***
«Музей Доимперского быта, орудий труда и методов производства и прочего-прочего…» оказался парой небольших, когда-то, видимо, располагавшихся по соседству сыхэюаней — в одном помещалось всё выставленное для просмотра культурно-историческое богатство, а во втором располагались фонды и хранилища — и соединявшей их, ориентировочно, годов этак шестидесятых, пристройкой. В этой пристройке были и административные: дирекция и иже с ней — и жилые летом — для сотрудников — комнаты, и почти всё бытовое хозяйство: котельная и главный электрощит… Осмотрев пристройку, благо времени это заняло немного, новый зимний смотритель — Сюэ Ян — выбрал себе уголок — небольшую, с продавленным диваном в углу и седыми от пыли шторами и прятавшейся за ними стеклянной пепельницей на окне, комнатушку. Бросил к дивану сумку с вещами, перетащил из приёмной — или что там было рядом с директорским кабинетом? — электрический чайник и отправился окинуть взглядом остальные, вверенные теперь его заботам, помещения. Начать он решил с доступной широкой публике части — самих выставочных залов. Проверка щитов, датчиков и основного оборудования: сигнализация пожарная, сигнализация на проникновение, температура, уровень влажности, «интуитивная» подсветка, панель всестороннего интерактивного осмотра экспонатов… — не заняла много времени. Убедившись, что всё работает как надо — это не могло не радовать — юноша рассудил, что теперь можно — разнообразия для — прикоснуться и к прекрасному. Коллекция, однако, не впечатлила. Большую её часть составляли изрядно тронутые ржавчиной — а то и проржавевшие насквозь — или зелёные от патины мелкие поделки из железа, меди и бронзы, глиняные и фарфоровые черепки, почти выцветшие обрывки тканей, часто с, казалось, нарочито грубым плетением, потемневшие куски дерева… Было, конечно, и несколько занятных вещиц: парочка старинных гробов, засахаренный боярышник, усохший от времени так, что стал похож на мышиные горошины, какие-то бумажки, измалёванные палочками и точками киновари… и — гордость собрания, помещавшаяся аккурат по центу главного зала — широкий двухклинковый меч с перевитой чёрным шнуром рукоятью. Фыркнув — жалко было потраченного времени, на улице, пока «окультуривался» уже стемнело — Сюэ Ян ещё раз проверил пожарку, запер эту часть музея и отправился дальше.***
Первое же помещение хранилища — то самое, кое надлежало особенно оберегать, Западное — встретило включенным светом. Вряд ли его любезно оставили гореть, чтобы новому смотрителю не пришлось шарить по стене в поисках выключателя — скорей всего это было следствие спешного отъезда смотрителя предыдущего. На память тут же пришли пересказанные директором жалобы, по словам последнего, безалаберных и излишне впечатлительных, работников: шорохи, шаги, вздохи, иногда даже всхлипы, дребезжание стёкол, похожий на озон или свежий аромат морозного утра запах, появляющийся «вдруг и ниоткуда», сдвинутые со своих мест предметы… Снова фыркнув — в мистику он не то чтобы не верил, но пребывал в твёрдом убеждении, что толпа подростков с «розочками» и арматурой в руках в тёмном переулке куда опасней неприкаянных душ на старом кладбище — Сюэ Ян приступил к осмотру. Ничего интересного в этой комнате не оказалось. В соседней — тоже. В третьей — только новость о том, что лампочку под потолком надо будет заменить — скорей всего, свет здесь также был оставлен зажжённым… Пришлось, мысленно чертыхнувшись, включить фонарик на мобильном.***
На пороге четвёртой комнаты — длинного, заставленного шкафами и стеллажами зала — юношу вдруг охватило беспокойство. Что-то, казалось, было не так… Но что именно? Не входя в зал, Сюэ Ян прислушался и вдруг почувствовал, как по спине медленно ползёт холодок. Из глубины доносились совершенно неуместные здесь и сейчас — зимой, в закрытом на, так называемую, профилактику, а на самом деле просто ради экономии, музее — и оттого жуткие звуки. В комнате кто-то плакал. Горько. Навзрыд. То и дело всхлипывая и даже иногда неразборчиво причитая…***
В первое мгновение Сюэ Яну захотелось, повинуясь внезапно объявшему всё его существо страху, броситься прочь, но уже в следующее здравый смысл взял верх. «Идиот! — сказал юноша про себя, — Тут не может никого быть! А если вдруг… Ха! Возможно, сюда просто влезли воры… вор. Влез… Хм, а сигнализация? Щитка ещё не было, надо будет проверить… Влез, споткнулся обо что-нибудь. Например, ночью в темноте… — свет в четвёртой комнате тоже не горел, так что пока вероятное объяснение звучало вполне правдоподобно. — Упал, сломал ногу… нет, даже спину… и вот теперь лежит и воет, осознавая, что, скорей всего, просто умрёт здесь с голоду… Ну ли какой-нибудь идиот — «дикий» турист, заехал случайно, не зная, что музей на зиму закрыт и… хм… решил-таки посмотреть коллекцию. Влез… Ну и дальше тоже самое!.. — он ткнул пальцем в кнопку разблокировки на телефоне. Сети не было, — Плохо! Значит, придётся волтузиться так. До утра. Ночью я её не пойду по окрестностям ловить. Если только там всё не совсем паршиво… И, пожалуй, на случай, если там вор, надо бы…» — но на глаза не попалось никакого подходящего «оружия». Недолго поколебавшись — всё же мало ли что? — Сюэ Ян решил для себя: «Я даже не буду подходить близко, а со сломанной спиной… ногой… он и по-любому до меня не добежит…», и шагнул через порог. Он старался двигаться тихо и осторожно, не прикасаясь к широким, заставленным большими, маленькими и совсем крошечными, пластиковыми, картонными и металлическими коробками и ящиками и заваленным книгами, тетрадями и просто исписанными листами бумаги, полкам. Чувствовалось, что музей небогат и, возможно поэтому, сотрудники его не всегда щепетильны в своей работе… Юноша миновал уже больше половины зала, когда дорогу ему перегородил высокий и длинный — почти во всё помещение — стеллаж. Чтобы пройти дальше, надо было обогнуть слева или справа возле стены это мебельное чудо…***
Комната кончилась. В скрытом за исполином хранения закутке были только окно — небольшое, под самым потолком, в него лился сейчас свет луны — письменный стол и покрытый тканью ящик, подозрительно похожий на виденные только сегодня стародавние гробы. Но не этот ящик и не разбросанные по столу книги, страницы которых будто трепал и переворачивал ветер, хоть тут не было ни малейшего сквозняка, заставили Сюэ Яна замереть… На полу, спиной к юноше сидел человек в длинных, светлых одеждах. Голова его была опущена, плечи тряслись — по всему выходило, плач именно этого горемыки и был слышен ещё от двери — …и лунный свет и свет фонарика пронзали насквозь почти целиком мутновато-белую фигуру…***
«Что за?.. Не может же это, в самом деле, быть какая-то потусторонняя хрень?» — с этой мыслью юноша, не сводя глаз со странного незнакомца, подался вперёд. Сидевший на полу замер — лишь плечи его всё немного подрагивали — а затем медленно поднял голову: — Кто здесь? — раздался срывающийся голос, — Здесь кто-то есть? Если это и было привидение, хотя в отправленную на зиму в хранилище, случайно включившуюся и перепугавшую прежнего сторожа голограмму — откуда бы у заштатного музея взялись деньги на такие технические изыски? — верилось всё равно охотней, то пока оно вовсе не походило на готового немедля разорвать в клочья голодного призрака из корейской — родной кинематограф столь откровенную мистику никогда не поощрял — дорамы. У Сюэ Яна мелькнула даже мысль включить камеру на телефоне — а ну как выйдет что-то занятное?.. «Интересно, она на движения как-то реагирует или просто один и тот же набор реплик по кругу гоняет?» — Кто здесь? — повторил человек в белом, — Я знаю… я слышу, как вы дышите… «Похоже, второе…» «Привидение» повернуло голову. Глаза его скрывала полоса ткани. Когда-то белая, сейчас почти вся она, как и скулы, и щёки была измарана бордово-алыми потёками. — Я… прошу, не пугайтесь… — пальцы, тонкие и длинные, такие бледные, что мнились продолжением рукава, силились утереть кровавые слёзы, — я… лишь несчастный… проклятый… Я не сделаю… не причиню… Сюэ Яну почудилось, что глотку сдавила незримая костлявая лапа, сердце рванулось прочь из рёбер, глаза вдруг сами собой наполнились слезами… Что бы или кто бы это ни было, оно сумело парой слов вогнать в абсолютный ступор. — Не пугайтесь… Желая сбросить с себя оцепенение, юноша ответил нарочито громко: — Да я не!.. Ничего больше сказать он не успел… Человек в белом вскочил: — ТЫ?! — голос его был исполнен ужаса и омерзенья, всё тело словно колотила лихорадка… От резкого оклика рука Сюэ Яна дрогнула. Телефон, выскользнув из пальцев, с визгливым хрустом трескающегося стекла грохнул на пол и свет так и непогашенного фонарика заплясал в чудившемся сейчас сотнями и сотнями звёзд, трепещущем, будто живом, плачущем и зовущем, крошеве разбитого экрана… — Ты… — повторил человек, — Сюэ Ян… В груди у юноши будто что-то оборвалось…КОНЕЦ