылке Кли была нежна и успокаивала, поэтому Кли сжала его плащ, позволяя себе поплакать впервые за долгое время. От шума ссорившиеся алхимики замолкли, и бормотание Барбары медленно подошло к концу. Слегка прокашлявшись, Кэйа открыл глаза, и, как только Сахароза бросилась к двери, Альбедо напрягся, как камень.       — Ну привет, красавица, — прохрипел он, и Кли вылетела из рук Альбедо, чтобы присесть на край койки Кэйи, крепко сжав его колено, пока он слабо улыбался ей. — Привет, Кли. Я видел твой рисунок перед тем, как потерял сознание. У тебя талант. Не в силах ничего делать, кроме как плакать и провизгивать непонятные слова на такой высоте, что можно расстроить церковный орган, Кли отчаянно хлопала своими маленькими ручками по ноге Кэйи. Перед тем, как она закончила, Альбедо наклонился, убирая волосы со лба Кэйи, чтобы взглянуть на его побледневшее лицо.       — У меня нет слов, Кэйа, — мягко сказал он, слегка нахмурив брови, — о чем ты только думал? Ухмыльнувшись, капитан кавалерии подмигнул ему. — Ты же знаешь меня, любовь моя, я живу ради острых ощущений, которые дают мне приключения. Цокнув языком, Альбедо покачал головой, поглаживая подушечкой большого пальца висок Кэйи. — Как безрассудно с твоей стороны. Успокойся, моё бьющееся сердце. Кли скрестила ноги, рассеянно хлопая Кэйю по колену, как по барабану, но нежно, видя, что он сделал какую-то глупость и вышел из неё похожим на Додоко после ливня. Последовало ещё одно долгое молчание, и на мгновение Кли испугалась, что они собираются поцеловаться. Вместо этого Кэйа с надеждой посмотрел на её старшего брата, и на его лице появилась лёгкая улыбка.       — Если ты останешься со мной на ночь, я уверен, что скоро буду в полном порядке. Сопровождая его лёгким взглядом, Альбедо скрестил руки на груди, защищаясь. — Пожалуйста, прими во внимание, что я не могу в подробностях описать то, что я с тобой сделаю, если ты ещё раз вернёшься поздно с задания с зияющей дырой в животе, и это только потому, что Кли здесь, и я не хочу забивать ей голову такими жестокими мыслями, — он сделал паузу, — и Барбаре тоже.       Кэйа остался в больнице, проведя столь необходимую ночёвку с Барбатосом. Тем временем Кли следовала своей мечте стать адвокатом, потому что вела несправедливое дело, защищая себя. Ужас!       — Кэйа чуть не умер! Сон не имеет значения! — умоляла она, дёргая Альбедо за плащ. Приподняв бровь, её старший брат смотрел на неё сверху вниз, убирая её посуду с маленького обеденного стола и балансируя ей на своих предплечьях. — С Кэйей всё будет в порядке. Ты всё ещё растёшь, Кли. Соблюдать правильный график сна необходимо, если хочешь оставаться такой же здоровой. Его лицо снова приобрело краски, и, к большому неудовольствию Кли, он уже не был настолько потрясён, чтобы позволить ей не ложиться спать после девяти вечера. Это было хорошо для Кэйи, догадывалась она, но отсутствие его драматических охов и вздохов привело к, упаси господь, раннему сну. — Будьте прокляты, архонты, — бормотал тихий голосок в её голове, — будьте прокляты архонты и их безжалостные правила!       — Сегодня я кое-чему научила Сахарозу! — Кли ловко сменила тему разговора, отвлекая внимание Альбедо от настенных часов. Он поставил посуду в раковину, закатал рукава и повернулся к ней спиной, и мыльная пена начала подниматься до его локтей. — Да ну, правда?       — Ага! — ответила она, — она говорила о моллюсках и о том, что они живут под водой, а потом попыталась убедить меня в том, что я не права, назвав мой магнум осьминогус магнум опусом. В отличие от некоей пушистой алхимицы, этот терпеливо слушал, оттирая последние пятна от фарфоровых тарелок, пока Кли объясняла, почему она была права, а Сахароза очень, очень ошибалась. Какое-то время она говорила оживлённо, обильно жестикулируя, чтобы помочь Альбедо действительно понять, о чём она говорит, но потом её веки начали опускаться, а она сама — клевать носом на середине предложения. Руки Альбедо были все ещё тёплыми от горячей мыльной воды, когда он нёс её по лестнице, а она пускала слюни ему на плечо.       — Альбедо? — окликнула его Кли, вполне себе бодрая. Спасибо, что спросила. Тут не нужны были ни тёплое молоко, ни сказки на ночь. — Почему красный и синий смотрятся так плохо вместе? Опустив её на кровать и достав Додоко из кармана своего халата, Альбедо некоторое время обдумывал вопрос. Через некоторое время он отдал Додоко терпеливо ждущей Кли и откинул одеяло, чтобы та смогла лечь в постель. — Это потому, что они не дополняющие друг друга цвета. Синий дополняет оранжевый, а красный — зелёный. Вполне нормально, что тебе не нравится видеть их вместе на бумаге. Кли кивнула, затихая. Кажется, что Альбедо хотел что-то сказать, и его рот открылся, а потом закрылся, делая его похожим на очень пушистую золотую рыбку. Он молча присел на край её кровати, и Кли слегка поворочалась, сжимая мягчайшие части меха Додоко.       — Я так понимаю, ты говорила не о красках, не так ли, Кли? — спросил Альбедо, наконец-то нарушая тишину. Светловолосая девочка кивнула, покачала головой и пожала плечами. — Мне очень не нравится тот оттенок красного. Тёмный. Мне не нравится он на синем Кэйи.       — Мне тоже, Кли, — признался Альбедо, со вздохом убирая волосы с лица, — мне тоже.       Кли пришла к выводу, что Кэйа, должно быть, или архонт, или волшебник, или призрак (ей не нравился этот вариант, поэтому она его проигнорировала и остановилась на сказочном волшебнике), когда тот вошёл в штаб Ордо Фавониус так, словно у него и раны никакой не было. Блестяще! Определённо не подозрительно! На её лице растянулась яркая улыбка, и она вцепилась ему в колени.       — Кэйа! Кэйа, ты вернулся! — она торжествующе кричала, будто сама прошла через сомнительное чудесное выздоровление, — ты поиграешь со мной сегодня? Присев на корточки, чтобы встретиться с ней глазами, он похлопал по козырьку её кепки, одарив её лёгкой улыбкой. — А как ты думаешь, зачем я здесь, Рыцарь Искорка? Через минуту я буду готов отправиться с вами на Озеро Звездопадов, но мне нужно очень быстро дойти до своего кабинета. Посторожишь для меня дверь? Резко отдав честь, Кли приступила к своему очень, очень важному и совершенно-не-отвлекающему заданию с серьезным выражением лица, стоя напротив Хоффмана, кивнувшего в знак признания, когда она прошла перед ним с выпрямленными и напряжёнными руками.       — Есть новости о Полуночном Герое? — прошептала она, незаметно наклонившись вперёд. Хоффман вздохнул. — К сожалению, нет. Он всегда убегает в последний момент. Я видел только его лицо. На нём была маска, так что я не смог его опознать, но у него был очень… Тёплый взгляд. Прямо как валяшки… И лепестки ветряных астр. Пока Хоффман драматически смотрел вдаль, Кли решила, что она никогда, никогда не влюбится, и отправилась искать, куда ушёл Кэйа. Он сказал что идёт в библиотеку? Или в кабинет Джинн? Наверное, он идёт к Ноэлль, чтобы попросить блинчиков! Кли нравилась Ноэлль, в основном потому, что та готовит вкусные блины и устраивает лучшие игры, не включающие прыг-скок бомбы. Поднимаясь по лестнице, Рыцарь Искорка услышала знакомые голоса, доносящиеся из коридора и лаборатории Альбедо. Её лицо засветилось радостью, и она ускорила шаг, мчась по коридору в предвкушении игры с двумя её любимыми людьми.       Когда она приблизилась ко входу, она обнаружила, что, хоть табличка «проводится эксперимент» и поднята, дверь в лабораторию была слегка приоткрыта, ровно настолько, чтобы она смогла незаметно проскользнуть внутрь. Её тень пересекла тонкую щель света, и Кли прижалась к двери, щурясь через её край. Внутри лаборатории расхаживал Кэйа, держась за голову и тяжело вздыхая.       — Ты не должен был прийти сегодня, Кэйа, — сказал Альбедо, копаясь в бумагах на своём столе, — И ты не должен был отправляться на это задание. Ударив руками по столу, Кэйа наклонился вперёд, его серьга блеснула в слабом свете лампы. — Я был обязан! Я не жалею, что выполнил свой рыцарский до-       — Не повышай на меня голос, — алхимик даже не смотрел на него, его взгляд был спокоен и сосредоточен, и сфокусирован на бумагах в его руке.       — Какая разница, какими усилиями достигнут результат? Разве ты не понимаешь, Альбедо, что то, что ты даёшь, не обязательно должно соответствовать тому, что ты получаешь? Основой алхимии является обме- Кли вздрогнула, когда Альбедо резко поднял на него взгляд, недовольно поджав губы. Отложив бумаги, он начал активно жестикулировать, что Кли не смогла разглядеть из-за горы приборов и учебников, сваленных на его стол. — Алхимия о равноценном обмене, Кэйа. Основой этой науки является равновесие. Манипулирование кем-то ради получения информации не следует сравнивать с созданием жизни из камня.       — То есть ты хочешь сказать, что я этого заслужил? — Кэйа снова ударил руками по столу, — ты хочешь сказать, что я заслужил удар ножом в живот после того, как выполнил свою чёртову работу, которую я, кстати, даже не хочу делать, что я сам нарвался? Я, блять, не могу тебе поверить, Альбедо! Стул скрипнул, когда Альбедо встал, скользнув по половицам, — Кэйа, пожалуйста, перестань кричать на меня.       — Я не кричу! — крикнул Кэйа. Когда он осознал свою ошибку, его плечи расслабились, и он опустил голову, упершись лбом в плечо Альбедо. Медленно, нежно блондин положил руку ему на спину и провёл ладонью вверх и вниз по всей длине лопаток, — мне очень жаль. Господи, прости меня, Альбедо. Кли наблюдала за ними с порога, на её глаза навернулись слёзы и она тихо икнула. Она никогда раньше не видела Кэйю злым, но видеть его грустным оказалось ещё хуже. Намного хуже. Его плечи затряслись, и Альбедо, обойдя стол, встал перед ним, убирая с его лица выбившиеся волосы и заправляя их за уши.       — Я так на тебя злюсь, — начал он почти шёпотом, — потому что ты отправился на это задание в одиночку. С тех пор как твой брат вернулся из странствий, ты стал более легкомысленным. Не задумываясь бросаешься сломя голову в драки, в которых ты не победишь, занимаешься по ночам рискованными тайными миссиями, не окупающими себя — меня это ужасно беспокоит, Кэйа. Такое безрассудное поведение не принесёт тебе ни известности, ни удовольствия. Тихонько шмыгая носом, капитан кавалерии посмотрел на него грустными глазами, — Я не- Альбедо шикнул на него, — я волнуюсь, Кэйа. Конечно же я не думаю, что ты заслужил превращения в живое решето, особенно после того, как сильно ты помог с этим расследованием. Сглотнув, Кэйа стыдливо опустил глаза.       — Я слишком забочусь о тебе, чтобы подумать, что ты заслуживаешь чего-то меньше Селестии. Но пообещай мне, Кэйа, что ты прекратишь впутываться в такие вещи без должной поддержки. Твоя жажда крови ни к чему хорошему не приведёт. Без предупреждения предательская половица скрипнула под ногой Кли, и она замерла, широко раскрыв глаза, когда дверь начала медленно открываться. Альбедо и Кэйа с удивлением смотрели на застывшую Кли: её нога зависла над половицей, как только дверь выдала её укрытие. Хмурясь, Кли поспешно вытерла слёзы и сопли рукавом плаща, не подозревая, что этим она сделала ещё более очевидным то, что она была расстроена, и поставила свою ногу обратно на землю.       — Кэйа, ты слишком много ругаешься, — заявила Рыцарь Искорка, надув губы и глядя на мужчин покрасневшими глазами, — однажды ветер перемен пронесётся, а твой язык останется таким же, и никто не захочет тебя целовать. Несмотря на то, что Кэйа тоже плакал, он криво улыбнулся, — тебе показалось. Как обладатель множества, множества мыслей, Кли пришла к ещё одному выводу. Решению, если хотите. Кли решила, что в не зависимости от того, что подготовит ей жизнь, она всегда найдет способ поддержать людей, которых она любит. Солнечные зайчики падали на её красный плащ, словно кошкины пятна, колеблясь и рябя, как чистые воды Озера Звездопадов. Сегодня рыба останется в живых. Рыцарь Искорка проявила милосердие и признаки недосыпа, видя, как её протесты прошлой ночью не дали ей уснуть добрых полчаса. Её голова лежала на плече Альбедо, а солнце так приятно грело, что казалось, что всё это — уловка, чтобы заставить её вздремнуть. Рядом с Альбедо Кэйа вертел травинку между пальцами и зубами, тихо напевая незнакомую Кли мелодию. Возможно, самый тёмный красный и светло-голубой не сочетаются, но ей нравится думать, что сочетаются синий и золотой, даже если красный не является их дополнительным цветом. Она всё равно как-нибудь его втиснет. Цветовой круг — жестокий диктатор над свободными землями теории цвета, поэтому Кли предстоит в одиночку сокрушить его силой цветных карандашей, акварели и невообразимого количества храбрости. Это будет изнурительная битва, но правлению цветового круга придет конец! Но сначала, пожалуй, стоит вздремнуть.