Его верный слушатель.

На самом деле, не столь важно когда это произошло. Будь то поздний вечер на одном из переулков Уайтчеппела, то ночь, что скитается в утро где-нибудь в Сент-Джеймс; ясно одно — это был обычный день среди горожан, и день тот не был обязан быть чем-то стоящим внимания. Время медленно течет, песочные часы под красивым названием ,,жизнь'' не перевернешь; не успеешь оглянуться, как твоя жизнь станет ярким подражанием бытия низшего класса: каких-то чернорабочих или опускаясь до бродяг, отшельников. ,,Как ты опустился до этого?'' Вообще, эти слова точно должны были отбиваться в голове его юного разума: или давя лезвием на незашитую рану, или заседая небольшими отголосками переплетающихся в большой ком, что настойчиво просит прекратить эту идиотскую игру, которую он нашел увлекательной. Двадцать один год на плечах — хорош собой, но тем и плох; его мысли лишены благого смысла, больше смахивая на бред сумасшедшего. Он ранил ими любимого человека, прекрасно осознавая свои действия и продолжил дальше следовать за ними. Ты отвратителен, Илай, но так горд: кажется, ты совершенно не понимаешь, насколько пагубно влияет собственный разум-бардак, в котором ты специально путаешься ещё больше, желая того самого: желая саморазрушения, медленной смерти; эдакий герой желанной трагедии, страдая ещё больше — и тебе это по нраву? Конечно, он знает, что его любимый не даст ему дойти до точки невозврата; до точки, где ты уже не чувствуешь грань между реальностью и выдумкой; мир ощущений плавно перетекается в одно странное, эфемерное непонятное состояние, в котором ты чувствуешь сразу и замкнутость, и свободу. Парень уже видит (заветно желает), как он — наверня-ка, перед этим купив самый дешёвый и непонятный опиум с рук отчаянного — будет растворяться в реминисценции своих старых тёплых деньков, проведенных с ним. Сейчас Кларк сидит где-то в углу какого-то странного квартала, что он, если честно, видит впервые, да и в этом нет ничего удивительного. Проводя небольшой (небольшой?) промежуток времени такого образа жизни, невольно начинаешь равнодушно относится на все тобой рядом созерцаемое — Илай ,,Отшельник'' Кларк бьёт рекорд по наплевательскому отношению как и к окружению, так и в первую очередь к себе. Парень не жалуется, по крайней мере, влюбленно мечтая о своей смерти в какой-нибудь подворотне — вот забава будет, если он увидит его в таком состоянии; до мурашек. Он облокачивается на холодную кирпичную стену, взирая на синее полотно: такое насыщенное и контрастное, в небольших промежутках сверкая обсыпленной белизной — он видит в этом сходства со своей жизнью, усмехаясь. Илай пошарился в карманах разодранного охрового пальто, что стало неотъемлемым его образом, но так и не нашел в нем желанную зажигалку. Он, начиная жевать папирус во рту, воображает, что курит и расслабляется. Пока не пришел он, скрещивая руки и явно недовольно глядя на пророка. О, Илай прекрасно знает этот осуждающий взгляд из-под шляпы охотника за оленями — он ничуть не меняется. Кларк закатывает глаза: ему безусловно приятно, что детектив-иммигрант, успевший подняться к сливкам общества, ,,зашёл на огонёк'' к умирающему парню. Как мило с твоей стороны, Наиб! Сыщик упирается об фонарный столб, пытаясь разыскать вокруг нелепого Илая хотя бы одну зацепку происходящего с ним сейчас, хоть и знает наперед, что тот никогда не будет перед ним раскрытой книгой. Однако, в одном Субедар точно уверен: настоящий Кларк прячется где-то в одном из искаженных разбитых осколков зеркала, что тот разбивает напрасно. Наиб проклинает тот день, когда их пути должны были разойтись ради их же безопасности (вздор!).   — Я разочарован, Эли. — он его всегда так ласково называл, находя в этом что-то милое, — Как ты опустился до этого? — эхом в голове Кларка пробивается эта фраза. Он знал, что Наиб ее скажет.   — Для Вас, детектив, я мистер Кларк. — хоть пророк таким способом хотел только разозлить сыщика, но у него удалось больше сделать вид обиженного. На вопрос он не собирался отвечать. Наиб смотрит на подпортившегося со временем Илая — парню действительно не хватало Субедара и его поддержки в трудную минуту. Детектив не может понять, как он смог допустить такое: в их отношениях никогда не было переград или каких-то ,,тех самых тем'', что не стоит обсуждать; бывший наёмник знал, что у пророка никого нет, кроме самого Наиба, а Илай знал, какое тайное прошлое каят Субедар в себе, но он не мог его осуждать (но осуждал). Их связь — что-то непонятное и внезапно вспыхнувшее, как выстрел, рана от которого медленно разрасталась в них двоих; друг друга хотели ими ранить, ведь, их союз — это аморально и неправильно, обществом не приветствуется. Их не поймут — это очевидно, и их роман был в тайне. Может, Илай в этом не видел ничего неприемлемого — он был безбожником, то Наиб прекрасно понимал, что его карьера в тот же миг распадётся с крахом, если его увидят немного ближе, чем положено с этим милым, немного непочтительным совиным мальчиком. Нет-нет, если бы перед Субедаром стоял выбор между Илаем и работой, он несомненно выбрал первого, но на что те оба будут жить в таком случае? Сыщик не собирается снова оттирать мозоли от чужого красного остатка; быть низшей рабочей силой он считает неуважением. Илай внезапно начинает: — Знаете, я недавно решил просветить себя в законы Божьи. Они абсурдны и противоречат сами себе. — отшельник смеётся, — Вы знаете все одиннадцать заповедей, детектив? — Да, знаю. — Наиб вскинул бровь, ожидая подвоха.   — Как Вы думаете, нарушили ли Вы хоть одну из них? — Илай знает, что Наиб слишком грешен, чтобы веровать в своего Бога (кто там у них Всевышний в индуизме?).   — Нарушил. — Субедар боится, что если он перестанет поддаваться играм Кларка, то тот себе всадить пулю в мозг.   — У нас столько общего, поверить не могу! — Илай как всегда лукавит. Он встал и подошёл к сыщику, — А знаете, что ещё забавнее? Что эти заповеди выставляют Бога полнейшим идиотом! — он надрывается.   — Только прошу, не начни это задвигать на площади. — англичане очень верующие, — Психушка и так уже по тебе плачет, а я — придурок, что верит тебе на слово и ждёт твоей поправки.   — Я полностью здоров.   — Нет, Эли, ты болен. С каждым разом когда ты устраиваешь новую встречу, ты становишься все ментально хуже и хуже. — Наиб осторожно взял его за плечи. Тот пугливо дернулся, пытаясь вяло отцепиться. — Почему ты не хочешь чтобы я тебе помог?   — И как же ты мне поможешь? — Илай срывается, переходя на ,,ты". Каждый раз когда заходит речь о лечении, он, будто бы, с катушек слетает. — Тебе всегда было на меня плевать. Даже сейчас, ты со мной разговариваешь как с каким-то левым придурком, чтобы поскорее уйти к своей непонятной невесте! Я тебя достал. Я тебя достал! Ты меня ненавидишь. Я знаю это, знаю. — Кларк толкает от себя Субедара, устраивая драму. — Но я, идиот, слишком сильно влюблён в тебя. Слишком желаю увидеть твоё лицо и услышать твой голос, откладывая свой последний день. Они оба знают, что их роман незаконен. Наиб набирает воздуха, чтобы перебить того, но Илай продолжает:   — Даже не смей, черт тебя дери, что-то сказать. — Илай достает револьвер из своего пальто, прицеливаясь на своего собеседника. — У меня то за этот месяц столько накопилось к тебе разговоров, что ты сейчас так просто не отделаешься! —… Я тебя выслушаю, Эли, ты это знаешь. Я всегда поддержу тебя добрым словом. — Наиб смотрит на оружие, — Убери его, он тебе сейчас не понадобится.   — Ещё как понадобится, милый. Ещё одно слово и я выстрелю в тебя. — Илай смотрит на необеспокоенное лицо Наиба. — Помнишь, как ты меня научил справляться с оружием? Только жаль, что теперь это тебе не на пользу.   — Эли- Кларк, как и обещал, выстрелил Субедару в плечо. Тот сразу же схватился за него, медленно съезжая на мокрый асфальт. Он шипит, пытаясь не вскрикнуть от боли; он смотрит на ухмыльнувшегося Илая, что садится рядом с сыщиком, но пророк не собирается ему помогать. — Я предупреждал, придурок. Ответа не последовало, лишь взгляд из-под шляпы. Это начинает забавлять отшельника: ему, кажется, нравится беспомощный детектив, который зависим от него.   — Так о чем я? Ах, точно, — Илай уставился на небо, — как по мне, религия — это очень удобная вещь, чтобы от нее отказываться, поэтому слишком много ее последователей. — он печально вспоминает свою мать, — Люди такие слабые и глупые, ха-ха… Рана начала ещё больнее колоть и пульсировать от кровотечения. Наиб не мог слушать бред Илая, пока он находится в такой изнуряющей боли, но все равно пытался вслушиваться в его слова.   — Люди хотят во что-то верить — вот мой вердикт. — Илай понурил голову, — Они хотят думать, что есть какой-то человек, что поможет им; они хотят думать, что все их злодеяния будут забыты только если они тысячу раз скажут Отче наш; они хотят думать, что кому-то не наплевать на их грязную никому не нужную душу. Зачем вообще тогда Бог создал в людях неправильные, по его мнению, черты, если грешники такие плохие? Одна из заповедей гласит в несоздании себе кумира, но сам Бог представляет из себя всего такого идола правильного и безгрешного. Лицемер. Наиб не особо понимает о чем он: в индуизме принято верит в тех Богов, в которых ты сам хочешь верить; это не отменяет того, что ты можешь вообще ни в какое существо веровать. Лично сам Субедар и принял последнее: ему не чуждо верить в какого-либо Всевышнего, после всего того, что он натворил; чуждо верить в дхарму¹ и всему такому прочему. Все само собой взаимосвязано и все чем-то держится — верно подмечено.   — Тогда назревает вся эта суть покаянных и раскаянных. В чём же они провинились? В том, что они совершают те самые действия, которые им твердит их разум или совершать то, что, возможно, сказал какой-то непонятный мужик с бородой? — Илай упёрся стволом револьвера в макушку Наиба, — Ты-то почему следуешь и грешишь себя в том, что назвал «неверным» какой-то там придурок? Сыщик не понимает, что ему делать: ответить как он думает, сказать так как хочет Илай или же вообще ничего не говорить? Субедар выглядывает из-под нескольких выступающий прядей волос, по текстуре напоминающих шелк, и видит как Кларк глядит на того с отвращением и неприязнью. Как пророк быстро меняется: сначала он плакал, как он того любит, а теперь и секунды не может рядом находиться с ним. Илай хотя бы понимает, что единственный лицемер здесь — это он сам? —...Я вер-.кха, — Наиб начал захлёбываться в собственной крови. Жалкое зрелище для Илая. — Кха-кха. — Ну-ну, продолжай. — Кларк отставил револьвер, ложа его на асфальт; он берется руками за лицо своего любимого, пытаясь остановить кровь, чтобы тот договорил. Ответа нет, лишь кашель, — Ну говори же, черт возьми! Пока Наиб кашлял, его глаза заметили, как Илай оставил оружие рядом с ними; как наивно, Эли, думать, что герой войны не воспользуется этим. Только отшельник взялся ладонями за щеки Наиба, второй отринулся от первого, отходя обратно к фонарному столбу с пальцами у спускового крючка. ,,И кто теперь будет говорить, Эли?" Илай напуган; он не представлял себе, что ситуация изменится в худшую ему самому сторону. Он ошарашенными глазами смотрит-изучает на собственноручно раненого любимого, что направляет мушку на пророка. Кларк сглотнул, явно не представляя такой расклад событий, хотя, если Наиб сам его и прикончит — то что может быть лучше? Он меняется сразу же в настроении, изменяясь снова на лукаво-дерзкое.   — Давай, вперёд, давай! Ты сможешь! Выстрели в меня! — отшельник раставил руки в стороны, показывая нулевого протеста. — Чего же ждёшь? Прикончи своего любовника!   — И ни капли не пожалею, — наёмник более точно прицелился. — Только ты мне сам ответь: хочешь ли ты этого так страстно, как ты об этом говоришь, Эли? Я знаю, что ты не такой. Я знаю, что ты будешь бороться до конца. Мне это нравится в тебе. Кларк снова отчаялся: что самое удивительное, не смотря на то, что он был тем самым человеком в детективном агентстве, кто вытаскивал подозреваемых на чистую воду — сам был не хозяином своих эмоций. Илай молчит, опустив голову — а хочет ли он этого? Он сглотнул:   — Да, хочу. Но при одном условии.   — Каком же, милый?  — Ты умрёшь со мной. Наиб усмехнулся.   — Но тогда мы оба предначертим конец нашим судьбам.   — Допустим, что я верю в реинкарнацию² и в жизнь после смерти.  — Как удобно, Эли.   — Ради тебя я способен во что угодно поверить, Киран³. Я хочу быть с тобой. Прошу тебя. В тот же момент, наёмник выстрелил пророку в грудь. Мгновенная смерть, а боли —,,как укусил комарик". Наиб вытирает слезу.   — И как же я умудрился влюбиться в тебя? — Наиб смотрит на ночное небо Лондона, — В такого сумасброда-садиста-суицидника⁴. — Он швырнул револьвер в сторону трупа Эли, стараясь не смотреть на бездыханное тело любимого человека. — Мы обязательно встретимся. На следующее утро, из-за своего статуса, детектив мог пить кофе уже не в каких-то трущобах в Сохо, а в Пэлл-Мелле в красивом белоснежном особняке. Он, как и все остальные почетные гражданины, читал новости грядущего дня в ,,Лондон Таймз". Он уже пролистал где-то до середины, а кофе стал понемногу остывать. Но что-то его зацепило, будто бы прося прочитать сегодня газету до конца — хотя, на самом деле, у него достаточно работы в детективном агентстве. Он же, мать его, лучший детектив Лондона — Наиб Субедар!   — О, что новенького? — женский голос из неоткуда появился в столовой. Это была его невеста — Вера Наир, начинающий парфюмер.   — Да ничего, на самом деле: снова кто-то кого-то спонсирует, снова восхваления работы полиции с сотрудничеством частных детективов, снова сплетни о каких-то там актеров из ,,Золотой Розы". — он отпил ещё один глоток кофе, пока взор не устремился на левый угол 21 страницы.   — Ну и скука… Ничего интересного. Вот бы начали снова про тебя писать, — девушка хихикнула. — Помню, как я сначала ненавидела все связанное в газетах с тобой, а теперь все так развернулось… — девушка оглядела особняк и ринулась куда-то, что-то вспомнив. Наиб не сдвинулся с места. Он засмотрелся на отрывок с самоубийством очередного лондонского отшельника. Какой-то парень, лет примерно двадцати, опознан как детектив, что в прошлом работал в агентстве Бехамфиля — мистер Кларк — подтверждает полиция. Наиб внимательно прочитал ещё раз этот отрывок. Потом два раза, три: он не верил в это. Может, ему показалось? Спросонья с утра много что может показаться. Но протерев глаза ещё раз, допив кофе, и полностью сосредоточившись, он понял: всё-таки, это правда; правда, что кое-кто очень важный Субедару погиб. На красивом каменном памятнике оплакивала труп лишь одна персона, и это точно не тот самый известный детектив. Наиб весь прошлый день провёл в компании своей невесты и у него накопилось слишком много дел на работе, чтобы навестить Кларка. ,,Прости меня.''