О времена!

— Да, брат, — Стефан вздохнул, вынул из кармана смятый кружевной платок, промокнул блестящий от пота лоб, подбородок, шею. — Кое на что и ты годишься в драке, а ведь казалось — только и умеешь молитвы бормотать. Не зря я тебя давным-давно учил, как поставить на место зарвавшуюся чернь! Вот только скажи мне, чего ради ты встал на их сторону? Этот самый «простой народ», страданиям которого ты так пылко сопереживаешь, едва не разнёс наш дом — представь, что он сделает с городом, со всей Империей, если только дорвётся до власти! Альберт покачал головой, шевельнул пересохшими губами. Глория поспешно вышла и тут же вернулась, неся в руках кувшин, полный воды — Альберт осторожно принял его, сделал несколько мелких глотков, благодарно кивнул сестре. — Этого бы не было, — выдохнул он, провёл по лбу разорванным рукавом рясы. — Этого бы не было, если бы дворяне не держались так отчаянно за свою власть и выгоды — и если бы наместник не потакал им. — Ещё бы ему не потакать, — фыркнула Глория. — Аркны больше всех боятся, что нынешний порядок рухнет. Вдруг окажется, что они, по сути, ничем не лучше нас, людишек? — Ты-то помолчи, — буркнул Стефан, тяжело опускаясь в кресло. — Поглядела бы, с кем связалась. Среди этих борцов за свободу, которые так хотели посадить нас на вилы, не было ли, случаем, твоих приятелей-поэтов? Глория дёрнулась, к лицу прилил гневный румянец: — Да как ты… Альберт поднял ладонь, тихо выдохнул: — Не надо, прошу, не ссорьтесь. Ещё вся ночь впереди — одни Близнецы ведают, что может случиться. — Ты прав, Альберт, — отец, вошедший в комнату, устало обвёл детей взглядом. — Нам надо держаться вместе. — Отец, — Глория поспешно шагнула к нему, — вы не ранены? Как матушка? — Пустяк, — он дотронулся до рассечённой щеки, — царапина. Я помог вашей матушке подняться наверх и лечь, она очень слаба. Будем надеяться, сегодня ночью её больше ничто не потревожит. — Ох, госпожа Лидия, — у Стефана вырвался смешок, — как она разбила большое блюдо о голову того оборванца… клянусь Близнецами, она свалила негодяя на месте! А ведь это было её любимое блюдо, специально для званых обедов. Когда это всё закончится, я непременно раздобуду для неё точно такое же. — Хорошо, Стефан, — губы отца едва тронула улыбка, и он повернулся ко второму сыну. — Что теперь, Альберт? Ты опять уходишь? Альберт наклонил голову. — Меня ждут, отец. — Его ждут, — фыркнул Стефан. — Неужели ты так ничего и не понял, братец Альберт? Этой черни не нужны твои молитвы и увещевания. И твоя Новая вера им не нужна. Ты для них — кроткий агнец, которого они с удовольствием зажарят, лишь только проголодаются. Альберт молитвенно сложил руки на груди, не поднимая взгляда. — Если будет на то воля Близнецов, я приму истинную смерть. Но если я ещё нужен, чтобы послужить Им на земле, я буду следовать дорогой, которую Они мне указали. — Подумай, — негромко сказал отец. Он подошёл ближе, тяжёлая ладонь легла Альберту на плечо. — Я слышал о том, что произошло сегодня в храме у Белого Древа. Близнецы приняли отца Леннарта как нового патриарха… это настоящее чудо. Но сейчас на улицах тебе придётся иметь дело не с колеблющимися прихожанами — с озлобленными фанатиками. Едва ли их способно вразумить даже знамение Богов. — Отец, он не понимает, — Стефан поморщился. — Он как Натан — такой же блаженненький, только на свой лад. Думает, можно всё сделать аккуратненько, руки не запачкав. — Я не одобряю кровопролития, — сдержанно отозвался Альберт. — Но если потребуется… — Если потребуется — что? Пальчиком погрозишь? Будешь пугать их россказнями о подножии Сияющего Столпа? — Стефан поднялся, нервно прошёлся по комнате. — Ты не знаешь, с кем связался, брат. Эта Софья из «Последней капли» — она одержимая, понимаешь, она хочет убивать и убивать! А народ, как стадо, идёт за ней! Они тебя растопчут и не заметят! Альберт вздрогнул всем телом, от лица отхлынула кровь. Стефан, наблюдавший за ним, мрачно усмехнулся. — Ну? Понял, наконец, что тебе лучше среди них не появляться? — Я… Видишь ли, Софья… — Альберт с натугой прочистил горло. — Они её ждут. На площади перед ратушей. Но она не появится. — Как это — не появится? — Её убили. Стефан недоверчиво нахмурился. — Эта ведьма попалась в руки людям Оттона? — Нет. Её казнили свои, — тонкие белые пальцы Альберта сцепились в замок, — народным судом. У Стефана вырвалось восклицание. Глаза отца блеснули, но этот блеск тут же потух. Отец мрачно покачал головой. — Я бы на твоём месте не верил слухам, Альберт. Много разного говорят. Но чтобы мятежники повернулись против Софьи… Она — их вождь, они слишком верят ей. Альберт хрустнул пальцами, отчаянно поднял глаза на отца — как, бывало, в детстве, когда его ругали за невыученный урок или когда его побивал Стефан, пользуясь преимуществом в физической силе и правом дворянина. — Я приговорил её. Знаю, Близнецы меня осудят, но у меня не было другого выхода. Во всяком случае, я его не вижу. Она хотела резни, кровавой, жестокой… кто-то должен был остановить её. Кто-то должен был убедить людей, что за ней нельзя идти. Глаза отца округлились в изумлении. — И это сделал — ты? Альберт? Стефан чуть слышно выругался, поражённо и восхищённо. — Альберт, ты вот это сейчас серьёзно?! Ты свалил Софью? Как?! Альберт повернулся к нему — и выпрямился, худенький, невысокий, в болтающейся на плечах рясе. — Я священник, — тихо сказал он, чуть-чуть улыбнулся. — Нас учили говорить с людьми. Подойдя к отцу, он поклонился. — Мне нужно идти. С минуты на минуту под стены придёт Легион. Если удастся договориться с наместником — может, обойдётся без кровопролития. Отец кивнул. Притянул Альберта к себе, крепко обнимая, и тут же отпустил. — Иди. Да хранят тебя Близнецы. Альберт прижал к себе Глорию, стиснувшую ему рёбра так, что стало больно, и повернулся к Стефану. — Иди, — Стефан махнул рукой, — иди уже. Что за времена… Оборванцы приговаривают дворян к истинной смерти, брат-святоша собрался торговаться с наместником... Стефан прошёлся от стены к стене, потирая ладонью затылок, и криво усмехнулся. — Клянусь моей шпагой, если завтра Близнецы сойдут на землю и начнут советоваться с пьянчугами вроде Натана, я и то не удивлюсь!